Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Эти странные 55

Год написания книги
2016
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
5 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

1976–1978 годы.

Работы у председателя правления колхоза было чрезвычайно много. Времени в сутках не хватало. Но производственные планы по отраслям и в целом по хозяйству со скрипом выполнялись. Хозяйство хвалили как в районных, так и в республиканских руководящих инстанциях. Случались командировки по 5–6 раз в году в разные города огромной страны. Колхоз получал медали ВДНХ (Выставки достижений народного хозяйства). На отдых времени не было совсем. Арика избрали депутатом сельского и районного Советов народных депутатов по должности, а не за заслуги.

Осенью 1976 года Арик женился. История романа практически отсутствовала. Причинно-следственная связь была очень простой: она забеременела – он женился. Все произошло от хронического цейтнота времени. Девушка жила в Риге в соседнем доме, и территориальная близость сыграла определяющую роль в этот период времени и жизни. Арик женился и, в качестве приданого, приобрел сына жены от ее первого брака. Мальчику было восемь лет.

Семья Арика была в шоке, поскольку жена была на два года старше его, не имела высшего образования, происходила из латышско-эстонско-белорусской семьи и имела ребенка. С точки зрения родителей Арика, хуже выбора быть не могло. Ближайший друг Гриша был такого же мнения. Он, кстати, после свадьбы заметно ограничил дружеские контакты с Ариком. На следующий год он уехал на постоянное место жительства в Израиль, и связь прервалась надолго. Не будем забывать, что это были годы жесточайшего тотального контроля государства за «сомнительным» еврейским населением страны. Родители Арика не только не пришли на свадьбу, но толком даже не поздравили молодоженов. В ЗАГС и ресторан была делегирована младшая сестра Арика, пришел и Гриша. Со стороны невесты присутствовала ее старшая сестра. Родители ее тоже не пришли. Семейная жизнь выглядела грустно уже с первого дня. Время бежало. В начале лета 1978 года у Арика родилась дочь Эстер (Ася). Арик назвал ее в честь своей покойной бабушки с маминой стороны.

В одну из пятниц апреля 1978 года в колхоз пожаловала крупная партийноправительственная делегация во главе с членом Политбюро ЦК КПСС, министром сельского хозяйства СССР Полянским Дмитрием Степановичем. С ним приехала большая свита московских и латвийских республиканских партийных и хозяйственных деятелей. Были Рудикс от ЦК КП Латвии и первый секретарь райкома Рижского района Тумов-Бекис. Все три сауны трудились с полной нагрузкой до конца субботы. Колхоз месяц готовился к приему этой делегации. Аврал был гигантский. Арик выбился из сил, но показал «товар лицом». И как выяснилось позднее, навредил себе тем самым изрядно. Утомленный длительной подробной экскурсией по хозяйству, обедом-банкетом, разморенный жаром лучшей сауны, член Политбюро – министр, сидя на пивном бочонке в холле бани, обратившись к Арику, устало сказал:

– Хватит тебе – молодому, энергичному, грамотному специалисту работать в тепличных латвийских условиях. Надо поднимать российскую глубинку и ее сельское хозяйство.

И, обращаясь к своему помощнику, произнес:

– Запиши его данные.

Никто из республиканского и районного хозяйства не произнес ни слова.

Арик, естественно, тоже промолчал, а про себя подумал:

– Протрезвеет – забудет.

Делегацию выпроводили через сутки после ее приезда. Жизнь вошла в обычную суматошную колею. Бухгалтерия сообщила о крупной «дыре» в бюджете колхоза, возникшей из-за показательного приема. Через два дня позвонила секретарь Рудикса и сказала: ей велели передать Арику, что тот с задачей по показу хозяйства и приему делегации справился успешно. Это была высокая оценка по чиновничьим меркам того времени.

Производство поглощало с головой. Учебный процесс в заочной аспирантуре почти остановился из-за резко отрицательного мнения супруги Арика на этот счет. Тем не менее, бывая в Москве в командировках, Арик обязательно заезжал в институт, посещал научную библиотеку, научного руководителя, ученого секретаря и максимально, насколько позволяла ситуация, пытался что-то делать по теме диссертации и сдаче кандидатского минимума.

