Оценить:
 Рейтинг: 0

Загадки, тайны, память, восхищенье…

Год написания книги
2014
1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Загадки, тайны, память, восхищенье…
Борис Рувимович Мандель

Данная книга представляет собой сборник «пестрых глав» о людях, чья биография, судьба, творчество остались в памяти не только как чрезвычайные, необычные, загадочные и неизведанные, но и принесли нам талантливые произведения искусства, навеки запечатлевшиеся в памяти человечества. Книга написана доступным языком и содержит большой иллюстративный материал. Проблематичные и спорные вопросы, заметный субъективизм автора и его отношения к своим героям не мешает читательскому удовольствию и открытию нового. Книга может быть интересна и любопытна всем неравнодушным к истории жизни выдающихся и часто загадочных, а то и вполне мифических личностей.

Борис Рувимович Мандель

Загадки, тайны, память, восхищенье…

Краткое предисловие

То, что вы сейчас будете читать, написано в разные годы, по разному поводу, с разным настроением, но с одинаковым желанием и самому разобраться, и попытаться рассказать окружающим о людях, чья жизнь и судьба полны загадок, тайн, неясностей, недосказанности, неопределенности и прочих «не». Они интересны мне, они вызывают восхищение и, несомненно, достойны того, чтобы о них помнили. И вдруг, в один прекрасный миг я понял, что все то, что написано, могло бы составить главы одной книги… Долго к этому пришлось идти – слишком разные те, о ком я рассказываю, и, тем не менее, книга теперь собрана, и пусть она напомнит калейдоскоп или не до конца собранный паззл, но, возможно, кому-то она станет напоминанием, для кого-то, и автор на это надеется, открытием, и мы все вместе еще раз порадуемся тому, как много чудесного в этом мире!

Омар Хайям: …много лет размышлял я над жизнью земной…

Кто еще их персидских поэтов может сравниться славой с Омаром Хайямом (1048 – после 1123 или 1132)? Вслушайтесь в это звонкое имя – Гийяс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури!

Мир узнал стихи великого поэта только спустя семьсот лет после их создания. Английский поэт и переводчик Эдвард Фицджеральд (1809–1883), любитель персидской классической поэзии, познакомившись с подлинниками произведений Джами и Хафиза, Низами и Хайяма, переводит их на английский и в 1857 году издает тоненькую книжечку под названием «Рубайят Омара Хайяма». Почти два года никто не обращал на нее внимания, и вдруг… Мгновенный взлет, оглушительный успех, блестящие отзывы критиков, три новых издания при жизни Фицджеральда, почти 130 изданий к 1930 году. Необыкновенная популярность во всей Европе и США (и, что поразительно, особенно в промежуток между двумя мировыми войнами). Николай II читал рубаи на немецком языке (книга с пометками императора находится в Екатерининском дворце в Павловске). Итак, почти никому не известный английский поэт и почти никому не известный персидский поэт…

И теперь это неотъемлемая часть мировой культуры.

Я, как вода, в сей мир притек, не зная,
Ни для чего, ни из какого края;
И из него, как ветер через степь,
Теперь несусь – куда, не понимая.

«Теперь несусь – куда…» В вечность!

Всё, что видим мы, – видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей – не видна.

Не видна, не видна… А что на поверхности? Что видно? Дата? И то не точна. 1048 или… Вопросы, вопросы, вопросы… И чем больше вчитываешься в строки его четверостиший, носящих таинственное и манящее название «рубаи», тем больше убеждаешься в том, что не все загадки мировой литературы разгаданы, а, впрочем, стоит ли идти до конца?

Не исчезнет ли та прелесть чеканных строк и цветистых сравнений, не исчезнет ли этот душный аромат восточных благовоний и утренних роз, запах старого вина и солнечный луч на персидском ковре, расстеленном в саду под сенью пышных дерев?

Омар Хайям. А имя-то какое чеканное! Перевод известен – «палаточник». Семья? Да ремесленники, кто же еще! Шатры и палатки для купцов и торговцев… Средств достаточно, чтобы дать способному мальчику образование. Палаточник! «Мастер, шьющий палатки из шелка ума…». Палаточник! «Мудрец», «Царь философов Запада и Востока», «Доказательство истины» – неслучайно уже при жизни он был удостоен этих титулов от своих земляков… Но звучат ли здесь слова о его Поэзии? Не за ученые ли занятия все эти звания? Конечно, астрология и математика, астрономия и физика – вот они, подлинные занятия великого! Да еще и философия, правоведение, история и теософия, мудреная наука «корановедение» (это мы так называли бы ее сейчас)… Юноша, закончивший одно из лучших на Востоке медресе в Нишапуре, учившийся в Балхе и Самарканде, овладевший всем комплексом наук, входящих в круг средневековой восточной образованности, безусловно, не мог оставаться безвестным поэтом, но ему, в совершенстве овладевшему арабским и родным персидским, знающему так много (и так мало, как казалось самому), было просто невозможно остаться в стороне от соревнований поэтов и музыкантов, от чтения и сочинения стихов, да, в конце концов, от посвящения любимым нескольких волшебных и страстных посланий!

