Лорд и леди Шервуда. Том 1

– Такая девушка в Средних землях только одна! Неужели это и вправду леди…

Робин закрыл ладонью ее рот, прежде чем она успела назвать имя.

Она подала ему завтрак, не спрашивая, приедет ли он к ней снова хотя бы однажды, и проводила его – ласковая, приветливая и сдержанная. Настоящая дочь датского конунга! Ему всегда везло с подружками.

Когда лес сомкнулся у него за спиной, и он ехал по Шервуду, возвращаясь к себе домой, его душа была схожа с лугом, который он миновал по пути, – ровная, холодная и заснеженная однообразная равнина, взгляд по которой скользил, не находя, на чем остановиться. Пусть так, но он вернул себе самообладание и власть над собой. Намеренно, чтобы проверить собственные силы, он оживил воспоминание о Марианне на турнире, и его сердце не ускорило биения. И сами воспоминания поблекли, утратили яркость, как будто превратились в подобие старого вытертого гобелена. Собрав с сосновой ветви снег, Робин скатал снежок и задумчиво прикусил его. Все останется по-прежнему, как было до рокового дня, когда он неосторожно размял листок имбиря. Больше этот запах его не взволнует.

В таком ровном обледенелом оцепенении он прожил остаток зимы.

Глава пятая

Весна пришла рано. Еще только середина февраля, а снег уже растаял. Воздух ласков и свеж, пропитан горьковатым запахом влажной коры. На пригорках, пригретых солнцем, из-под прошлогодней листвы пробивались первые зеленые щеточки травы. Лес медленно просыпался от зимнего сна, оживал от тишины птичьим гомоном, который пока не грянул в полную силу.

Привстав в стременах, Марианна надломила тонкую веточку и почувствовала через нее пробуждение весенних сил земли. Гладкая кожица коры стала упругой и с трудом поддалась пальцам. Прикусив надломанный кончик, Марианна ощутила на губах терпкий вкус древесного сока.

Нетерпеливое ржание Воина вывело ее из задумчивости. Вороной, выгнув шею, грыз удила и приплясывал, прося вольного, быстрого галопа. Марианна потрепала его по шее и спешилась. Взяв коня под уздцы, она пошла по тропинке к церкви, укромно прятавшейся в прозрачной рощице недалеко от дороги. Привязав коня, она вошла внутрь.

В церкви было тихо и пустынно. Лишь перед алтарем невысокий коренастый священник зажигал свечи. Услышав легкие шаги, он обернулся, и его лицо – слишком мужественное для мирного служителя церкви – осветилось широкой улыбкой. Оставив свое занятие, он стремительно пошел навстречу Марианне.

– Здравствуй, дочь моя!

Марианна перекрестилась и, преклонив колено, поцеловала протянутую ей крепкую руку.

– Давно ты не исповедовалась отцу Туку! Я почти решил, что епископ Гесберт занял мое место в твоем сердце!

– Вот уж нет! Мы никак не можем поладить с ним! – рассмеялась Марианна. – Он даже вспомнил мне историю с рунами, когда не знал, в чем еще обвинить.

– А ты выбросила руны? – в тон ей спросил отец Тук, хитро прищурившись.

– Конечно нет! – пожала она плечами. – И всегда буду признательна Клэр за то, что она стащила их у аббатисы прежде, чем они попали в огонь. Руны остались мне от матери, и это все-таки руны – с ними нельзя поступать подобным образом!

– Но ты не стала радовать епископа признанием в том, что спасла монастырь от кары древних богов?

– Боюсь, он чересчур бы обрадовался и захотел бы меня отблагодарить! – улыбнулась Марианна, но ее улыбку тут же стерло хмурое облачко, набежавшее на лицо. – К тому же, пусть они только двоюродные братья, но своим обликом епископ постоянно напоминает мне Роджера Лончема.

Отец Тук внимательно посмотрел на нее.

– Так кузен лорда Гесберта до сих пор не оставил тебя в покое? Сколько раз ты ему отказала?

– Три раза, – мрачно ответила Марианна. – Последний раз – две недели назад, причем он вынудил меня дополнить отказ предложением покинуть Фледстан и приказать ратникам сопроводить его вместе со свитой до ворот.

– О! – отец Тук неодобрительно покачал головой. – Ты выставила его за порог? Весьма неосмотрительно с твоей стороны! Он не прощает подобного обхождения.

– Всего лишь попросила не докучать мне больше, – уклончиво ответила Марианна, прекрасно понимавшая, что нажила себе врага в лице Роджера Лончема.

Отец Тук сокрушенно вздохнул.

– И никак нельзя было сдержаться, потерпеть, пока бы он не уехал по собственной воле? Тебе и впрямь пора исповедоваться! Присаживайся, дочь моя, и рассказывай все по порядку.

Он ласково усадил Марианну на скамью и сам сел напротив, приготовившись слушать ее.

