Лорд и леди Шервуда. Том 1

Итак, Джон махнул на них рукой, оставалось распределить, кто чем будет занят на предстоящем состязании. Робин предложил Скарлету и Статли самим решить, кто из них примет вместе с ним участие в турнире лучников, а кто с несколькими стрелками обеспечит безопасность, смешавшись со зрителями. И тот и другой были отличными лучниками, каждый из них хотел принять участие в состязании наравне с лордом Шервуда, и оба были хорошо знакомы ноттингемской страже, поэтому любому пришлось бы менять обличье, как и самому Робину. Устав спорить, они бросили жребий, и Статли выпало участвовать в турнире, а Скарлету – следить за обстановкой и в случае опасности поднять в толпе суматоху, пользуясь которой, вольные стрелки отступили бы под прикрытие леса.

Договорившись обо всем и еще раз до мелочей обсудив все свои возможные действия, лорд Шервуда и его друзья стали собираться в путь. Но прежде чем отправиться в дорогу, Робин не отказал себе в удовольствии написать письмо, которое впоследствии привело Гая Гисборна в такую ярость. Впрочем, о том, что произошло, после того как он ушел от посланных в погоню ратников и вернулся в Шервуд, Робин узнал только через несколько дней.

А вечером этого дня он был крайне недоволен собой и укорял себя в том, что пошел на поводу у собственной слабости. Иного слова для неодолимого влечения к Марианне Робин найти не мог. Да и как еще можно было назвать порыв, вызванный всего лишь запахом листика имбирного стебля? Запахом, исходившим от ее волос, который так глубоко прятался в его памяти, что он и не подозревал о существовании еще и такой незримой нити, связавшей его с Марианной! И вдобавок ко всему смелые догадки Статли, которые он сам и подтвердил.

Он настолько утратил власть над собой из-за встречи с Марианной, что позволил другому читать в его сердце и тем самым невольно подставил под удар ту, которую оберегал сам и приказал беречь остальным. Конечно, опасности нет: Статли будет молчать о том, что узнал. И природа проницательности, которую проявил Статли, была Робину понятна. Друг сам был влюблен, и Робин знал, в кого. Он мог бы отплатить Статли той же монетой, поскольку тот был уверен, что его влюбленность – тайна для всего Шервуда, и в особенности для Робина. Но зачем ему смущать Статли? Тот ведь не ожидал, что угадает так верно, а Робину и гадать не о чем. Но своими словами друг оказал ему плохую услугу: Робину вдруг стало не под силу справиться с тем, что творилось в его душе, словно вопросы Статли сняли камень, закрывавший родник, и тот забил с такой силой, что его уже было не остановить. Проведя ночь без сна, так и не сладив с собой, Робин отправился к священнику, с которым был дружен не он один в Шервуде и который добровольно возложил на себя обязанности духовного пастыря вольного леса.

Эта дружба началась необычно – с довольно яростной стычки между священником и Виллом Скарлетом. Конечно, если бы Скарлет всерьез пустил в дело меч, то одним из служителей церкви стало бы меньше. Но священник не был так же сдержан и едва не раскроил дубиной голову Виллу, который всего лишь хотел попросить его окрестить новорожденного сына Кэтрин и Джона, но на всякий случай вынул из ножен меч прямо на глазах у священника. Возникшее недоразумение быстро разрешилось, священник согласился провести обряд крещения и стал частым гостем в Шервуде, а вольные стрелки – в церкви, где он служил.

Увидев лорда Шервуда, священник просиял и широко раскинул руки.

– Ба! Вот это гость у меня сегодня! Приехал по делу, Робин, или просто решил меня проведать?

– По делу, – улыбнулся Робин, садясь на скамью, и, сняв с плеча ремень тяжелого колчана, положил его рядом.

Отец Тук тем временем успел принести пару кубков и кувшин с вином.

– Что же за дело тебя привело? – спросил он, разливая вино по кубкам. – Хотя никакое дело не может быть помехой глотку хорошего вина в компании доброго друга!

Отец Тук повернулся к Робину, чтобы протянуть ему кубок, но заметил что-то непривычное в глазах лорда Шервуда, отчего, так и не передав Робину кубок, опустился на скамью рядом.

– Ну говори, – предложил он, не сводя встревоженных глаз с лорда Шервуда, который выглядел очень усталым, и не телом, а душой. – Да все ли живы и здоровы? Неужели кто-то получил рану и настолько плох, что его необходимо срочно исповедовать?

– Да, – одними уголками губ усмехнулся Робин и, встретившись взглядом с отцом Туком, признался: – Меня, святой отец. Я нуждаюсь в исповеди.

Отец Тук окинул Робина недоверчивым взглядом и медленно поднес кубок к губам.

– Решил пошутить надо мной?

Робин покачал головой.

– Нет, святой отец, мне не до шуток.

