Эти странные 55

– Ну, Губенко, что можешь сказать в свое оправдание? Все уже выступили, только ты молчишь почему-то, а ведь ты – главный виновник всего происшедшего. Я думаю, что выговорами и увольнением ты не отделаешься. Мы подадим на тебя документы в прокуратуру за нанесение крупного материального ущерба. Вот они с судом вместе и определят истинную степень твоей вины в деньгах и в годах заключения.

Арику стало плохо. Он взмок, руки задрожали, спазм гортани не давал говорить. Напрягшись, он встал и сдавленно сказал:

– Почему никто не упомянул об акте проверки областного ветеринарного управления и о 36-ти моих докладных, которые я подавал директору о грубых нарушениях в работе служб совхоза? О разгильдяйстве и невыполнении сидящими тут своих функциональных должностных обязанностей? О беспробудном пьянстве директора? О прогулах и воровстве? О голодании зверей из-за постоянной нехватки кормов? О преступной халатности главного ветеринарного врача и его службы, которая и привела к появлению инфекции и массовому падежу?

Члены комиссии стали переглядываться между собой, а руководитель ветеринарной службы треста Дмитрий Морозов что-то зашептал на ухо Калмыкову. Тот повернулся к директору и спросил:

– Вилен Ильич, о чем идет речь? О чем он говорит? Что за 36 докладных? Мы за 10 дней не видели никаких докладных. Акт областной ветслужбы был, а докладных не было!

Директор совхоза, сидя, сказал:

– Он все врет! Никаких докладных я не видел и не получал. Морозов обратился к Арику:

– Слушай, Арон, ты как отдавал свои писульки? Лично в руки Кублацкому? Арик ответил:

– Нет, только через секретаря и с регистрацией входящего номера.

Начальник управления кадров треста Сыромятова Нина Ивановна резко спросила:

– А секретарша здесь?

Из угла поднялась взлохмаченная и трясущаяся Вера Афанасьевна:

– Тут я, Нина Ивановна. Сыромятова приказала:

– Рассказывайте всю правду, Афанасьевна!

Та посмотрела на Кублацкого и очень тихо выдавила:

– Да, действительно, главный зоотехник часто приносил докладные записки по работе и лично по специалистам, а я эти бумаги отдавала директору.

Главный инженер треста Пономарев удивленно спросил:

– А где же они, Вилен Ильич? Ты нам их не показал. Или кто-то из коллег видел?

Члены комиссии дружно отказались. Тогда главный кадровик сказала:

– Ну-ка, Афанасьевна, принесите их сюда сейчас же! Где они? В сейфе, небось, прячете от чужих глаз подальше?

Секретарша в ужасе посмотрела на директора совхоза. Тот глядел в пол и никак не реагировал. Тогда секретарь сказала:

– Спросите, пожалуйста, об этом у самого директора. Но Сыромятова уперлась:

– Я вас спрашиваю, Вера Афанасьевна!

– Ну что я скажу? Директор отдал их мне и приказал сжечь все докладные зоотехника в первый же день вашего приезда. Ну, я и сожгла!

Возникла пауза. Нина Ивановна тихо спросила:

– Вера, а журнал регистрации входящей почты цел?

– Конечно, Нина Ивановна, там же вся почта за год, а не только внутренняя.

– Вот и хорошо, принесите сюда, – выдохнула Сыромятова.

Молчавший до сих пор заместитель генерального директора «Сахалинзверопрома» Петр Матвеевич Сытин сказал:

– Это ничего нам не даст, это будут номера и даты, да, может быть, тема докладной, а содержание мы не прочитаем.

Арик все еще стоял и чувствовал себя отвратительно. Напряжение не спадало, колени мелко дрожали, по спине стекал пот, лоб был холодным и липким, ладони мокрые.

Появилась секретарь и отдала Сыромятовой журнал. Та быстро пролистала его и сказала:

– Действительно, регистрация докладных есть и в большом количестве, но тем не зафиксировано, только номер, дата и от кого, то есть от Губенко.

– Что будем делать?

– Что-что, – произнес Калмыков. – Пусть директор нам расскажет, что в них было. Ильич, ты как, сможешь вспомнить хотя бы часть?

Кублацкий поднял голову, и в его глазах видна была только тоска по стакану.

Неожиданно он заявил:

– Не помню ничего. Может, читал, может, нет.

– А, так докладные все-таки были у тебя в руках, – то ли спросил, то ли констатировал Морозов.

– Да, задачка! – протянул главный бухгалтер треста Винокуров. Члены комиссии посмотрели на Арика, и Калмыков миролюбиво спросил, ударяя на первый слог:

– Ты-то сам помнишь, чего там корябал, пИсатель?

Арик молча пробрался между стульями и отдал Калмыкову картонную папку с тесемочками, на которой было написано: «Докладные. Копии. 1978-79 гг.».

– Так чего ты молчал? – заорал гендиректор.

– А вы не спрашивали, – ответил Арик.

Сыромятова что-то сказала Калмыкову. Тот в ответ кивнул. Нина Ивановна встала и сообщила:

– Для всех, кроме членов комиссии, объявляется перерыв на 2 часа.

Губенко, останься, будешь пояснять. Директору тоже остаться. Мы должны изучить копии. Давайте так, – сказала она членам комиссии. – Я перебираю докладные и раздаю их вам по службам. Смотрим, читаем, думаем, спрашиваем Губенко и Кублацкого. А через два часа подведем черту. Вы чего стоите тут все? Я же сказала, ровно на два часа все свободны, потом возвращайтесь.

Далее последовали два часа перекрестного допроса. Арик лаконично отвечал, а директор отмалчивался. На исходе первого часа Кублацкий, молча, встал, подошел к своему письменному столу, открыл левую дверцу, достал оттуда начатую бутылку водки, отхлебнул глоток прямо из горла и, молча же, возвратился на место. Члены комиссии выразительно переглянулись, а начальник службы снабжения и замдиректора треста Сытин с восхищением выдохнул:

– Ну, ты даешь, Ильич! При нас?

Остальные промолчали. За 20 минут до окончания перерыва Калмыков сказал: