Немой мир. Падшие и обреченные

Волоски на моих руках встают дыбом, словно предвкушая одну из сказок на ночь, которые рассказывала мне мама.

– Мой отец – великий архангел, из-за чего я всегда отличался от остальных детей ангелов, – продолжает он, задумчиво водя пальцем по круглому краю кружки, которую всего несколько минут назад я не выпускала из рук. Мой интерес берет верх, поэтому я не напоминаю ему о неприкосновенности Мурки. – Я всегда был сильнее, быстрее, ловчее, чем они. Мне давалось обучение легче, и поэтому раньше всех был зачислен в небесную армию.

Завораживающий голос будто приобретает очертания, увлекая меня в самую глубь моря его воспоминаний. И вот, я уже не вижу ничего, кроме как картинок, которых он рисует с завидной филигранной чёткостью.

– Я помню свой первый бой с легионом демонов Люцифера, – Анаэль кажется безумно печальным. – Это было так давно, но золотой блеск моего меча до сих пор не может поблёкнуть в памяти. Мы были действительно сильны, и тогда я сразил ровно половину врагов и заслужил право командовать своим собственным отрядом. Все признали мою силу и могущество. Ох, Дея, мне пророчили блестящее будущее рядом с сильнейшими архангелами. Сотни побед и ни одного поражения… я был так счастлив, когда заставлял гордиться мною отца. Но однажды, Архи отправили меня как проверенного война на землю, чтобы найти Земного ангела. Я сошёл с Небес с позволения Верховного совета и стал жить среди людей. Наверное, ты захочешь узнать, как давно это было. Что ж, я не помню точной даты, но примерно с того момента прошло уже тысяча лет. Меня всегда удивляла жизнь на земле, даже сейчас. Люди убивали себе подобных, разоряли целые города, уничтожали природу самыми изощрёнными способами. Словом, они вели себя как дети, за которыми нужно было приглядывать. С каждым днём я всё больше убеждался, что ангелы и люди абсолютно разные, у нас миллионы отличий, но также я понимал, как важна работа, которую мне поручили.

Лишь на секунду я выныриваю из пучины воспоминаний Анаэля и бросаю на него быстрый взгляд. В янтарных глазах погас свет, словно день сменила ночь. Они ярко блестят, но уже не от того, что в них плескаются языки пламени. Их заменили целые созвездия, сияющие рассыпанными бриллиантами в сотни карат.

– В вашем мире исчезала доброта и любовь в их первозданной форме, – продолжает напевать чарующий голос, будто каждое слово – это часть неизвестной мне древней мелодии. – Земные ангелы должны обеспечивать равновесие между добром и злом, но люди сами же истребляли их одного за другим, без сожаления или раскаяния. Кто-то принимал этих созданий за ведьм, кто-то говорил, что они умалишённые, но итог был один – смерть. Я должен был спасти одного из них от таких же людей, как ты.

Грудь падшего медленно и смиренно опускается, и поднимается, издавая глубокие вздохи. С каждым словом рассказ даётся ему тяжелее и тяжелее.

– Этим ангелом оказалась девушка. Я никогда не видел на тот момент никого красивее её. Она была словно живая богиня, сошедшая со страниц древнегреческих мифов. Но более того, она – самая чистая из душ, которых я встречал. Можешь осудить меня, но я влюбился и ничего не мог с этим поделать, – ангел накрыл ладонями глаза. – Единственным утешением и оправданием моих действий служила взаимная любовь. Вскоре она сказала мне, что ждёт ребёнка, и я был как никогда счастлив, – губы Анаэля искажает быстрая улыбка, но тут же исчезает, и у меня даже возникают сомнения, не привиделась ли она. – Однако, Верховный совет быстро перекрыл мне кислород и представил суду за нарушение самого главного правила Небес: ангелу ни в коем случае нельзя было связываться с земным созданием, даже если у него была явно божественная душа. Отец пытался оправдать меня, говоря, что она формально и не являлась человеческой дочерью, но всё же архангелы не сочли это смягчающим обстоятельством.

Анаэль вновь открывает глаза, и я прихожу в ужас от того, насколько сильная боль отражается в них. Парень как будто переживает сейчас всё вновь, и от этого я чувствую противный укол вины, ведь именно я заставила его снова увидеть прошлое, которое он так старательно пытался забыть на протяжении долгих лет.

– Ему удалось лишь уговорить Архов сохранить мне крылья, если можно назвать это сохранением, конечно. Когда я очнулся на земле, то увидел, что ни одного пера не осталось, ведь они все сгорели при падении. Из спины торчали кости, обтянутые голой кожей. Со временем перья отросли опять, но уже чёрные, как ты можешь заметить, вместо белоснежных… Вот так я стал падшим ангелом, Дея. Из неистового воина, старающегося за справедливость, я стал позором Небес.

