Живой алмаз Шаданакара

На самом верху, во внутреннем сиянии куполов, словно корона величавшая весь храм находился величественный образ Бога Отца – первой ипостаси Пречистой Иерархии Триединого Бога. Бог Отец – основа, живительный свет, вдохновенный источник творящей силы – все то благословенное, святое и великое, которое в высшем смысле, мы называем Отцом, и которое дает нам вечную жизнь. Бог Отец для христиан, Аллах для мусульман, Пуруша для буддистов, родитель пречистых Божественных сущностей – Брахмы, Шивы, Вишну и многих многих других. Его прекрасный облик трудно передать чем – то еще, кроме символа. Символом этим являлось Солнце – многокрылое, объединяющее в себе миллиарды других солнечных звезд – парящее и лучистое, как сама вечная жизнь. Символ огромный, многомерный, повторяющий в самом себе свое строение великое множество раз до единой точки. Световая вселенная, световой поток, как бы сужающийся или наоборот, расширяющийся из нее. Льющийся из куполов свет, проходя через блистающий символ, создавал вокруг него живой, более насыщенный золотом ореол. И когда молящиеся, взлетая вверх, попадали в его границы, они словно оказывались в невидимых, но так явственно ощущаемых Божественных руках. Пространство само держало, качая небесной волною в ливне звездно – золотого огня. И так было благословенно хорошо, так сладостно качаться ближе и ближе придвигаясь к источнику, что вместе со словами молитвы, очищающие слезы любви и веры, падали и падали из глаз вошедших.

Чуть ниже, так же по центру Храма, находился еще один Алтарь, посвященный второй Ипостаси Великой Триединой Иерархии – Святой Присно Деве Матери – олицетворяющей собою мировое женственное начало, то из чего все было создано. Благодатный Единый Творец пролил на нее свой свет, желание и силу. И сотворил миры и пространства, сотворил Богов, монад, людей и многих – многих других сущих. В ней всеобъемлющей и всеохватывающей заключено все.

Мировое женственное пространство не иллюзия, не перенесение человеческих категорий на план космический – а высшая духовная реальность. В Аримойе она была представлена в образе неиссякаемого, всезаключающего в себе источника. Живительной влагой, почти настоящей, очень похожей на земную воду, он бил, казалось, из неоткуда, и летящими волнами распространялся вокруг, то ли растворяясь в пространстве, то ли образуя это самое пространство. Аквамариновые, ярко голубые струи, пронизанные ниспадающими золотыми лучами, образовывали пространственно живой рисунок, словно дышащая парча. И тот кто касался, входил в круг живого пронизывающего моря, воистину ощущал, наполнялся силой Божественной Материнской Любви, всесобирающей и всеизливающей, всеобъемлющей и тут же сугубо индивидуальной, только твоей. Каждый видел свое. Многие, очень многие, также как Керол и Лиза – пресвятую царицу нашу небесную – Приснодеву Богородицу, идущую по блистающим волнам с маленьким Иисусом на руках. И белыми сказочными лилиями расцветало море под ее ногами. И падали цветы кружась сквозь толщи воздушной голубой влаги, и наконец, миновав ее, опускались все ниже и ниже, незаметно тая, словно снежинки. Кого – то, как Йолу и Мер, приветствовали совершенно другие женские образы, соответствующие их религиозному, чувственно – ориентированному восприятию, но все они исполнены были Величайшей, благодатнейшей материнской силы – единой и бесконечной, даже если и обладали внешними чертами чьей – то мамы, бабушки или сестры.

Еще ниже, ровно под первыми двумя, находился третий алтарь – последняя Ипостась Великой Троицы – обитель планетарного Логоса – Сына Божьего, Господа нашего Иисуса Христа – подобия Великого Всевышнего. Планетарный логос – одна из величайших Богорожденных монад – Божественный разум нашей брамфатуры – ее извечный хранитель и строитель. Как слово выражает говорящего, так и Великий Бог – Сын выражает собою действие и желание Единосущего Творца. Он воплощение веры вошедшей в наши души, воплощение самой жизни, тепла, согревающего и спасающего нас.

Переливающийся, танцующий миллиардами сверкающих, жемчужно – перламутровых искр – живой шар-цветок, медленно раскрывающийся и раскрывающийся в дыхании. Человеческими словами совершенно невозможно описать божественную суть высшего порядка, но этот образ наиболее полно передает нам внутреннюю суть Божественного Сына. Его алтарь – цветок, олицетворяющий саму жизнь, в ее полноте и частностях. Бесконечное Божественное начало, входящее и освещающее вездесущее бытие и рождающее великое чудо – первичный жизненный импульс. Этому чуду все мы, являющиеся его частицами, и поклоняемся.

