Восстанавливая равновесие

Он пел и пел мифической сиреной. Юлия Файгофф сама не заметила, как дала согласие на переезд.

Глава 47

Какова бы ни была машина – механическая или бюрократическая, лучших колёс и смазки, чем деньги, люди пока не придумали. Через два дня полиция Цюриха открыла дело по уточнению обстоятельств смерти пациента психиатрической клиники в Кюснахте. Основательно разложившийся труп был эксгумирован, пробы ДНК сопоставлены с данными карты пациента Кайзера, таинственно исчезнувшей год назад – как выяснилось теперь, по личной инициативе медицинской сестры Файгофф. Женщина сама дала показания в полиции, упирая на спонтанно возникшую симпатию к пациенту и абсолютную уверенность в его адекватности сейчас и тогда. Очень даже живой бывший пациент был предъявлен для опознания персоналу клиники, однако уверенно подтвердили сходство лишь уволившиеся к этому моменту сотрудники. Всю неделю расследования директор страшно и тяжело молчал, ходил мрачный, «предвкушая», похоже, как скажется эта история на его карьере. Юлия Файгофф не стала дожидаться репрессий, сама подала заявление на увольнение. Всё же пришлось бедному герру директору искать человека вместо неё, хотя миллионы оказались не при чём…

Следствие переместилось в Лозанну. Хайнс Штольц пока ещё находился под наблюдением врачей, дом стоял запертым и безжизненным, Бриттен Гедлер временно проживала в семье своей подруги, отец которой весьма удачно являлся начальником полицейского управления округа. Хельмут Гедлер добровольно прошёл детальное психиатрическое обследование, давшее на выходе благоприятный вердикт. Поскольку судья, год назад приговоривший его к принудительному лечению, уже третий месяц состоял под следствием за получение взятки, новое судебное решение вынесли в сжатые сроки. Обвинение в покушении на жизнь сестры с Хельмута сняли сразу после признания его живым, дееспособным и юридически самостоятельным. Восстановленный в правах опекунства, Хельмут Гедлер ван Нек с сестрой и невестой сразу же отбыл в путешествие. И очень правильно сделал, поскольку обеспечил себе алиби на вечер весьма печального события, произошедшего в Лозанне четырнадцатого июля. Более ста человек видели его и невесту на приёме у посла Великобритании в Париже, где пили за обручение молодых.

Хайнс Штольц в этот вечер оборвал свою ставшую бессмысленной и бездоходной жизнь, повесившись на люстре в старом особняке. Выпущенный врачами дней за десять до этого, он поселился в доме Гедлеров – ему некуда было идти – и рьяно принялся за уничтожение винных запасов. Слуг в доме уже не было, и некому было рассказать, что побудило Штольца расставить последние знаки препинания в кривоватой линии своей судьбы. Полиция тоже не усердствовала в расследовании, уж точно не связав это событие и последовавший четыре дня спустя отъезд из Лозанны двух туристов – Кассии Алессандрос и Айка Сентуриа, американского гражданина. Отвечая на дежурный любезный вопрос швейцарского таможенника на границе с Францией, молодые люди искренне заверили государственного служащего, что им очень понравилась его страна и все ожидания, что они возлагали на эту поездку, сбылись.

Бриттен Гедлер выразила пожелание заканчивать своё образование во Франции. По настоянию брата она поселилась в Провансе, в семье дипломата, связанного дружбой с Черил по линии работы в ООН, и там же, в Провансе, Хельмут и Черил поженились. Сестре Хел сообщил, что каждые каникулы, оставшиеся до поступления в университет, она будет проводить на Кипре. Бриттен изобразила смирение.

Родители Черил названивали ей каждый день, требуя вернуться на остров и повторно вступить в брак теперь уже по традиции киприотов. Не то – угрожал Никос – он будет считать их детей незаконнорожденными. Так и получилось, что довольно скоро все сёстры с возлюбленными вновь собрались у бассейна в поместье «Олимпион». Ах нет, не все. Надин улетела в Англию, благосклонно принимая ухаживания весьма статусного аристократа, с которым она познакомилась в последний день пребывания в Лозанне.