Дочери исполнился год. Жена не работала. Взаимоотношения в «молодой» семье становились не самыми радужными. Родители Арика не жаловали его визитами к внучке и никогда не приглашали к себе его семью. Так за первый год жизни ребенка мама Арика нанесла им три коротких визита, и не для помощи, а для того, чтобы ее принимали как следует, с чаем. Отец Арика побывал под нажимом матери за год один раз. Арик запомнил это на всю жизнь.

Гром грянул в июле 1978 года. Арика вызвали в райком партии и ознакомили с правительственной телеграммой за подписью Полянского, в которой сообщалось, что Арик обязан в трехмесячный срок сдать дела и уехать на работу в Камчатскую область России на должность главного зоотехника зверосовхоза «Елизовский» с перспективой выдвижения. Для Арика это было значительное карьерное понижение, и вообще это ломало весь его жизненный уклад.

Когда Арик заявил секретарю райкома о своем нежелании ехать, Тумов-Бекис ответил:

– Все уже согласовано, Арон. Зря не упирайся. Если мне не веришь, обратись к Артуру Петровичу в ЦК. Ты лучше подумай, кого оставить за себя. Утвердим того, кого назовешь ты. Позвони мне, когда соберешься ехать. Что семья? Как дети? Да не психуй ты так! Страна одна. Конечно, я не хочу тебя отпускать. Как ты – редко кто так работает хорошо. Но мы – члены партии, а эта телеграмма – приказ. Пойми правильно. Квартиру в Риге забронируем по закону. И знаешь, надолго там не застревай. Отработай три года, как положено на Севере, и возвращайся. Разыщи меня, где бы я ни работал. Найду для тебя достойное дело. Будь здоров. Позвони оттуда и расскажи, как устроился на новом месте.

Звонок Арика к Рудиксу ничего не изменил. Тот сказал, что раз партийная дисциплина требует, надо просто подчиниться и выполнять. Потом повторил слова секретаря райкома, что в республике всегда Арику найдут достойное применение. С тяжелым сердцем Арик сообщил жене и родителям новость.

Родители восприняли ее без энтузиазма, но сразу поинтересовались, что будет с квартирой и как Арик собирается ею распорядиться на время своего отсутствия.

А вот дома был грандиозный, затяжной и совершенно безобразный скандал. По накалу страстей он перекрыл собой все предыдущие, не раз случавшиеся уже на первом году совместной жизни. Ехать жена отказалась и потребовала развода.

До конца августа Арик закончил дела в колхозе, представил начальству главного ветеринарного врача Густава Риекстиньша как своего преемника и съездил в Москву за приказом о назначении и переводе. В аспирантуре даже обрадовались тому, что их аспирант будет теперь работать в специализированном звероводческом хозяйстве и сможет закончить диссертацию в срок. Оформление пропуска в пограничную зону, каковой являлась Камчатская область, заняло неделю в ОВИР МВД республики. 6 сентября 1978 года Арик один вылетел на Камчатский полуостров из аэропорта «Домодедово» Москвы. Начиналась новая жизнь.

7 сентября 1978 года.

По дороге самолет произвел две посадки – в Новосибирске и Магадане. Весь перелет составил около 15 часов. В самолете было полно детей, и пассажирская загрузка борта была максимальной. Сильно пахло потом, перегаром, туалетом. Основную массу пассажиров составляли военнослужащие, рыбаки и родители с детьми, возвращающиеся к началу учебного года из длинных северных отпусков. Кормили синюшными небритыми курами, старыми яйцами с желтками фиолетового цвета, черствым хлебом, засохшим сыром и плохо пахнувшим кофе из пакетика – обычный советский сервис. Кстати говоря, позднее после одного из таких перелетов с Камчатки в центр страны Арик три дня лежал с пищевым отравлением. Но альтернативы «Аэрофлоту» с его ненавязчивым сервисом не было никакой, приходилось терпеть, мучиться, голодать или брать с собой домашнюю провизию, что опытные пассажиры и делали.

