Живой алмаз Шаданакара

2014 Сергей

Сергей проснулся, когда солнце сияло в зените. Голова не болела, но в горле пересохло и очень хотелось пить. Микола лежал не соседнем диване, он нервно ворочался и храпел так сильно, что казалось, звенит посуда на столе. Серьга подошел к витражной стене. Солнечный диск, проглядывающий сквозь мутное марево, глаз не слепил. Приоткрыв окно, он вдохнул влажный воздух и громко произнес:

– Все, хватит валяться в духоте, поехали на море. Думаю, время пришло. Микол, ты слышишь, вставай, кофе сделаю сам, а ты давай в душ, умывайся и в дорогу!

– Серег, ну что ты опять придумал? – пробормотав это, Мик перевернулся на другой бок и продолжил сон.

– Не гунди, вставай, надоело мне тут! Воздуха свежего хочу, да и тебе он не помешает. Посмотри на себя – небритый, опухший как бомж. Где мой Микола? Не вижу! Микола, ты где?

Мик неохотно повернулся и полежав еще несколько минут, не спеша двинулся в душ. Сергей же в это время принялся за уборку стола. Руки машинально мыли, натирали посуду, а голова окунулась в привычный мыслительный процесс. Иногда он и сам замечал, что созревание особо важного решения сопровождалось несколько истеричной деятельностью всего организма. Ему просто необходимо было что – то мыть, чистить, натирать, или, например, заняться спортом. Мозг не торопясь вырисовывал грандиозную схему нового масштабного проекта. Конечно, это были лишь первые наброски, но даже осмысление небольших деталей, вызывало в сердце настоящий ажиотаж.

Микола вышел из ванной совсем другим человеком – выбритый, бодрый, подтянутый.

– Море говоришь, я не против. Море, так море. А где обещанный кофе?

– Извини, заработался немного, сейчас заварю.

– Давай, а я пока пойду переоденусь и вещи соберу.

Когда Николай, а по-русски его имя звучало именно так, вернулся, дымящиеся чашечки стояли на столе. Сергей сидел рядом, рассеяно поглядывая по сторонам.

– Говори, вижу ведь, что – то задумал, рассказывай!

Сергей лишь улыбнулся в ответ и взял свою чашку со стола. – «Не спеши, Коля, не спеши» – так он называл друга в редкие моменты душевной благодати.

Тот, в ответ чуть поперхнувшись, еще раз переспросил:

– Что-то совсем удивительное?

– Не знаю, пока только собираю, посмотрим, что получится.

Дорога им предстояла довольно продолжительная, где – то около четырех часов. За рулем сидел Микола. Ехали, как ни странно легко, без пробок. Вылетев на загородное шоссе, Сергей совсем отключился от мелькавших за окном пейзажей и полностью ушел в себя, а Мик по привычке окунулся в постоянно преследовавшую его в последнее время, боль.

Субтропическая растительность Тайланда мало напоминала широкие просторы Украины. Ее золотые пшеничные поля, ее бездонное чистое небо, ее воздух, наполненный родным, непередаваемым запахом. Он часто вспоминал, как приезжал к бабушке в деревню под Луганском. Играл с местными ребятами в войну. Штаб у них был в посадке за селом, и они чумазые и загорелые с утра до вечера лазали по деревьям и прятались в переливчатых пшеничных морях. Теплый ветер обнимал сразу и снаружи , и внутри. Сухая дорожная пыль лучше всяких лекарств залечивала раны и ссадины. Бодро вышагивая по ней, в тени могучих деревьев, он много раз представлял себя то партизаном, то раненным танкистом, выходящим из окружения, то пехотинцем, бегущим в атаку. Кто бы мог подумать, что те, кого они считали своими врагами, очень скоро войдут в ранг освободителей. Как незаметно еще тогда, в его юности со средних классов, а сейчас, наверное, с детского сада стала вливаться в головы детворы одна незамысловатая мысль: «Россия – это враг, захватчик, оккупант!».