Каждого вступившего в ореол царственного цветка переполняло могущественное ощущение всеобщего единения. Ты часть святого целого, ты образ Божий, наполненный его светом и любовью. Раскрывающиеся лепестки просвечивают тебя воздушно и незаметно, как лучи Солнца прозрачный материал. И каждая блистающая искорка вдруг становится чьей – то душой. Миллиарды их сотворенных Единым, величественных Богорожденных и таких же как ты сотворенных, одухотворенных, летают кружа пред взором вновь прибывших. Приветствуют, ликуют, наслаждаются твоим присоединением.

Может и там благодатный Логос имеет тысячу лиц, но перед нашими героинями, он предстал лишь в одном благословенном лике. Живой, изливаемый невообразимое тепло и счастье Иисус, ласково, по – братски, протянул каждой свою руку, а те, взявшись за нее, попали вдруг в само лоно пульсирующей центральной струи. Они просто растворились в ней, ощущая себя одновременно везде и всюду. Именно там пришло важнейшее осознание – Все – Есть Одно! Все – одно и тоже, части единого целого! Даже Величайшие Ипостаси – это различные проявления Единой Сущности вовне! То как открывается она миру, а не какою является в Себе!

Но проявления эти – реальны, столь же абсолютно реальны, как и пребывание в Себе! Не иллюзия, не аберрация сознания – а просто образ, сущий лик, созданный для того, что бы ты понял и принял Бога в себя! В себя!

Наши главные героини, переполненные случившимся счастьем, уже пролетевшие все алтари и коснувшиеся каждой Ипостаси, очутились вдруг в огромном пустынном зале, где не было ничего. Ничего, только свет и простор, как на вершине мира. Керол, Лиза, Йола и Мер стояли друг против друга. Ослепленные случившимся, они неподвижно долго возвращались в себя. Немая пауза, повисшая в воздухе, как вспышка запечатлела их, и подарила снимок вечности.

Темные волосы Мерлин лентой обвивала легчайшая бриллиантовая вуаль. Платье ее видоизменилось. Залитый еще божественным светом разум, создал что – то невыразимо сияющее, полупрозрачно – летящее, как белое небо расшитое звездами. Такие же звезды, только живые, похожие на цветы, дрожали на лбу и висках.

Напротив, находилась Лиза. Цвет ее одеяния напоминал аквамариновый, переливающийся тысячами зелено – голубых оттенков. Белокурые локоны, выбивающиеся из парящей накидки капюшона, развивались в дышащей пустоте. Тончайше нежное, созданное из множества воздушных складочек платье, было перехвачено золотистым перехлестывающимся поясом, изящно струящимся вместе с прядями волос. А длинный шлейф с едва заметным ореолом испаряющихся аквамариновых искр, образовывал вокруг фигуры сказочное свечение, не спеша исчезающее в пустоте.

Рядом, с правой стороны парила Иоланда. Царственная, прекрасная, загадочная – настоящая небесная жрица. Длинные волосы, уложенные в высокую прическу, ниспадающую полукругами сплетенных с звездным светом кос. Ажурное, дрожащее как иней на заре, кружево платья плотно облегало горделивый стан. Оно плавными серебристыми волнами устремлялось вниз и, дрожа словно мираж, благоухало реально видимым ароматом. Кружевной орнамент серебряных цветов, едва просвечиваемых на одухотворенном лице, делал образ цельным, ослепляющим.

Иоланда начала приходить в себя быстрее остальных и первой, кого она увидела пред собой, была Керол. Родные, любимые, до боли знакомые черты, непонятным образом проглядывали в величественном божественном образе. Лицо светилось внутренним духовным светом. Глаза еще были закрыты, но даже так ощущалась их невыносимая синева. Во лбу, в области межбровья, горел голубой сияющий камень – изящно отточенный и живой. Более мелкая россыпь его собратьев, дрожала на висках и в чуть приубранных вверх волосах, похожих на заплетенный ливень. Струящееся в немом воздухе платье выглядело совершенно необычным. Изящно очерчивая силуэт, оно оставляло ощущение стеклянного голубого дыма – одновременно легкое и светящееся, и тут же какое – то хрупкое, едино – выдутое, похожее на чарующий хрусталь. Переливающееся, зеркально дымчатое платье, создавало тающий ореол, похожий на ореолы других героинь, но чуть наполнение и ярче. От дыхания камни на висках и во лбу расцветали, очень напоминая розы, а в волосах мерцали, наполняясь невидимым огнем.