В аэропорт «Елизово» Арик прилетел в 15.30 следующего дня. Разница во времени с Москвой составила 9 часов. Рано садившееся солнце красиво освещало величественные вулканы «Авача» и «Коряка». Желтые, зеленые, красные листья низкорослого леса производили чудесное впечатление. Воздух был чистым, прозрачным и уже довольно прохладным. На земле поблескивали лужицы после недавнего дождя. По небу плыли кучевые облака. Дул средний ветер. Настроение Арика от этой картины улучшилось. Он с детства очень любил природу, особенно лес и воду.

Встречал Арика тогдашний директор совхоза Вилен Ильич Кублацкий. Это был 56-летний невысокий кривоногий человек с острыми скулами и глубоко посаженными глазами. Как потом выяснилось, Кублацкий был по национальности наполовину бурятом, отцом шестерых не очень благополучных детей, выпускником ВПШ (Высшей партийной школы – было такое странное идеологическое образование) и горьким запойным хроническим алкоголиком.

Арику выделили двухкомнатную малогабаритную квартиру, хотя по составу семьи ему была положена как минимум трехкомнатная. В доме жили, в основном, специалисты совхоза. Квартира пустовала после предыдущего главного зоотехника – женщины, проработавшей два года и уехавшей назад в Москву. Квартира требовала ремонта, и Арик сделал его сам за неделю после работы, выписав и оплатив материалы и краску через бухгалтерию из строительного цеха хозяйства.

Тот беспорядок, грязь и примитивное состояние производства, которые Арик увидел в совхозе, трудно описать. Достаточно упомянуть, что совхозу в 1978 году исполнилось 19 лет, но ни разу с его территории не вывозился навоз. Поэтому и запах стоял в округе ужасающий. Навоз был собран в терриконы, которые возвышались над зданиями хозяйства. Производственные постройки для содержания зверей – шеды – утопали в жидкой глине, свежем навозе, грязи. Работницы фермы в замызганной спецодежде – ватниках времен Второй мировой войны – с большим напряжением толкали животом, грудью и руками тяжеленные металлические тележки с кормом. Каждая такая тележка с грузом весила около 70 кг, а кормили зверей два раза в день! Дырявые резиновые шланги для поения протекали, и грязные ржавые поилки наполнялись частично. Половина технологического оборудования в кормокухне не работала из-за отсутствия запчастей, а службы снабжения и главного инженера их и не искали. Кормили зверей на 90 % рыбой, хотя рацион должен был состоять из 22 компонентов.

По объему, корма норкам тоже не хватало. Из 32 тонн ежедневного количества фактически выдавалось корма не более 25 тонн. Звери часто голодали. Ветеринарная служба совхоза во главе с главным ветврачом Олефиренко не помогала, а только мешала текущей работе. Годовые производственные планы все 19 лет не выполнялись. И ничего! Все спали спокойно! Совхоз числился в «планово-убыточных», была такая замечательная формулировка в социалистическом сельском хозяйстве. А директор все пил…

Арик с головой погрузился в работу без выходных и часто без обеда.

Его рабочий день начинался в 5 часов утра и заканчивался после 22 часов.

В совхозе работало около 600 человек, из которых 280 – непосредственно в подчинении Арика на звероферме. Ферма была большой. Количество поголовья зверей насчитывало до 124000 норок. От директора толку не было абсолютно никакого, а вот вреда – пожалуйста. Всегда с похмелья, совершенно не зная специфики производства, он постоянно влезал во все проблемы и пытался «руководить». Кроме раздражения, злости и ощущения полной безнадежности от этой бестолковой работы, у Арика не было больше никаких эмоций. Он начал требовать всего, что положено для постановки производственного цикла на современном уровне. Начались ежедневные нервные и затяжные конфликты со службами главного инженера, снабжения, ветеринарами, бухгалтерией, экономистами, со строителями и, наконец, с профкомом, защищавшим прогульщиков, пьяниц, нарушителей дисциплины.