Черил сидела на краю плетёного кресла, держа обе руки на весу и позволяя сёстрам убедиться, что на помолвочное и обручальное кольца муж не поскупился. Не та, конечно, аудитория, не та… Кассия по складу характера и в силу профессии равнодушна к драгоценностям, старшая сестра чуточку иронично улыбается. Зато вчера мама ахала и охала за них двоих. Мамочка умница, не подвела. И Юлия, вполне удовлетворённая своей работой массажистки, завистливо вздохнула разок.

– Это что же получается, если мы должны пожениться на Кипре ещё раз, мне и третье кольцо полагается? Такими темпами пальцев скоро не хватит.

Сёстры смеются.

– Опередила нас всех с замужеством – теперь расплачивайся, – беззлобно поддразнивает Кассия. – В семье Алессандрос невесты не было уже более тридцати лет…

– Вот мама и говорит, что мы обязаны пригласить чуть ли не половину Кипра, сшить платья у лучшего модельера, заказать оркестры и цветы – и на подготовку ей понадобится семь месяцев!

– Ты рискуешь разродиться прямо у алтаря.

Обманчиво мягкие слова Нумы упали железобетонной плитой. Черил вздрогнула, схватилась за свой живот, взглядом пронзила старшую сестру.

– Откуда ты знаешь?!

– Ну, милая моя, – повела плечом Нума, – я же не зря столько лет работала ясновидящей. И для тебя это не новость.

– Ну… да. Мы с Хелом знаем, – солнечно улыбнувшись, Черил обернулась к молодому мужу за поддержкой. А тот и так, сияя гордостью отцовства, не выпускал жену из рук. – Нам уже скоро два месяца. О поле ребёнка, конечно, говорить рано…

– У тебя будет девочка, – Нума огладила и измерила взглядом талию сестры, что-то прикинула в уме. – Две девочки. Одновременно.

Черил судорожно втянула воздух, забыла выдохнуть, закашлялась и покачнулась.

– Как?

Нума пожала плечами.

– Слышно два сердца.

Сам перепуганный, Хел помог молодой жене сползти на шезлонг. Кассия выдохнула за сестру, заворожённо наблюдая за сеансом нетрадиционного УЗИ.

– А вот у Кассии примерно в это же время родится мальчик, – Нума повернулась в её сторону с полузакрытыми глазами, совсем впадая в прорицательский транс.

Никто не посмел усомниться в её словах, только Айк за спиной Кассии хрипло перевёл дыхание.

– Господь милосердный, женщина, мы ведь с тобой не предохранялись! Ты думала…

– Я знала, – яростно поправила его Кассия, – я знаю, что я проклята! Я не могу иметь ребёнка до тех пор, пока Нума…

– И у меня будет мальчик, – Королева Кипра как-то грустно погладила себя по животу.

При этом известии обе сестры враз забыли о своих переживаниях. Они просто смотрели на опорный столб семьи. Слов не было.

За спиной Нумы довольно цивилизованно выругался Эрик Берндт.

– Завтра же едем в муниципалитет для заключения брака! Как это у вас здесь делается?

– Не знаю я правил, наверное, специальная лицензия нужна?! – взорвался и Айк Сентуриа. На их требовательные взгляды Хел Гедлер только пожал плечами – всей подготовкой к свадьбе занималась мать жены.

– Где госпожа Алессандрос?!

Сёстры, не сговариваясь, обернулись на паникующих будущих отцов, потом наклонились вперёд и соединили руки, образуя равносторонний треугольник. Их звонкий весёлый смех разнесла по двору вода бассейна.

– Ну что, девочки, тройная свадьба в один день?

Нума внезапно нахмурилась, убрала руки.