Обжигающий, чувственный океан тепла, земного тепла, заполнил Иоланду приливающими волнами, как чашу до полна. А затем прорвало, причем всех сразу. Осознание произошедшего пришло одновременно, и наполнило наших героинь таким взорвавшимся счастьем, что даже там, в заоблачных райских мирах, встреча переполненных радостью подруг мало чем отличалась от подобной встречи в Энрофе. Те же объятия, поцелуи, вскрики радости и восторга, пусть не такие громкие, более мысленные, световые, как всполохи чудесного сияния, но такие же настоящие и неуемные, как там, на Земле.

– Мои любимые! Мои родные! Спасибо! Спасибо! Неужели мы рядом! Мы вместе, наконец – то вместе! Все будет хорошо, очень хорошо!

Мысли струились, слетая с губ и кружась в пустоте. Объятья раскрывались чувственными всполохами. Но девочки прекрасно понимали друг друга. Язык ангелов и высших просветленных теперь стал доступен и им. Продолжалось это довольно долго. Наши героини совершенно не заметили появление сопровождавших ангелов, а те смотрели на происходящее с чувством усталости и некоторого сожаления, именно так как иногда глядят родители на неуемную радость расшалившихся детей. Но вдруг наступила тишина, настоящая тишина, ни света, ни звука, ни движения. Все само собою остановилось. Строй светлокрылых расступился и к женщинам подошел маленький, седовласый старец, обладающий внутренней неизмеримой мощью. Не подлетел, не появился, а именно подошел, чеканя шаг по невидимому полу.

– Приветствую взошедших, ликуя и любя – слова его громогласным эхом отразились повсюду. Эхом видимым, вспыхивающим горящими словами, и разбегающимся световыми волнами в бесконечности залы.

– Имя мое – Лоурен. Я ждал вас, девы жизни, и искренне приветствую вступление ваше в Благословенную Аримою!

Лоурен являлся верховным хранителем храмового портала. Аримойя – первый из миров, объединяющий все затомисы, словно огромный перевалочный пункт, принимала поднявшихся из разных метосистем, перемешивала их своей безграничной любовью, наполняла истинным братским единством, а затем уже, сквозь короткий мощный портал, направляла вверх, в Синклит Мира. Громогласный образ в котором он представал перед поднявшимися, в корне отличался от его истинной добродушной сути. Новичков это немного забавляло, но те кто служил с ним долгое время прекрасно понимали, что голос его и вид меняются только от того, что старец с нескрываемым восторгом пытается передать взошедшим бесконечное совершенство и силу этого мира.

Точно также вышло и с нашими героинями. Буквально через мгновенье, словно сняв с себя верхнюю одежду. Лоурен превратился в добрейшего, убеленного старца. Голос его стал мягким, лучистым, но слова, по – прежнему, сопровождались светящимися изображениями и всполохами. Должность свою он занимал очень давно. Аримойя покорила, пленила его сердце, запечатлела в себе. В нем почти сразу произошла метаморфоза, позволяющая подняться в Синклит Мира и дальше, в другие, уже трудно постижимые, Высшие Миры. Но Лоурен решил задержаться здесь, в предпоследней обители, еще немного напоминающей славный Энроф, и неразрывно связанной с ним. Выбранный им образ седовласого старичка, как нельзя лучше раскрывал духовную силу и внутреннюю красоту, соответствующую благодати этого места.

Каждый совершенный, добравшийся до Аримойи шел своим путем. Кто – то очень долго – слишком любимой была та религиозная тропа, по которой он сюда поднимался. Кто – то, в основном современники наших подруг, совершенно мимолетно. На земле уже произошло объединение, и разум людей будущего обогатился всеобщим ликующим братством. Но встречало всех одно – бесконечное, живое, сказочное чудо – благодатный мир Аримойи, так похожий на чувственный земной, но несказанно совершеннее и добрее. Мир единства и счастья, мир высшей любви, только здесь, еще немного напоминающей любовь Энрофа. И всех встречал он, добрый старичок, седовласый Отец, с величественным приветствием и обезоруживающей искренней улыбкой. Он же и провожал наверх, туда в блистающую бесконечность. Лоурен и сам не раз посещал Синклит Мира, дух его свободно перемещался туда и обратно, но вот подъем выше был уже невозможен.