Арик сразу стал плохим для всех, потому что требовал в работе качества, дисциплины, снабжения большим перечнем положенных в производстве вещей, ответственности ветеринаров за профилактику заболеваний, за своевременные прививки, болея за честность в показе цифр в бухгалтерских документах, за ремонт шедов, машин, оборудования по переработке кормов и так далее, и тому подобное.

Конечно, 19 лет люди работали ни шатко ни валко, а тут приехал какой-то жид, какой-то «хрен с бугра», как говорили об Арике, да стал «качать права»! Мыслимое ли дело! А работать в России не привыкли. Пьянствовать, тащить с работы все что под руку попадется, прогуливать без всяких последствий – это пожалуйста, а вот добросовестно трудиться – уж, извините, много чести будет!

Через три месяца после начала работы Арика на новом месте его жена, наконец, согласилась на переезд с детьми. Арик взял 10 дней отпуска за свой счет и вылетел в Ригу за семьей и багажом.

Июнь 1979 года.

План 1978 года с трудом удалось выполнить, но никто Арику спасибо не сказал.

Производственная обстановка в совхозе накалялась. Арик не шел на компромиссы в вопросах профилактики здоровья зверей, обеспечения всеми необходимыми кормами, ремонта помещений, машин и оборудования кормокухни, трудовой дисциплины. Внутри зоотехнической службы тоже было непросто.

Пожилые тетки-зоотехники, проработавшие в совхозе по многу лет, не хотели учиться и воспринимать новое. Во всем поддерживали директора и его прихлебателей, бегали жаловаться на Арика в местный комитет профсоюза. Противоборствующих лагерей не было. Просто по одну сторону оказался один Арик, по другую – все остальные специалисты.

Однажды, во время ручной разгрузки автомашин с рыбой, когда абсолютно все мужчины администрации принимали участие в ночной долгой, грязной, бесплатной тяжелой работе по переносу блоков с мороженым минтаем в морозильную камеру прифермского холодильника (вес брикета 33 кг), Арик попытался поговорить с директором во время перекура о сложившейся нездоровой ситуации. Они присели на холодные мокрые блоки с рыбой. Арик предложил директору ряд мер для улучшения обстановки. Тот затянулся несколько раз подряд, достал из кармана рабочей куртки плоскую фляжку со спиртом, молча отхлебнул из нее, не поморщившись, и тихо сказал:

– Михалыч, уезжал бы ты отсюда. Не сработались мы с тобой. Уж больно много ты требуешь от людей и от меня. Я не говорю, что ты неправ. Я уже сообщил в трест о том, что ты знающий специалист, но человек склочный, и нам тяжело работать вместе. Скоро из «Сахалинзверопрома» приедет комиссия и будет разбираться. А ты ищи работу: позвони в трест, они тоже помогут.

Арик этого не ожидал. Он полагал, что можно договориться и работать в одном ключе на благо общих производственных задач. И потом, куда идти-то? На полуострове только один зверосовхоз. Недавно приехали сюда, и снова семью срывать? Квартира служебная, детсад тоже. Все это придется оставить. Денег пока не заработал он никаких. Были одни только расходы на переезд и обустройство на новом месте. Северных 10 % надбавок набралось только две. Цены на Камчатке тогда были на 30–35 % выше чем в Москве абсолютно на все. Жена не работала. Двое маленьких детей. Его одной зарплаты катастрофически не хватало до каждой получки. Приходилось засаживать 5 соток совхозной земли картошкой и капустой, выращивать в крохотных пленочных тепличках лук, укроп, огурцы (помидоры под пленкой не вызревали). В построенных своими руками сараюшках надо было держать свиней на мясо и колбасу, кур, уток. Арик выкопал и отделал деревом погреб для картошки, овощей и домашних заготовок. На долгую зиму покупали и закладывали мешками морковь, свеклу. Сами собирали и запасали грибы, рябину на вино, бруснику, жимолость на варенье и повидло. Дома ставили по 10 коробок болгарских помидоров, вьетнамских консервированных ананасовых компотов, китайскую тушенку. Возле тепличек посажены были кусты крыжовника, черной и красной смородины и они тоже давали скудный урожай «витаминов» для девятимесячной камчатской зимы. Покупали и ставили в сарай бочонок соленой красной рыбы. Так жили все.