Встревожившись еще больше, отец Тук поставил так и нетронутый кубок на скамью и внимательно посмотрел на лорда Шервуда.

– Тогда начинай, сын мой, – тихо предложил он. – Говори, что тяготит твою душу.

И Робин, глядя перед собой, негромким ровным голосом начал говорить. По мере того как продолжалась его исповедь, голос Робина менялся, а на лице священника отразилась целая радуга чувств: сначала удивление, потом понимание, а в самом конце лицо отца Тука приняло выражение глубокой печали.

– Надо же! – отозвался он тяжелым вздохом, когда исповедь лорда Шервуда закончилась, и сокрушенно покрутил головой. – А я ведь, как все в твоем Шервуде, был уверен в том, что любовь к женщине не занимает тебя. Такая любовь! Оказывается, ошибался. Хотя что тут удивительного? Она и впрямь замечательная девушка, редкостная по красоте и облика, и души.

Услышав эти слова, Робин удивленно приподнял бровь.

– Ты говоришь так, словно в точности знаешь, о ком шла речь. А ведь я не назвал тебе имени!

– Да, имени ты не назвал, – с грустью усмехнулся отец Тук, – но в остальном описал так красочно, что невозможно было не узнать. Она моя духовная дочь, Робин, так что мне не составило труда понять, о ком ты говорил.

Он повернул голову к Робину и, встретив его настойчивый, вопросительный взгляд, едва заметно пожал плечами.

– Ты ждешь от меня каких-то слов? Каких, Робин? Мне надо еще раз сказать, как называется чувство, которое родилось в твоем сердце?

– Нет, – покачал головой Робин, по-прежнему не сводя глаз с отца Тука. – Я уже сам и давно понял, как его следует называть. Подскажи, что мне с ним делать, святой отец.

Священник возвел глаза к сводам церкви и долго молчал, размышляя над ответом.

– Если оно докучает тебе и слишком сильно занимает твой ум в ущерб остальному, вырви его как сорняк с поля, – наконец сказал он.

– А если нет? – быстро спросил Робин.

– Если нет… – отец Тук снисходительно усмехнулся. – Тогда зачем ты сегодня пришел ко мне и почему твоя душа возжелала исповеди?

Слегка сощурив глаза, Робин неотрывно смотрел на отца Тука, и тот даже немного отодвинулся под таким взглядом и предостерегающе покачал головой.

– Нет, сын мой! Ведь ты не всерьез?

Робин промолчал, и отец Тук, придя от его выразительного молчания в сильное душевное волнение, всплеснул руками.

– Не смей и думать о таком!

– Почему? – тихо спросил Робин.

– Почему?! – повторил отец Тук. – Вспомни, кто она и кто ты! Какой исход может быть у твоей любви? Не хочешь следовать совету, который я тебе дал, прими другой: лелей свое чувство подобно тому, как рыцарь Христа хранит в сердце благоговейную любовь к Пречистой Деве. На большее ты не вправе рассчитывать.

Выслушав отца Тука, Робин долго размышлял, склонив голову, разглядывая носки собственных сапог. Священник немного повеселел и, желая развеселить Робина, почти насильно втиснул ему в ладони кубок с вином и поднес к губам свой. Отец Тук пил вино, наблюдая за лордом Шервуда, а тот продолжал хранить молчание, все так же склонив голову. Наконец Робин очнулся, глубоко вздохнул, выпрямился и, заметив в руках кубок, не притронувшись, отставил его на скамью.

– Ты говоришь так потому, что уверен: она отвергнет меня, если я открою ей свое сердце?

Услышав этот вопрос, отец Тук поперхнулся вином и едва не рассмеялся. От кого-кого, но только не от лорда Шервуда он мог ожидать подобных слов, зная, что Робину стоило повести ласковым взглядом в сторону любой женщины, чтобы та мгновенно забыла о существовании на свете других мужчин. Но вдумавшись в то, о чем спросил Робин, священник едва не выронил кубок.

– Ты что, собираешься искать ее благосклонности?

Робин повернул к нему голову и абсолютно серьезно ответил:

– Да, собираюсь. А почему бы нет?

Не сводя с него все еще недоверчивых глаз, отец Тук очень неодобрительно покачал головой.

– Почему? – повторил Робин. – Ее сердце кем-то занято?

– Откуда мне знать? – сердито буркнул отец Тук.

– Кому же знать, как не тебе, – усмехнулся Робин, не сводя со священника настойчивого взгляда, – ты ведь ее духовный отец. Так занято или нет?

– Робин, ты сейчас пытаешься склонить меня к нарушению тайны исповеди! – еще более сердитым тоном воскликнул отец Тук.

– Одно слово: да или нет? – тихо спросил Робин, сузив глаза, не позволяя отцу Туку отвести взгляд.

– Нет, – сдался священник, – ее сердце свободно, и больше я тебе ничего не скажу!