Прошло двадцать лет, детки растут и им даже не приходит в голову, что введенное им в мозг, не более чем хорошо организованный, лженаучный бред. Зачем что – то читать, проверять, искать истину. Сама мысль об этом выжигается из голов националистическим ажиотажем. Кому то очень нужно, что – бы истина осталась забитой и растоптанной внизу, под ногами. Кому – то очень нужно вырастить одну часть людского массива, воспитав ее должным образом, и направить, натравить на другую часть этого массива. Кому – то очень нужно было превратить в кровавое месиво одну часть страны, и запугать другую настолько, что те в безволии допустили возложение на себя полной ответственности за убийство первых. Глупо думать, что они не знали и не предполагали последствий майданных событий. Мало того, скорее всего именно это являлось их промежуточной целью.

Больно видеть, как твою родину безжалостно втискивают в жесткий фашистский сюртук. Больно видеть, что в кои – то годы, доставшаяся им, по большому счастью страна, на глазах раздиралась по живому, без обезболивания. Маленькая островная Галиция, сколько бы крови она не пролили, сколько бы злобы не фонтанировала, фактически не может удержать под собой огромный разнонациональный массив людей, по большей мере православных, обладающих определенной общностью, разъединить которую – дело неблагодарное, и рано или поздно, обреченное на провал. Сколько – бы не жгли и не взрывали храмов, вера в сердце от этого не угаснет, напротив, станет ярче и надрывнее. Русскоязычное единство не выжить двадцатью годами лжи. Не сломить, не забить битами, не сжечь заживо, как было в любимой Одессе. Русскоязычное единство глубоко в сердце, и не за горами тот день, когда оно сольет в едином порыве три истока единой Нации всего одной простой мыслью – А что нам делить? Один Бог, одна вера, одна земля – огромная, бесконечная – вся наша, живи и радуйся! Душа одна – одинаковая, и никто лучше нас друг друга не поймет. У захватчиков внутренний код другой, не совпадает. Они могут пытаться помочь, могут пробовать учить чему – то, но понять, войти в духовное состояние – никогда!

Родившись от одной матери и отца, прожив вместе много веков, куда ты убежишь друг от друга? Куда бежать, зачем, к кому, для чего? Кто нибудь сможет объяснить подобное хоть логикой, хоть душой? Думаю нет, никто, поэтому то и нагнетается национальная истерия, как наркотическое опьянение. Что разберешь в пьяном угаре.

А что касается Западенцев, их тоже можно понять. Внутренняя совместимость с Европой там гораздо ярче, теснее. Поэтому в том виде, в котором Украина есть сейчас, страна может сохраниться только в качестве федерального государства. Соединить разные по духу и культурному наследию части и стать мостом, объединяющим всю Новую Европу, от Лондона до Владивостока. Но такого результата панически не желают те, кто подпалил Майдан. Все знают, все видят, но специально, под заказ сжигают страну дотла. На пепелище попробуй, определи объем наворованного. Когда нажрутся суки! Хорошо, что мама с бабушкой в Крым успели уехать. Лежа ли бы сейчас в разгромленной хате, и похоронить по – человечески не смог бы!

– Микол, ты что молчишь? Все нормально? За два часа ни слова не сказал?

– Нормально, про Украину просто думаю.

– Опять, я ж тебя просил, не грузись, потерпи. Все устроится. Думаешь, мне не тошно? Это война. Такая сейчас методика захвата и порабощения! Ничего, я кое – что придумал. если повезет, и Украине поможем.

Девочки 2178

Леолет, в котором летели подруги, спокойно рассекал ночную мглу. Назир – супруг Йолы, сумел добыть секретный адрес научного института, чью работу последнее время курировала Кэрол. Больше пока не удалось узнать ничего. Девушки решили направиться именно туда. Иоланда сидела перед двумя мерцающими экранами. Один, прямо перед глазами выдавал поступающие файлы, другой в виде светящейся горизонтальной доски воссоздавал структуру изучаемого ею пространства. Лиза и Мерлин пытались было помочь, но получили четкие указания не мешать. Они тихонько переговаривались на разложенных сиденьях.

– Как Нелл, я видела твои и ее галограмы, за каких – то три месяца, она так вытянулась, так повзрослела – Лиз говорила, повернувшись лицом к Мер, но глаза ее были прикрыты.

– Она моя жизнь, мой воздух. Знаешь, без дочери я, наверное, не смогла бы выжить после пропажи Майкла.

