Зелёные Созвездия

Земли, Воздух

Забываются в бесконечности.

Дети Индиго

Одинокими

Вечером, когда дети преспокойно

сидят за столом или на своих

скамеечках, является Оле-Лукойе.

Он обут в одни чулки и тихо-тихо

поднимается по лестнице;

потом осторожно приотворит дверь,

неслышно шагнёт в комнату

и слегка спрыснет детям в глаза молоком.

В руках у него маленькая спринцовка,

и молоко брызжет из неё

тоненькой-тоненькой струйкой.

Тогда веки у детей начинают слипаться,

и они уж не могут разглядеть Оле,

а он подкрадывается к ним сзади

и начинает легонько дуть им в затылки.

Г. Х. Андерсен

Оле-Лукойе

Главая Первая. Воздух

– Всё не слава богу, – хмурится мама, поглядывая куда-то вперёд. Мы уже в самолёте, который набрал высоту, возвращая меня на родину.

При подъёме я испытал лёгкую невесомость, как будто катался на карусели в парке аттракционов. Немного испугался, ведь летел впервые, но потом состояние стабилизировалось, пока мама не нахмурилась.

Нас поместили в небольшом отсеке прямо перед кабиной пилота, и когда в последний раз выходила стюардесса, мама случайно бросила взгляд в носовую часть самолёта.

– Что там? – хмурюсь я в ответ.

– Летим прямо в грозовой фронт. – Потом мама посмотрела на меня и внезапно растерялась, видимо, страх прильнул к моему лицу. – Ты не пугайся, если бы какой серьёзный грозовой фронт ожидался, пилотов бы предупредили и рейс отменили.

– Когда ты отправляла меня на яхте, тоже никакого фронта не ожидалось, – тихо произношу я, и мама было открывает рот, но оттуда не доносится ни звука. Крыть ей нечем.

Через минуту свет в иллюминаторах темнеет, самолёт входит в облачность. Опрятные стюардессы в фирменных костюмах снуют мимо нас и на их лица приклеены искусственные улыбки, по которым хочется вдарить кулаком. Я не улыбаюсь в ответ, тревога лишь нарастает.

Самолёт чуть тряхнуло, и одна из стюардесс засеменила в салон, чтобы успокоить людей. Только дверь в кабину пилота она закрыть забыла. А ведь по уставу, скорее всего, положено. А если не закрыла, значит, волнуется.

Свет мигнул. И потом из кабинки донёсся тихий голос одного из пилотов:

– Васька, что происходит? Из строя выходит уже третий прибор. Меня пугает такое совпадение.

Я вижу, как бледнеет мама. Она тревожно бегает глазами в поисках хоть одного человека из команды. Меня посещает нервная мысль, что если кораблекрушение я пережил, то авиакатастрофу – вряд ли. А потом ирония: меня спасли из моря, чтобы я разбился на самолёте. Вот весело! Обхохочешься, к чёрту!

И вдруг всё встаёт на свои места. Ничего этого нет. Ни самолёта, ни мамы, я всё ещё качаюсь на волнах и продолжаю галлюцинировать. Я даже начинаю слышать шум волн.

– Погоди, – произносит мама, не выдерживая. – Я на минутку.

Она выходит, оставив меня одного.

И тут всё начинается.

***

Сначала самолёт трясёт, а свет дрожит, как парализованный. Я сжимаю кулаки и шепчу про себя:

– Это лишь турбулентный поток, всего лишь поток.

В салоне раздаётся душераздирающий крик, и я застываю, раскрыв рот на полуслове. Опять ужас гнездится в сердце. За что же мне такая проклятая судьба?

Я должен подняться и… и что? Поговорить с Воздухом, как говорил с Морем? Но я всё же пытаюсь. И не могу. Тело будто приварили к каталке.

– Ээээээй! – кричу я.

И мне из салона вторят десятки голосов. Что-то определённо шло не так. А может иные просто боятся турбулентности, хотя последняя как-то затянулась…

Моя каталка подлетает в воздух и… не встаёт на место, а повисает в воздухе. А вот этого при турбулентности точно не бывает. В состоянии невесомости мой кабриолет поворачивается вертикально, что я оказываюсь почти в стоячем положении, и медленно плывёт по предбаннику, созданному для больных подобных мне.

Каталка разворачивается к кабине пилота, а позади визжит сонм пассажиров. Желание оглянуться пропадает сразу, как только я вижу это. В отличие от меня, пилоты не витают, а преспокойно сидят в кресле, направляя самолёт в центр тьмы. Та клубится в нескольких десятках метров от носовой части, словно клубы дыма горящей нефтяной фабрики.

Я закусываю губу, сжимаю трясущиеся кулаки. Потом кабинку сносит. Вот прямо в долю секунды, как будто её и не было. Пилоты разлетаются в разные стороны, с криками уносясь вниз. Я кричу вместе с ними. Холодные потоки воздуха рвут мои волосы, слепят глаза.

Во тьме что-то шевелится.

***

И наконец я вижу хотя бы часть Его. Два огонька, словно иллюминаторы самолёта, загораются внутри. Глаза. Тьма этого создания вгрызается в сердце, превращает мою кровь из красной в чёрную.