Он держит эти строки в памяти, чтобы потом старый калам начертал их на коже… Он держит их в памяти так же, как загадочные знаки и буквы «Альмагеста» Птолемея, чей арабский перевод по прочтении семи раз запомнил наизусть. Поистине, феноменальная натура – в промежутке между игрой в шахматы и романтическим свиданием набросать трактат по математике, предвосхитив на много сотен лет самого Ньютона с его биномом (Хайям, вероятно, открыл эту формулу, действительно, первым). Двор наследного принца в Бухаре по заслугам оценил молодого математика, а служба эта стала еще и дорогой к самому Малик-шаху в Исфаган – столицу персидского государства Сельджукидов. Двадцать лет плодотворнейшего труда в одной из крупнейших средневековых обсерваторий… И блестящий итог – точнейший календарь, в основу которого был положен тридцатилетний период, включавший восемь високосных годов, идущих через четыре года семь раз и один раз через пять лет… Да, говорят, этот календарь, названный «Календарем Малик-шаха», превосходит и нынешний, но утрачен, безвозвратно утрачен, как и бесценные «Астрономические таблицы». Не сохранился и тот математический трактат с великой формулой и между делом открытым методом извлечения корней из целых чисел… Все поглотило время, оставив нам только строки «Рубайата», вызывающие огромное количество споров, переводимые бессчетное количество раз, толкуемые многими и по-разному…

Он был «на ты» со звездами. Что это значило в прошлом? Астрономия и астрология – сестры или соперницы? А кто же ты, Омар Хайям? Ведь это о тебе вспоминает Низами Арузи Самарканди, повествуя о том, как заподозривший своих астрологов в намеренном искажении смысла звездных предсказаний, шах был готов снести им головы, да смягчился, когда те, бедняги, в качестве последнего довода предложили послать гонца с их гороскопами к Хайяму в Хорасан, дескать, тот так известен, что уж проверит все без ошибок… А славная история о султане Мерва, получившем от Хайяма благоприятный гороскоп для выезда на охоту и вдруг попавшем под снегопад? Наш доблестный астролог, стоявший в кругу осмеивающих его придворных, уговаривающих султана отменить охоту, благословил правителя в путь, обещая, что тучи рассеются, и – о Аллах! – небо очистилось, и пять дней светило солнце великому султану, суля чудесное времяпрепровождение.

Но убит фанатиком покровитель Омара в Исфагане мудрейший визирь Низам ал-Мульк, умирает Малик-шах, наследникам не до науки, обсерватория приходит в запустение. «Мы были свидетелями гибели людей науки… Мне сильно мешали невзгоды общественной жизни…» – это голос самого великого Мастера…

Вдова Малик-шаха и юный царевич, за судьбу которого во время его болезни (оспа гуляла по Востоку…) опасался Хайям (недолгое время еще пребывая в качестве астролога и придворного медика), не могли простить близости его к визирю, затаили жуткую азиатскую злобу… Отъезд Омара в родной Нишапур (где и оставался он до конца своих земных дней) совпал (случайно ли это?) с потерей Исфаганом своего значения как культурного и научного центра…

Изгнание? Наверное… Останется лишь несколько поездок в Балх и Бухару, паломничество в Мекку – и все…

Медресе, где он преподает, позволяет общаться с небольшим кругом учеников, редкие диспуты и встречи с приезжими мудрецами, еще более редкие составления гороскопов для узкого круга бывших знакомых и родственников. Осторожен Хайям с сильными мира сего. Не эти ли строки:

Отчего всемогущий Творец наших тел
Даровать нам бессмертия не захотел?
Если мы совершенны – зачем умираем?
Если несовершенны – то кто бракодел?

тянут за собой славу крамольника и вольнодумца? С философией Хайяма сложно – больших трактатов не создал, эклектик, но с блестящими догадками и гипотезами, последователь суфиев и Авиценны, материалист или «натуралист», как стали называть его позже (что, впрочем, ближе по значению к слову «атеист»). Да судили-то о его философских взглядах, скорее всего, по тем самым блестящим четверостишиям, которые сочинял он всю жизнь, адресуя себе да самым близким своим и возлюбленным. Но какое счастье, что эти, вероятно тайные, опыты дошли до нашего времени, стали достоянием гласности, как принято выражаться нынче.

Пришли к нам, к ним, уже тогда… Почему? Не в самой ли форме персидского четверостишия кроется причина их проникновения в массы? Рубаи… Один из востоковедов очень метко назвал их «одной из наиболее летучих форм персидской поэзии»! Летучая форма! Вот здорово! Это ж просто наша с вами родная частушка по форме, а по содержанию? Логически точные, афористические строки язвительного, замкнутого и самоуглубленного «имама Хайяма» вылились в простонародную форму, совершенно не вхожую в аристократическую среду. Его строк боялись: Малик-шах – покровитель! А теперь? Насмешки и злоба, предательство и недоверие нишапурцев, тьма анекдотов, где осуждают Мастера и хвалят его остроумие и находчивость, поносят и восхищаются, учатся у него и плюют ему вслед…

Тот, кто следует разуму, – доит быка,
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.