– Никаких известей не поступало?

– Да нет, как всегда – полная пустота и неведение. Только дочь и работа спасают. Работа тоже моя жизнь, вторая жизнь. Она стала страстью, моим любовником, что впрочем, совсем не плохо. На рабочем месте я забываю обо всем, словно в транс вхожу. Мне нравится помогать людям, видеть счастье в глазах выживших и огромную благодарность в глазах родственников. Но больше всего мне нравится чувствовать грань, как будто я на носочках на краю бездны стою. Грань между жизнью и смертью, как пропасть без моста, дух захватывает от страха. А когда ты возвращаешь человека назад, у тебя за спиной невидимые крылья вырастают. Ты летишь над этой пропастью, летишь, грань не переходишь, но и вниз не падаешь. Хватит обо мне, ты про себя расскажи, что новенького?

– Да все хорошо, все как обычно. Устала я Мер, так устала. Как белка в колесе – бегу, бегу по кругу. Дом, работа, родители, муж… Такое ощущение, что изображение заклинило и оно повторяет один и тот же сюжет.

– Лиз, может тебе попробовать еще раз? Ты понимаешь о чем я.

– Я очень хочу детей Мер, так сильно, что это желание превращается в манию. Я могу часами мечтать о них! Девочка и мальчик, такие красивые, такие любимые, такие родные, я даже запах их чувствую – нежный, молочный. Но я боюсь, боюсь, очень боюсь! Никто меня трусихой никогда не называл, но здесь другое. Внутренний страх, глубинный – как твоя пропасть. Организм предупреждает – остановись, если опять случится плохое, ты не выдержишь, сломаешься. Вот так и живу, как ты на краю.

– Да, у каждого из нас своя пропасть. Я помогу тебе, Лиз! Не отчаивайся, ошибки не будет, обещаю. В крайнем случае, запру в клинике на девять месяцев, но выйдешь ты оттуда со своею мечтою на руках. Обещаю тебе, слышишь!

Лиза взяла руку Мерлин и прижала к своей щеке. Они улыбнулись друг другу легкой одинаковой улыбкой, одновременно закрыв глаза, как в детстве. Пришла тишина – темная, мягкая, сонная. Слышно было, как неуловимо сливается с ветром легкий шум моторов леолета. На полу танцевали блики от видеопорталов Йолы и огромной бело голубой луны. Казалось, само время остановилось, завороженное мерцающим танцем.

– Девочки! Кажется, я что – то нашла, нашла!

Взволнованная Иоланда, быстр – быстро перебирала пальцами по клавиатуре моделирующей доски.

– Да вставайте вы быстро!

Задремавшие подруги вскочили и с непонимающими глазами уставились на нее.

– Да не на меня смотрите, на экран! Я наложила друг на друга все изображения точки исчезновения. Все – и с космоса и с земли. Допустим, выбираем суточный временной интервал. Так, теперь с разных ракурсов пронизываем предположительное место исчезновение единой сеткой координат. Видите! Видите!

– Нет – изумленно ответили Мерлин и Лиз.

– Вот же туннель, вот – женщина прикоснулась к экрану, и определенное место на макете вспыхнуло голубым неоновым сиянием. Мерлин и Лиз переглянулись и уже с вопросом посмотрели на Иоланду.

– Туннелем называется участок в пространственно временной массе, который при наложении координатной сетки выдает отличающиеся от заданного графика показания, как будто что – то невидимое искривляет видимую поверхность, причем это прослеживается под любым углом, где – то меньше, где – то больше. Это означает, что там находится реальный физический объект, просто по каким – то причинам его никто не видит. В голографии туннель изображается как капля, которая упав в толщу воды, отражается до бесконечности и в окружающем пространстве, и в самой себе.

– То есть мы сможем проследить движение – начиная что – то понимать, воодушевленно переспросила Лиза.

– Да и не только, можно определить примерные размеры объекта.

– Хоть что – то уже определила – вступила Мерлин.

– Маршрут – да, размеры вот – вот должен вывести на экран программный помощник.

– Не томи, Йола! Говори! – Мер почти кричала.

– Сами как думаете?– устало улыбнулась Иоланда.