Внезапно Анаэль поднимает на меня своё прекрасное лицо. Клянусь, я в жизни ещё не видела столько муки и страдания ни у одного человека. Он всё ещё жил в прошлом, воспоминания не покидают его также, как и меня. Они душат его, каждое мгновение преграждая дорогу и не давая идти дальше. Тёмный свет ложится на его лицо так, что глубокие тени лишь подчёркивают усталость и изнеможение, которые он так тщательно пытается скрыть.

– Как дальше жил твой сын и возлюбленная? – впервые подаю тихий голос с начала истории, вглядываясь в постепенно возвращающие свою яркость глаза.

– Сына я впервые увидел столетие назад, – с напускной лёгкостью отвечает он, хотя и поджимает губы. – Он был уже более, чем взрослый. Мы не поладили, потому что из-за меня ему пришлось расти сиротой, ведь его мать архангелы убили сразу же после вынесения приговора…

Моё сердце пропускает несколько ударов от сочувствия. Безумно трогательная и странная история, но мои мысли могут течь сейчас только в одном направлении.

– И как это поможет спасти Аври?

– Твоя сестра тоже Земной ангел, Дея, как и та девушка. Гадрел – падший от рождения ангел, поэтому есть только одно место, где она может быть.

О, нет, нет, нет! Знаю я, где «базируются» такие падшие ангелы, если верить слухам и книгам. И уже догадываюсь, что он имеет ввиду, когда губы Анаэля произносят невозможную, душераздирающую правду.

– Он мог унести её только к себе домой. А его дом – это ни что иное, как Ад.

***

Голоса. Кругом звучат странные, гортанные голоса. Почему сумасшедшие под окнами не могут спеть мне колыбельную вместо очередного, режущего слух напева, похожего на неудавшуюся пародию песнопений в старых храмах? Они отбивают ритм на самодельных барабанах, а иногда даже можно услышать неумелую игру на импровизированной гитаре. Неужели им становится легче, после того, как они прокричат свои лозунги и призывы на всю улицу или пробегутся по кварталу с плакатом в руках? Неужели они верят в то, что можно вернуть наш мир? Наверное, раз так поступают.

Вот только мне это не поможет, даже если я оббегаю весь Лос-Анджелес, заглядывая во все дворы и районы, с ватманом в руках. Вряд ли их песнопения послужат защитой от истинных демонов из легионов Дьявола. По крайней мере, я в это не верю. Куда реальнее сражаться мечом или ножом, нежели песней, верно?

Так прошла моя ночь, и именно так я встретила рассвет. Вчера вечером Анаэль рассказал мне историю своей жизни, которая больше была похожа на легенду из Библии или Книги Еноха. Удивительно, как Апокалипсис может изменить природу человека. К примеру, возьмём даже меня. В прошлом мире я не была сторонницей всякого рода магии, просто не веря в неё. Сейчас же мой разум абсолютно нормально воспринимает то, чего не могло быть в «той жизни»: ангелов, демонов, ада и рая.

Буквально за час мы с Анаэлем собрали все необходимые вещи в рюкзаки, которые он раздобыл в одном заброшенном спортивном магазине, куда я не смогла заставить себя идти – совсем расклеилась. Падший уговорил меня одеться «по-походному»: джинсы, бежевая, свободная футболка с длинным рукавом, моя теперь уже любимая охристо-травяная куртка и полу сапоги на плоском каблуке. Мы позавтракали, хотя в большей степени поел именно он, потому что мне и кусок в горло не лез, а затем покинули подвал без единого сожаления. Поразительно, но когда-то я сильно привязывалась к вещам, теперь же, понимая, что в новом мире нет ничего постоянного, спокойно отпускала их. Вот оно – ещё одно внутреннее изменение.

– Почему ты не хочешь рассказать мне, куда мы идём? – плетясь сзади, спрашиваю я падшего, который обгонял меня примерно на пять шагов.

– Потому что людям нельзя много знать, – не поворачиваясь и не останавливаясь отвечает он, обходя очередной раскол дороги.

Вот это уже становится интересно.

– А тебе не кажется, что ты слишком поздно это вспомнил?

Анаэль вдруг встаёт и непонимающе смотрит на меня.

– Ну, в смысле, что ты и так уже слишком много рассказал мне, – поспешно объясняю я, желая, чтобы его глаза хоть раз моргнули, а ещё было бы неплохо, если бы их озарил тёплый свет, иначе сейчас, при желании, он мог бы превратить меня в ледышку одним случайным взглядом.