– С самого первого дня нашего знакомства я дала ему понять, чтобы он не строил на мой счет абсолютно никаких планов! – начала Марианна, потупив взгляд и напряженно стиснув руки. – Мне казалось, что после неудачи на турнире, когда он с таким бахвальством вознамерился увенчать меня короной королевы любви и красоты, а сам вылетел из седла от копья Гая, Лончем оставит свои домогательства. Я полагала, у него хватит деликатности понять, что его замыслы безнадежны. Но я заблуждалась: деликатности в нем нет ни на пенни!

– Признайся, ты подговорила Гая Гисборна выступить на том турнире против Лончема? – проницательно спросил отец Тук, глядя на ее склоненную голову.

– Это так очевидно? – смущенно пробормотала Марианна.

– Более чем! – усмехнулся отец Тук. – Сэр Гай слишком благоразумен, чтобы просто так встать на пути столь могущественного лорда, как Роджер Лончем. Но все графство знает, что один твой взгляд заставит Гисборна сделать все, что тебе угодно. Так что же произошло потом?

– Потом Лончем, быстро оправившись от стыда поражения, принялся изводить меня ухаживаниями и многозначительными намеками на свое могущество и положение при дворе. Видя, что на меня его посулы не произвели впечатления, он, естественно, обратился к моему отцу.

– Представляю! – хмыкнул отец Тук. – И уже сэр Гилберт оказался в затруднительном положении.

– О, отец проявил недюжинные способности в дипломатии! – улыбнулась Марианна. – Он горячо поблагодарил Лончема за оказанную честь, после чего посетовал на свой преклонный возраст, в котором так нужна дочерняя забота! Повинился в эгоизме, по причине которого удерживает меня в Ноттингемшире. Меня же отец описал как застенчивую провинциалку, которая мечтает только об одном: вести сельскую жизнь, заниматься хозяйством, в общем, делать все, лишь бы не оказаться при дворе, где в первый же день умрет от смущения.

– И ты хочешь сказать, что Лончем поверил ему?

– Нет, конечно. Но что он мог сделать? Не будь он так одержим желанием заполучить меня в свою постель, может быть, и проявил бы благоразумие.

– Марианна! – воскликнул шокированный священник и, не выдержав, расхохотался. – Что за слова для невинной девицы?! Не в монастыре же тебя научили подобным речам?

Марианна невольно улыбнулась в ответ, шаловливо прикусив губу.

– Увы, Лончем тоже оказался дипломатом: он искусно выудил из отца слово в том, что отец не станет препятствовать моему собственному выбору супруга.

– И сэру Роджеру оставалось одно: заставить тебя сделать так, чтобы этот выбор пал на него. С тех пор он объявил тебя в осаде по всем правилам военного искусства?

– И приступом пошел на штурм! Принц призывал его к своей особе – он уезжал. Надобность в нем отпадала – он возвращался. Преследование меня стоило ему, наверное, целой конюшни: не представляю, сколько лошадей он загнал между столицей и Средними землями! Наверное, конюшня опустела, и от посулов и уговоров он перешел к угрозам.

Марианна замолчала. Ее лицо стало таким печальным, что отец Тук поспешил обнять ее и успокаивающе погладил по светловолосой голове.

– Так что же между вами произошло? Почему ты пошла на такую заведомую неосторожность, выставив его из Фледстана?

Вздохнув, Марианна продолжила невеселое повествование:

– Он объявился у ворот Фледстана, когда отца не было в замке, и мне как хозяйке пришлось самой принимать его. Разумнее было сразу не впускать его во Фледстан, но это я поняла уже после. За обедом он говорил мне всякие скабрезности, считая их, наверное, образчиками куртуазности. А после обеда потребовал – не попросил, заметьте, святой отец! – чтобы я развлекла его пением. Ах, он так любит слушать мой чарующий голос, когда я пою!

Марианна передразнила Лончема, как птица-пересмешница, но потом ее голос повысился и зазвенел от гнева:

– Видели бы вы, сколько торжества было в его глазах! Он наслаждался положением гостя, перед которым я была вынуждена выполнять долг хозяйки.

– И воспользовавшись тем, что ты была одна и без защиты сэра Гилберта, он осмелился распустить руки, – догадался отец Тук.

По выражению лица Марианны священник понял, что в ее памяти ожили события того злополучного дня, когда она решила, что лучше получить в лице Лончема врага, чем терпеть его домогательства. Ее скулы полыхнули румянцем возмущения, грудь взволновалась прерывистым бурным дыханием, и лишь огромным усилием воли она заставила себя остаться внешне спокойной.

– Он полез с поцелуями и объятиями! Нес какую-то ерунду насчет древних обычаев, когда саксонские девушки были обязаны ублажать гостей вплоть до самых нежных услуг! Про нравы Уэльса он, оказывается, тоже наслышан: они даже свободнее саксонских. Еще немного, и он бы взял меня силой! Мне с трудом удалось вырваться и позвать слуг и собак.

Отец Тук вспомнил огромных сторожевых псов барона Невилла, их великолепные белоснежные клыки и, усмехнувшись про себя, не позавидовал Роджеру Лончему.