После приветствия Лоурен коротко описал женщинам, предстоящую для выполнения задачу. Здесь, в Аримойе они пробудут недолго, ровно столько, сколько займет, предстоящая для поднятия в Синклит Мира трансформа. Там, в мире, объединяющем не только человеческие, но и многие другие монады, они в отличие от других, проявятся сразу в Святилище Божественного Алтаря – святилище Сияющего Камня Мира. Для чего это нужно, он и сам не знает. Знает только одно: когда – то, до предстоящего спуска в Энроф, та кто сейчас называет себя Каролиной, являлась верной жрицей Сияющего Камня, его оберегом и хранительницей. Камень, как духовный проводник, имеет свои порталы и прообразы во многих мирах, но там, в Синклите Мира, мощь его грандиозна и всеобъемлюща. Керол безусловно чувствует и сливается с Камнем даже сейчас, несмотря на то, что в данный момент ему служат другие. Поэтому за ней, словно за ключом, охотятся тени мрака. События случившиеся на Земле, несомненное тому подтверждение.

– Более я не могу ничего пояснить, но могу всем сердцем еще раз поприветствовать Вас, благодатные девы, в мире прекраснейшем из всего, что существует в данный момент в ваших мыслях. Прошу за мной, я покажу вам лоно истинного счастья!

Тут же стены дрожащего пустотой храма исчезли, и пред взором красавиц раскинулась завораживающая благодать.

Три пылающих солнца медленно уходили в закат, пронизывая мир вокруг струящимися пурпурно – золотыми лучами. Свет трепетал, дышал вместе со всем, что раскрывалось перед глазами. Да, солнца было три, и сияние их, трижды умноженное, в первые секунды покоряло своим совершенством. Но когда шок растаял, души девушек наполнила бьющая родничками радость. Все было так похоже на далекий земной Энроф, тот самый, откуда они прибыли. Все – зеленая шелковая трава, голубое переливающееся небо, легкий ветерок, играющий с шелестом, разговаривающей с тобой листвы. Повсюду такие же города, строения, величественные храмы Солнца Мира. Причем храмы, так же как на Земле находились на самых высоких точках естественных возвышенностей. Более совершенная, но все еще напоминающая прежнюю земную, эстетическая гармония природных ландшафтов и строительного творчества. Да что там, те же люди! Такая же межкультурная, разнонациональная симфония человеческих монад, проплывающих рядом. Пусть более совершенных, на несколько уровней превосходящих жителей Энрофа, но нигде, ни в одном мире до Аримойи, подобного визуального сходства не наблюдалось. Окружающее пространство светилось, многомерно раскрывалось, сияло приумноженным солнечным и одновременно рассеянным звездным светом. Этот свет проникал в глубь тебя самого, принося способность видеть все вокруг как – бы с двух ракурсов: снаружи и изнутри. Можно было слышать не только слова, но и мысли, обращенные к тебе, причем слышать не от совершенных ангелов или высших сущностей, а от таких же, как ты человеческих монад. Свет нес жизнь, реально видимую жизнь. Похожие на земные, электрические импульсы, словно эфирная кровь, пронизывали все сущее таинственным мерцанием.

Когда женщины вылетели из храма, на огромной открытой площадке их ожидали ангелы – путеводители вместе с Фредманом и Дугласом. Фредман здесь был не Фредман, а юный серебряный принц в мелких кудряшках. Лиза, Йола и Кер глубоко «вдохнули», удивленные его преображением. Нет, они его, конечно, узнали. Что – то привычное, научно – занудное осталось в новом выражении лица. Но то другое, наполнявшее теперешний облик – наивное и по – земному милое, сразило наповал. Его хотелось целовать, гладить и тискать, будто неугомонного котенка. А Мерлин, уже привыкшая к милашке Цукерману, внимательно вглядывалась в Дугласа. Тот напротив, практически не изменился, может – быть посветлел, бегущим блеском Аримойи, и стал заметно выше. Корона сияющая в головах каждого присутствующего, у Дугласа горела тоненьким золотым венцом, неброско поблескивающим в струящихся волнах волос.

– Что с вами случилось, Ван? – спросила Мер, подлетев поближе.

– Все хорошо, вы рядом, ваша прекрасная Керол теперь с нами, все хорошо»! Он не задумываясь, протянул к ее рукам свои открытые по локоть кольчугой руки, но тут же замешкавшись, попытался их убрать. Мери заметила, что они были плотно обтянуты то ли тканью, то ли живой субстанцией, очень похожей на кожу перчаток – тончайшую и по – видимому исцеляющую.

– Это что, новая деталь образа. Были бы стальные, да еще шлем вместо короны – и вы настоящий средневековый рыцарь

– Да – Дуглас лучезарно улыбнулся в ответ.

– И в правду очень похоже!