– Я тоже об этом думал, – разворачиваясь, продолжает путь Анаэль. Можно выдохнуть. – Но потом пришёл к выводу, что, во-первых, я уже давно не подчиняюсь правилам Небес, а во-вторых, подобная взбучка пойдёт тебе только на пользу.

Поспешила я с выводами про выдох! Ох, как поспешила…

– Что? – мои ноги сами по себе будто врастают в асфальт и отказываются идти дальше. Наверное, им не позволяет продолжать путь возмущение, устроившее за секунды в душе целый шторм. – Какая ещё взбучка? Признавайся пернатый, куда ты ведёшь меня?!

– Естественно на убой, – вновь поворачиваясь, отшучивается он, растягивая губы в шикарной, белоснежной улыбке. – Знаешь, прямо как барашков и коровок.

Похоже, что мои тёмные глаза резко увеличиваются в размерах, судя потому, как растёт его довольство собой.

– Думаешь это смешно? – слегка угрожающе спрашиваю я, ставя руки на пояс.

Анаэль не счёл нужным ответить мне, а лишь запрокидывает голову и громко смеётся басом на всю улицу. Ну почему ни у одного парня, которого я знала до Апокалипсиса, не было и одной восьмой частички этого чудесного, ласкающего смеха? Почему Бог не мог одарить эту полуптицу не только идеальной внешностью, но и прекрасным характером? Зачем устраивать такую подлость и наделять самое совершенное тело самым едким и язвительным нравом, который только можно было составить из набора человеческих качеств?!

– Пойми, – наконец отсмеявшись, но сохраняя колкую ухмылку, проговаривает он сквозь зубы, чтобы сдержаться от вновь подступающего хохота. – Твой ершистый норов уже не укротить, кроме как силой…

– Что?! – перебив его, вскрикиваю я, чувствуя, как челюсть отвисает до самой земли. – Ты наглеешь на глазах. И вообще, птицам слово не давали!

– Птицам то может и не давали, а вот «пернатой гвардии» вполне дозволены высказывания.

Добрая ярость накрывает меня с головой. Сначала мне становится противно от того, что я повержена своим же собственными словами, сказанными ему, когда его тело ещё страдало от ножевых ранений и вечно пачкало простыни на кровати. Но вихорь смеха отгоняет все негативные эмоции как можно дальше и кружит в своём спокойном и тёплом танце. Обычно, после перепалки с Анаэлем я чувствовала опустошение или даже злость, но сегодняшний день, видимо, стал исключением, ведь на душе теперь наоборот стало легче. Маленький огонёк вновь вспыхивает в груди, согревая и невольно делая краски вокруг ярче, чем они были на самом деле.

Я резко одёргиваю себя. Нельзя позволять этой манящей теплоте вскружить голову. Я ни в коем случае не должна допустить, чтобы этот огонёк перерос в сильнейшее пламя. Мысленно рассеваю согревающую вуаль, запихивая все чувства в самый отдалённый уголок сознания. Понимая, что своими руками уничтожаю единственную защиту, продолжаю тушить уже разгорающееся пламя в душе до тех пор, пока не убеждаюсь, что на его месте осталась лишь горстка углей. Внезапно я становлюсь как будто обнажённой и уязвимой, как воин, у которого отобрали оружие и не дали даже щита. Тело невольно вздрагивает в попытках сбросить с себя тонкую ткань, сотканную из холодного огорчения и чувства опустошения.

Обеспокоенные янтарные глаза – это следующая картинка, которая возникает в сознании. Затем вырисовываются идеальные линии носа и губ, а потом я понимаю, что перед мной стоит Анаэль, и что между нами проходит лишь стена воздуха, толщеной примерно в пятнадцать – двадцать сантиметров.

– Ты начинаешь меня пугать, – шепчет встревоженный голос. Его взгляд изучающе бегает по моему лицу.

Я шевелю онемевшими руками, и обнаруживаю, что его ладони крепко сжимают мои хрупкие плечи, морща охристо-травяную ткань.

– Я опять отключилась, да? – задаю скорее чисто риторический вопрос.

Но Анаэль отвечает на него быстрым кивком и продолжает взволновано смотреть мне в глаза. Только сейчас я замечаю, что мы стоим уже не посреди дороги, а на тротуаре, в тени огромной многоэтажки. Видимо, он оттащил меня сюда, когда мой разум в очередной раз заволокло туманом.

– Почему это происходит со мной? – тихо спрашиваю я, нервно ища подсказку в его жестах или поведении.

Но падший ангел остаётся неподвижным.

– Я не знаю, – честно признаётся он, сопровождая слова приглушённым вздохом. – Но предполагаю, что это всё творит ангельская привязанность.

Опять взялся за старое. Эту песню мы все уже слышали.