– В связи с Элен-Франсуаз я состоял два года назад, – муж не стал бегать от объяснений. – Тогда ты и понятия не имела, жив ли я, где нахожусь. Ты вообще обо мне не думала, – он поморщился, а Алис, напротив, с ожиданием уставилась на него. Неужели с ещё одного кусочка её прошлого будет сейчас сдёрнута пелена?
Омар махнул рукой.
– Bien, хорошо! Ты была… несколько увлечена другим мужчиной. Приехал я, и мы оба… ощутили молнию притяжения. Это переросло в наш союз.
– Брак был заключён? – Алис вспомнила про слова бывшей, брошенной любовницы, стало не по себе. Она ведь ничего не помнит про полученное благословение церкви.
К её удивлению, муж поморщился.
– Разве так важно…
– Разумеется! – Алис не дослушала его. – Иначе чем я отличаюсь от этой… Элен… да и других, они были, уверена. Это правда, я всего лишь, – она покраснела в необходимости произнести непристойное слово, – любовница?
Омар молчал. Молчал так долго, что Алис поняла истину и без него. Они живут невенчанными.
Мужчина видел, как его женщина съёживается, отодвигается от него, отстраняется телом и душою. Ругал себя отчаянно – такой умный и сильный, мнящий себя господином своей судьбы, неужели не мог отыскать возможности жениться на ней. Знал же, что она единственная. А всё, что смог сейчас – придумать жалкое оправдание.
– Мы принадлежим к разным религиям. Я – мусульманин, и чтобы наш брак был признан, тебе следует принять ислам.
Алис с горечью смотрела в окно. Не на мужа.
– Ты мне об этом не говорил. Значит, тебе было удобно жить со мной во грехе. Никаких обязательств.
Омар вздохнул, опустил глаза. Ему возразить было нечего.
– А если бы ребёнок? – пустым голосом продолжала размышлять Алис. И вдруг замерла, застыла, дрожа. Ей в голову явно пришла подозрительная мысль. Омар ждал, ничего более ему не оставалось. Взгляд чёрных глаз остановился на его лице.
– Омар, ты… – Алис сглотнула, – ты уже женат?
Губы блондина дёрнулись как-то неуверенно, он будто не мог поверить, что она даже подумала о таком. Потом мужчина замотал головой всё энергичнее.
– Клянусь Аллахом, нет, разумеется! Был бы я женат – жил бы со своей супругой.
– А живёшь со мной, – холодно закончила женщина. Закрыть тему будет нелегко. А надо ли?
Омар бросился вниз головой с обрыва.
– Мы поженимся завтра же.
Вместо щенячьего выражения восторга Алис уставилась на него.
– Es-tu fou? Как может быть завтра? Я перехожу в другую религию? Такое решение надо принимать обдуманно.
– Плевать мне на обдуманность! Церковного венчания не предложу, уж извини, но запись в парижской мэрии будет. Мои дети не родятся незаконнорожденными, – его взгляд и руки Алис одновременно устремились к её животу.
– Нет, с тобой явно не всё в порядке, – вздохнула женщина. – Детей же пока не ожидается…
– Будут, – уверенности в улыбке Омара Лалие мог позавидовать сам Люцифер. – Будут. Я очень постараюсь.
Их брак был заключён и подтверждён внесением записи в регистрационные книги парижской мэрии тёплым днём поздней весны. Невеста была восхитительна, жених – счастлив. Однажды взяв её ладошку в свои руки, больше он не выпустил её ни на миг. Почтенный мсье, служащий мэрии, скрепивший брак, отметил странное несоответствие взглядов невесты и жениха. В её глазах – безмятежное счастье, в его – напряжение, страх, сменившиеся после церемонии мрачной решимостью. Он вроде бы не был счастлив – или не успевал прочувствовать эту эмоцию среди одолевавших его прочих чувств. Ну что же, он не первый жених, опасающийся, что невеста покинет его у алтаря…
Спустя день супруги покинули дворец и отправились в путешествие по Франции. Самые роскошные постоялые дворы были в их распоряжении, самая редкая пища и лакомства, невиданные никогда чудеса природы. И любовь, любовь…
Когда на исходе первого месяца осени супруги вернулись, по-прежнему обожая друг друга, в Париж, слух о возможном скором появлении у восточного владыки наследника всё ещё не был подтверждён реальным фактом, а доктора всё так же не гарантировали Алис Лалие скорого возвращения к ней памяти.