Зимой приходилось ходить к сараям на лыжах и, переехав свой засыпанный снегом забор поверху, откапывать дверь. После чего надо было кормить и чистить животных. К слову сказать, до приезда в поселок семьи Арика никто там не ставил пленочных теплиц, не выращивал овощей закрытого грунта и не сажал плодовые кусты. Жена Арика учила этому соседей. И что теперь?

Все бросать? Выбор был невелик. Договор с совхозом был «срочный», то есть минимум на три года. Расторгнуть его можно было только по согласию обеих сторон, или же он прерывался по экстраординарным причинам, которых не предвиделось. Арик рассказал дома о возникшей ситуации, но от жены не дождался ни сочувствия, ни каких-то проявлений солидарности. Она устроила очередной скандал с обвинениями в том, что он увез ее из Риги в «тьмутаракань», а теперь еще и сработаться не может. Вывод был один: Арик во всем виноват сам. Что было делать?

Арик решил держаться до окончания договора изо всех сил и окончательно замкнулся в себе, оставшись со своими проблемами один на один. Он продолжал работать по 10–12 часов в день без выходных и праздников. Продолжал настаивать на своих требованиях улучшения производственных технологических процессов.

Надо сказать, что уже год, с тех пор как он натолкнулся на стену неприятия директором его предложений, он регулярно подавал ему докладные записки через секретаря, оставляя себе копию с входящим номером и датой регистрации на ней. Для секретаря, пожилой и малограмотной Веры Афанасьевны Коваль, такая форма была внове, и она молча регистрировала рапорты Арика и ставила на копии штампик.

Беда пришла 7 июля. Утром на звероферме обнаружили около тысячи павших щенков норки. На следующие дни еще и еще. И так до 11 тысяч падежа! Областная ветеринарная станция установила причину эпидемии – «чума плотоядных», страшный бич зверохозяйств. Финансовый ущерб был колоссальным. О выполнении годового плана можно было не мечтать. Камчатская региональная ветслужба выдала официальный акт о результатах своего расследования причин происшествия. В акте были указаны практически все те же недостатки, о которых больше года твердил Арик. Он взял для себя копию акта с печатью.

После такой катастрофы прилетела большая комиссия треста «Сахалинзверопром», которому был подчинен совхоз. В ней были представлены руководители всех отраслевых служб: зоотехнической, ветеринарной, инженерной, планово-экономической, бухгалтерской, энергетической, кадровой, снабжения и так далее.

Началась фронтальная проверка хозяйства, длившаяся 10 дней. На 11-й день всю совхозную администрацию собрали в кабинете директора «для разбора полетов». Было душно и тесно. Привычный много и добросовестно работать, Арик никогда не занимался склоками, интригами и не дружил с кем-нибудь против кого-нибудь. Он всегда считал, что сплетнями и интригами занимаются только те, кому нечего делать на работе, или те, кто не хочет работать. Поэтому он наивно полагал, что вот сейчас комиссия установит, наконец-то, истину.

После прочтения вслух акта проверки деятельности совхоза и чрезвычайного происшествия – эпидемии, председатель комиссии генеральный директор треста Владимир Михайлович Калмыков начал по одному поднимать и опрашивать совхозных специалистов. Арик напряженно ждал своей очереди, но его не вызвали. Из выступления директора хозяйства Арик услышал, что во всех бедах виноват только он один, поскольку «не обеспечил, не добился, не учел, не отреагировал, не смог, не реализовал» и еще множество разных «не». Из чего следовало, что Арика нужно было от должности отстранить, уволить, вынести строгий выговор с занесением в учетную карточку по партийной линии и сообщить обо всем в Москву, в главк Минсельхоза. Ни больше, ни меньше.

После такого вывода в кабинете воцарилось общее молчание. Арик был обижен, оскорблен, растерян и обескуражен, однако почувствовал, что это еще только «нокдаун» и, чтобы не получить «нокаут», нужно было собраться и нанести свой сокрушающий удар. Но тут гендиректор Калмыков сказал:
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
5 из 7