Думайте! [Думай!]
Айзек Азимов
Рассказы о роботах
Несмотря на то что Дженевьева Реншо была биологом, она задумалась над тем как по новому использовать лазер. И в один прекрасны день пригласила для обсуждения своих идей двух физиков – Джеймса Берковиц и Адама Орсино.
Айзек Азимов
Думайте!
Женевьева Реншо, доктор медицины, говорила спокойно, хотя руки ее, глубоко засунутые в карманы халата, были крепко сжаты в кулаки.
– Дело в том, – сказала она, – что я уже почти готова, но мне нужна помощь.
Джеймс Беркович, физик, который к врачам относился снисходительно только в тех случаях, когда они были хороши собой, а всех остальных просто презирал, наедине называл ее «Дженни Рен». Он считал, что у Дженни Рен классический профиль и красивая линия бровей, признавая при этом, что за столь прекрасной оболочкой прячется острый ум. Однако свои восторги он предпочитал держать при себе – то есть относительно классического профиля и тому подобного, говорить об этом было бы старомодно, так он думал. Проще и естественней было бы выразить свое восхищение умом Женевьевы, но и этого он не делал, по крайней мере, в ее присутствии.
Подперев большим пальцем едва наметившийся второй подбородок, он сказал:
– Сомневаюсь, чтобы директорат дал тебе время на подготовку. Мне кажется, тебя вызовут на ковер еще до конца недели.
– Вот поэтому-то мне и нужна ваша помощь.
– Сомневаюсь, что могу быть тебе полезен.
Он неожиданно поймал в зеркале свое отражение и порадовался тому, как красиво уложены его волнистые черные волосы.
– Тем не менее, – твердо сказала Женевьева, – мне нужна и твоя помощь, и помощь Адама.
Адам, который лениво потягивал кофе и до сих пор в разговоре не участвовал, воскликнул, будто на него внезапно напали сзади:
– А я тут при чем?
И его пухлые губы задрожали. Адам Орсино терпеть не мог неожиданностей.
– Потому что вы оба занимаетесь лазерами – Джим теоретик, а ты – инженер… а я пытаюсь применить лазер в такой области, что вам даже трудно это себе представить. Мне вряд ли удастся убедить остальных, а вот у вас двоих это наверняка получится.
– С тем условием, – процедил Беркович, – что для начала тебе удастся убедить нас.
– Идет. Если вы будете столь любезны уделить мне час вашего драгоценного времени и если вы не боитесь узнать нечто совершенно новое о лазерах… В общем, я вас задержу не больше чем на время обеденного перерыва.
В лаборатории Реншо царил ее компьютер. Не то чтобы компьютер оказался так уж велик, но все же он был тут главным. Реншо изучила компьютерную технологию самостоятельно и ухитрилась таким образом модифицировать свой компьютер, что только она и могла работать с ним (правда, Берковичу порой казалось, что ей самой это удавалось не всегда).
Не говоря ни слова, она закрыла дверь и жестом указала мужчинам на стулья. Беркович с неудовольствием ощутил в воздухе неприятный запах, Орсино тоже наморщил нос.
Реншо невозмутимо начала:
– Позвольте для начала я расскажу вам кое-что о применении лазера и прошу прощения за то, что для вас это будут азбучные истины. Принцип действия лазера основан на когерентном излучении, при этом все испускаемые лучи имеют одинаковую длину волны, распространяются без помех, плотным пучком, и могут быть применены в голографии. Модулируя форму волн, мы можем запечатлевать информацию с высочайшей степенью точности. Что еще более важно, так это то, что длина световых волн составляет всего лишь миллионную долю от длины радиоволн, за счет чего лазерный луч может быть носителем в миллион раз большего объема информации по сравнению с радиоволной.
Беркович был искренне удивлен:
– Разве ты работаешь над лазерной системой связи, Дженни?
– Ничего подобного, – ответила она. – Такого рода достижения я оставляю физикам и инженерам… Лазеры способны концентрировать колоссальную энергию на микроскопической площади. В крупном масштабе это означает принципиальную возможность контролируемой плавки…
– Я точно знаю, что ты этим не занимаешься, – сказал Орсино, лысина которого сверкала в лучах света, исходившего от многочисленных лампочек компьютера.
– Нет. И не пыталась… В более скромных масштабах это означает возможность сверления отверстий в самых прочных материалах, резания отрезков заданного размера, их теплообработки, сварки и разметки. Можно удалять и сплавлять столь крошечные участки материи при столь быстрой подаче тепла, что окружающие место обработки участки не успеют нагреться до окончания процесса, что позволяет производить операции на сетчатке глаза, на зубной эмали и так далее. И, конечно, нельзя не упомянуть о том, что лазер может служить колоссальным по мощи усилителем, способным с прицельной точностью увеличивать мощность слабых сигналов.
– Зачем ты рассказываешь все это? – удивленно спросил Беркович.
– Чтобы подчеркнуть: все эти свойства лазера могут быть применены в той области, где я работаю – в нейрофизиологии.
Тут она, видимо, занервничала и резким движением пригладила пышные каштановые волосы.
– В течение десятилетий, – сказала она, – мы имели возможность замерять тончайшие, зыбкие потенциалы мозга и регистрировать их в виде энцефалограмм. Мы умеем различать альфа-волны, бета-волны, дельта-волны, тета-волны; мы регистрируем различные их варианты в разное время, в зависимости от того, закрыты или открыты глаза обследуемого, спит он или бодрствует. Но информация, получаемая нами при таком обследовании, крайне ограниченна.