«Он был равен Абу Али ибн Сине (Авиценне) в науках философских, но был дурного нрава…» – так говорит о нем в своей «истории мудрецов» Мухаммад Шахразури. Да-да, дурного, и с учениками не всегда приветлив и ласков… А вот что о нем сказал историк Джамал аль-Дин аль-Кифти (1172–1231): «Омар аль-Хайям – имам Хорасана, ученейший своего времени, который преподает науку греков и побуждает к познанию Единого (Бога) посредством очищения плотских побуждений ради чистоты души человека и велит обязательно придерживаться идеальных между людьми отношений согласно греческим правилам… Между тем сокровенный смысл его стихов – жалящие змеи для шариата… О, если бы дарована была ему способность избегать неповиновения Господу! Есть у него разлетающиеся с быстротой птиц стихи, которые обнаруживают его тайные помыслы, несмотря на все их иносказания…».

А знаменитая легенда о том, как налетевший порыв ветра, последовавший после прочтения самого дерзкого рубаи, опрокинул кувшин с вином, лишив собеседников Хайяма драгоценной влаги, и Мастер, продолжая дерзить, обвинил Господа в пьянстве? Не выдержал Всевышний, заставив почернеть лицо грешника и вызвав новое четверостишие, стыдящее Бога:

Кто, живя на земле, не грешил? Отвечай!
Ну, а кто не грешил – разве жил? Отвечай!
Чем Ты лучше меня, если мне в наказанье
Ты ответное зло совершил? Отвечай!

И все же годы берут свое. Мистический язык поэта, включающий десятки символов, мотивов и образов, которые бродят из строчки в строчку, так и не открывается нам до конца, как и не открывался исследователям уже много столетий назад.

Да, свой путь к познанию Бога, мистический путь, – этот путь мудреца, философа, престарелого поэта-жизнелюба, был непрост. Последние часы жизни проводит он в чтении великого ибн Сины. «Книга об исцелении» – вот его друг, сопровождающий в последний путь. Глава «Единственное и множественное» – труднейший философский спор с самим собой и Богом, которого он пытался познать до конца…

И еще одна мифическая дата – 1123 год… Но есть десятки рассказов, называющие и другие сроки жизни и смерти Хайяма, есть место на кладбище Хайре, среди грушевых и абрикосовых деревьев, где, возможно, в 1132 году Бог Святой уготовил место великому поэту и ученому, где стоит прекрасный мавзолей, и жители Нишапура низко кланяются тому, кто так любил жизнь и оставил о себе память сотнями строк, любимых и нами, живущими в веке XXI.

Так что же такое рубаи Омара Хайяма, чье звонкое и манящее наименование доносится до нас из глубин древней персидской истории? Да-да, персидской, а не арабской, откуда пришли в мир газели и касады. И до сих пор, говорят, в городском фольклоре Ирана, Афганистана, Таджикистана этот, чаще всего любовный, куплет широко распространен, как те самые наши частушки. Они пелись и декламировались юношами и девушками, легко запоминались, имея уникальную по простоте и легкости запоминания рифму (аааа или ааbа), становились популярными не только благодаря этому, но и меткости выражений и привычными образами. Уже при жизни Мастера рубаи вызывали массу подражаний, да еще каких! Очертить границы творчества самого Хайяма уже просто невозможно, ибо не знаем мы точно, что начертано пером великого (часто на полях научных трудов) или брошено в воздух на пирушке, а что сотворили до него или после… Думают над этим ученые, называют нам разное количество подлинных, хайямовских рубаи, составляющих нынешнее ядро красиво издающихся бесчисленных и разных по «толщине» сборников под названием «Рубаи Омара Хайяма».

Можно, конечно, сосредоточившись, найти точеные и точные, звенящие, как натянутая струна, разящие, как яд гюрзы, скептические, дерзкие, иронические, философски весомые строки, которые никем иным, наверное, не могли бы быть написаны, ведь только Хайям сумел расширить и обогатить народную песенную форму этих странствующих четверостиший такой глубиной, такой кажущейся невозможной способностью разговаривать с самим Богом на мировоззренческие темы, используя всего четыре строчки!..

В этом замкнутом круге – крути не крути
Не удастся конца и начала найти.
Наша роль в этом мире – прийти и уйти.
Кто нам скажет о цели, о смысле пути?

Сколько горечи порой звучит в этих словах, сколько хочется узнать и понять!..

Люди тлеют в могилах, ничем становясь.
Распадается атомов тесная связь.
Что же это за влага хмельная, которой
Опоила их жизнь и повергнула в грязь?

Был ли в самом начале у мира исток?
Вот загадка, которую задал нам Бог.
Мудрецы толковали о ней, как хотели, —
Ни один разгадать её толком не смог.
1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4