– Ах, Дуглас, какой вы стали – восхищенно прошептала мыслями, пораженная Лиза. Остальные героини также переключили свое внимание на Вана. Тонкий переплет легкой металлической кольчуги, блестящей множеством огоньков, придавал его образу утонченность и мужественность. Нельзя было не заметить мощнейшую внутреннюю силу, исходившую от каждой клеточки его новоявленного естества.

– Да, Дуглас, вы удивили не меньше Фредмана, такая мощь! – задумчиво констатировала Иоланда.

– Сударыни, прошу вас, переключите свое внимание – громко отреагировал Ван.

– Пред вами чудесный родной мир, а вы разглядываете давно знакомое.

Он переместился ближе к обрамляющей террасу колоннаде, и указал вниз взмахом руки. Стоя возле входа, девушки могли видеть Аримойю лишь с одной стороны, убегающей в небеса. Но очутившись рядом с Ваном, чарующая картина заполнила их целиком. Ниспадающая вниз, огромная, широкая, белоснежная лестница, словно ажурный винт соединяла переливающиеся плавно друг в друга уровни пространства. Расцвеченное царственным тройным закатом небо, тонуло в цветущих оазисах жизни, бьющих повсюду: в раздольных пологих долинах, спускающихся каскадом в необъятную глубину, в сверкающих, усыпанных огнями городах, находящихся чуть выше, и даже здесь, прямо перед глазами, в летающих обетованных островах, увитых мерцающей листвой. Ветер доносил счастливый детский смех вместе с обрывками мыслей и прекраснейшей благоуханной музыкой. Женщины замерли, сраженные совершенно. Они видели сразу единое общее воплощение жизни, и одновременно множество ее совокупных частностей. Как распускается цветок, и прозрачно горячая энергия бежит по его венам. Как блистающий в уходящих лучах ручеек, шепчется с отполированным зеркальным камнем. Как красивая пара, весело танцующая в окружении других, ласково касается друг друга взглядами. Все это было видно так близко, будто ты находился со всеми объектами рядом, лицом к лицу.

Изумленные леди довольно долго наблюдали за происходящим, не в силах произнести ни звука. Наконец, они стали приходить в себя, бросая друг другу короткую светофразу:

– Совершенство, это же совершенство!

Молчала одна Мер. Она будто вглядывалась во что – то далекое, нереальное, и вдруг сорвалась вниз, полетев так бесстрашно, так быстро, что даже ангелы, стоявшие в сторонке, не сразу среагировали. Первым за нею бросился Дуглас, затем несколько огнекрылых стражников, а затем уже и наши героини, в окружении остальных крылатых охранников. Полет был таким быстрым, что звуки сливались в нарастающий свист, но Мер по-прежнему удалялась, мелькая далеко впереди.

Все существо ее безудержно рвалось к любимому образу, который словно вспышка появился пред нею вместе с другими видами Аримойи.

–Майкл, Майкл, Майкл… – это он! Он танцевал там внизу! Я слышу его музыку! Вот, вот тот самый сад! Майкл!

Пронзительный крик, словно молния разрезал небо, и заставил, кружащиеся в полете пары остановиться. Группа удивленных, улыбающихся людей, плавно расступилась, и как – то само собою прямо перед ее глазами, оказались его, почти не изменившиеся глаза. Они смотрели друг на друга, целую вечность, купаясь в нежных воспоминаниях земной любви.

– Мери, родная, это ты? Как я соскучился!

Пальцы его медленно скользили по ее дрожащему лицу.

– Я не мог ничего сделать. Видел как ты страдаешь, как плачешь по ночам, а затем связь прервалась. Новая реальность затянула, выключила твой образ. Так делают специально, что – бы боль не мешала подъему души. Только дочка, наша дочка приходила в далеких снах, она так похожа на меня? Правда? Образ твой вернулся здесь, в Аримойе, вернулся совсем без боли, здесь ее нет!

Они разговаривали мыслями. Остальные ничего не слышали. Вновь заиграла музыка, и остановившиеся пары принялись танцевать. Но от основной группы отделилась одна осиротевшая фигура, и тихо зависла неподалеку, в стороне.

– Я так долго искала тебя! Я так хотела увидеть тебя, почувствовать твои руки, услышать биение сердца!

Произнося это, Мерлин нежно прижималась щекой, к скользящей по ней, ладони Майкла. Своим дыханием она целовала его пальцы.

– Неужели мы вместе, неужели мы снова вместе?

– Я всегда был рядом, я знаю, даже когда твой образ исчез, я был рядом с тобою! Мери немного оторвавшись от его рук, заметила ожидающую в стороне девушку, и удивленно вопросительно посмотрела в родные бирюзовые глаза.