Они ошибались. Сказочная идиллия продолжалась ещё ровно двадцать три дня.
Глава 30
Для него, никогда не имевшего ни сестры, ни племянницы, ни дочери, Рената Линтрем была забавной диковинкой. Она же и погубила его нереальное счастье, переливающееся разводами мыльных пузырей. Он позволил себе забыть, насколько хрупки их радужные стенки, позволил поверить.
Прослышав об их приезде, в ближайшие каникулы – во славу поминовения деяний святого Мартина Турского они растянулись на целую неделю – Рената умолила забрать её из католической школы домой. Превращаться из диковатой, дерзкой, озорной девочки в воспитанную барышню с перспективами оказалось труднее, чем она думала. Рене плакала, отсылала ему панические письма – Омар подозревал, что было их куда больше, однако школьная цензура две трети отправила в костёр. Покровитель даже был убеждён, что девчонка сдастся, вернётся домой, поджав хвост. Но, видно, Рене и вправду продумала планы на будущее, и были они столь грандиозны, что она смогла стерпеть придирки монахинь, трудности образования в том возрасте, когда окружающие девочки уже знают проходимые темы, ранние подъёмы на молитвы и богоугодный спорт.
Рене похудела, вытянулась, обликом стала более походить на европейскую барышню – серое платье до колен, грубые вязаные чулки, сдержанный плащ и толстая, просто сплетённая коса светлых волос. На груди, лишь начинающей расцветать, появилось католическое распятие. Девочка не снимала этой одежды и дома, привыкла к ней. «А ведь ей четырнадцать, – подумалось Марису, – можно начинать думать о женихах». Хорошую партию лучше планировать заранее, так и отец учил. Прибавив ссылку на отца автоматически, Марис понял, что не имеет понятия, кто первым преподал ему урок в вопросе ранних помолвок – Эмиль Стронберг или Хусейн. Язвительная усмешка скривила его губы.
Рената же болтала о своём. В окружении часто не дружелюбных дочек торговцев и чиновников девчонка не унывала, высмеивала смешное, подстраивала пакости подличающим. А дома, чтобы расслабиться, Марис разрешал ей говорить на родном языке. Наедине с ним.
– …vi g?mde och tittade p? henne. Och sedan st?r Genevieve upp…[4 - …мы спрятались и наблюдали за ней. И вот Женевьева встает… (шведск.)]
В драматическую паузу Рене эхом, кончиком хвоста вплелось жалобное «ох!». В дверях кабинета стояла его жена. Была она зеленоватого цвета, в глазах – плывущие облака.
– Я знаю, о чём вы говорили, – шепнула Алис. Великосветский навык по желанию падать в обморок она так и не освоила, потому качнулась к стене, медленно начала оседать по ней.
Марис ужасно на неё рассердился. Алис должна была спать. Но что делать, не позволять же любимой женщине валяться ковриком у входа в кабинет? Поднял Алис на руки, перепуганная Рената потеснилась на диванчике, даже подушку сестре подоткнула под голову. Алис глаз не закрывала, уставилась в потолок, но взгляд бесцельно блуждал в пространстве.
– Больно… – пробормотал женщина. – Больно… за что…
– Где у тебя болит? – муж взял её за руку, однако это не помогло обратить на него внимание Алис. Неудержимо, стремительно к ней возвращалась личность Элизы Линтрем.
Молодая женщина с минуту послушала себя.
– Не-бо-лит… – растянуто, с удивлением проговорила она. – Меня ударило что-то большое, тёмное… я упала… мне надо к лекарю…
Она говорила по-шведски, едва ли отдавая себе в том отчёт.
– Уже не надо, – неожиданно вмешалась Рената. – Всё это случилось девять месяцев назад.
– Девять месяцев… – повторила сестра за ней эхом. – Какие девять месяцев?
– Прошла весна, лето и осень, – девчонка пожала плечами.
– Хочешь пить? – в руке Марис сжимал бокал с холодной водой. Вино ей, пожалуй, рано.
Лиз медленно перевела взгляд к его лицу.
– Опять ты, Стронберг, – без удивления проговорила она. – Ты рядом…
А чего тянуть?