– Ой, мне пока нельзя планировать счастье. На мне долг…

Глава 48

На поиски Дитриха фон Груеца, бывшего мужа Нумы, был отправлен сверхкомпетентный секретарь Игнасиус, и он же нашёл его в маленьком отеле в Барселоне, в одиночестве просматривающего бокс с комментариями на испанском языке. При том уровне шнапса, что булькал у Груеца в крови, испанский язык казался ему почти родным.

Немецкий аристократ немедленно протрезвел, узнав, что он требуется пред светлые очи Нумы Алессандрос. Игнасиус помог со своей стороны вернуться в сознание парой литров кофе, ледяной водой на голову – и уже утром они вылетели на Кипр, отправив капитану яхты фон Груеца телеграмму с приказом так же двигаться морем в сторону Кипра.

Выяснилось по прилёту, что их поспешность была излишней, и Дитрих Груец ещё три дня прожил в отеле в Протарасе, ожидая, пока Королева Нума будет готова к церемонии.

На этот раз всё происходило при свете дня, и не в Дворце Правосудия, а на залитой солнечным светом поляне перед ним. Ничьё присутствие не ограничивалось, пришли и отец, и мать, и сёстры Нумы со своими наречёнными, однако благоразумно держались в толпе жителей острова – те никогда не упускали возможности впечатлиться своей Королевой.

Нума была одета торжественно – в красное платье, как невеста, с традиционным передником и головным убором бордового цвета, вышитыми золотой нитью. Дитрих фон Груец стоял перед ней в холщовой рубахе грубого кроя и чёрных штанах-vrakes, принятых у киприотов, коротких, не закрывающих лодыжки. Он был босиком, однако держал лицо, наступая на мелкие камешки, даже не морщился. Жители острова знали, что когда-то именно этот человек увёз с Кипра их Королеву, но не могли найти в поведении Дитриха повода презирать его. Тем более, что сама Королева сегодня отпускала его.

Под мерный речитатив местных девушек, очень тихо поющих какую-то песнь, Нума подозвала к себе Дитриха. Рука распорядителя потянула его на колени, однако немец в последнее мгновение преклонил лишь одно. Поза почтения вполне удовлетворила Нуму. Она кивнула – распорядитель отошёл на десять шагов назад. Говорила женщина очень тихо, её слова сейчас не предназначались ушам окружающих.

– Восемь месяцев, муж мой, мы прожили в счастье. Восемь лет мы прожили в горе. Ныне время печали нашей заканчивается. Я ухожу в новую жизнь, – её взгляд рассеянно скользнул по взволнованному лицу Эрика. – Я отпускаю в новую жизнь тебя.

Груец вздохнул, дёрнулся, порываясь что-то сказать. Слова застыли на его языке, остановленные жестом Нумы.

– Дитя, растущее в моём чреве, усилило мой дар. Ты станешь отцом, не пройдёт и года. Но не ищи мать для своего сына – она найдёт тебя сама. Найдёт совсем скоро. Ты вырастишь своего сына, не умрёшь после его рождения. Увидишь и внуков. Это станет наградой тебе за храбрость, ведь ты уже готов был и умереть, только бы принести новую жизнь миру.

Губы Дитриха дёрнулись в некрасивой нервной улыбке. Нума торжественно кивнула:

– Да, будет и «но». Я дарю тебе символ твоей новой жизни, горький и сладкий, – она щёлкнула пальцами, девушка в низком поклоне поднесла на белой тарелке большой красно-оранжевый грейпфрут. Рядом стоял стаканчик сока такого же цвета. Дитрих догадался, что от него требуется выпить сок. Он подчинился. Сок был специфическим.

– Ты расплатишься за свою свободу и счастье тем, что будешь любить свою жену, дышать ею до конца своих дней. Другая женщина не вызовет в тебе интереса. Жена будет верна тебе. Но ты не переживёшь её смерти.