Эхо старых книг

Пока говорим о книгах, изучаю твое лицо, пытаясь понять, что делает тебя красивым, поскольку, взятые по отдельности, черты немного не соответствуют классическим стандартам. Нос, узкий и длинный, делает тебя слегка похожим на ворона, рот слишком широкий, чересчур полные губы и подбородок с выраженной ямкой. Нет, решаю я, не так идеален, как показалось на первый взгляд. Однако твои глаза – эти пронзительные светло-голубые зрачки, окруженные темным кольцом, – задерживаются на мне так долго, что становится неловко, и внезапно я не могу придумать, что сказать.

Испытываю облегчение, когда появляется Элейн Форестер. Она – мать одной из подруг Сиси, а ее муж, чье семейное чайное состояние испарилось после «Краха», – давний соратник моего отца. Надеюсь, что ты уловишь намек и удалишься, но после того как Элейн, осыпав меня слащавыми банальностями о Тедди и моей удаче, уходит, мы снова остаемся одни.

Ты склоняешься ко мне и произносишь поздравления так тихо, будто поверяешь мне секрет. Не могу отделаться от ощущения, что надо мной насмехаются. Отмахиваюсь от слов, едва не позабыв ответить «спасибо». Но это не предел твоей наглости. Отнюдь. Ты начинаешь обсуждать моего жениха, словно желаешь составить каталог всех его качеств и достижений. Твои комментарии звучат скорее как оскорбление, нежели как похвала, и ты даже имеешь дерзость вслух предположить, что я не рада помолвке. Как будто мы давно знакомы и ты имеешь какое-то право на свое мнение.

Игнорирую твою дерзость и спрашиваю, как ты оказался на моей вечеринке – ведь я тебя не знаю. Ты представляешься, однако твое имя я слышу впервые. А имя твоей дамы – которое ты произносишь, не моргнув глазом, – хорошо мне знакомо, хотя не делает тебе чести. Голди пользуется в Нью-Йорке весьма дурной славой.

Не нахожу слов, удивляясь тому, что Голди где-то в этой толпе пьет шампанское моего отца и наверняка вытворяет черт знает что. Каким образом одна из самых скандальных женщин города – самозваная журналистка – сумела заполучить приглашение на мою помолвку? Несомненно, это работа моего жениха, который никогда не упускает случая увидеть свое имя и лицо в прессе.

Следовало сразу понять, что ты за мужчина, если якшаешься с дамой как минимум на десять лет старше себя. Могу добавить: с дамой, знаменитой своим пристрастием к молодым поклонникам. Невольно думаю: что за мужчина свяжется с подобной женщиной? Кажется, я даже бросила какое-то замечание на этот счет. Ты недовольно хмуришь брови и сообщаешь мне со своим высокомерным акцентом, что люди не всегда являются теми, кем кажутся, и в первую очередь – ты сам.

Какой я была дурой, что не поверила тебе на слово.

Навсегда и другая ложь

(стр. 7–10)

4 сентября 1941 г. Нью-Йорк

Каково же было мое изумление, когда я увидела тебя через неделю на званом обеде в доме Уиттиеров. И снова с ней. У нее слишком желтые волосы, чересчур тесное платье и хриплый смех. А также пестрое прошлое и глупейшее имя.

Голди.

Вы ходите по комнате парой, сплетя руки, вежливо улыбаетесь, когда вас знакомят с моими друзьями. Сегодня ты в великолепно скроенном смокинге – подарок, полагаю, и весьма щедрый. На ней – муар сливового цвета, облегающий ее фигуру, словно вторая кожа. Она красива, я признаю. Хорошо сложена и идеально одета. Правда, на несколько лет старше, чем большинство мужчин твоего возраста сочли бы привлекательным. Что ж, возможно, тебе нравятся именно такие женщины.

Ты осматриваешь комнату, как будто делая мысленные заметки, запоминая имена и лица, возможно, ранжируя их по размеру капитала. Пока тянется время коктейлей, притворяюсь, что меня не волнует, где ты находишься, и что я не замечаю твоего общения с Тедди. Но безуспешно. Сам факт твоего присутствия заставляет меня нервничать. Дело не в том, что твой взгляд время от времени встречается с моим. И не в том, как ты одариваешь меня мимолетной улыбкой, чуть вздергивая уголки губ. Я не могу понять, почему ты вновь вернулся, как фальшивая монета к своему владельцу. Чего ты хочешь от нас? И от меня лично?

К счастью, наконец зовут к ужину. Рассадка гостей продумана заранее, на столе, возле каждого прибора, стоят именные карточки из веленевой бумаги цвета слоновой кости. За ужином я смогу следить за тобой с безопасного расстояния.

Странно. В тот момент мне пришло в голову именно это слово – «безопасное», как будто одно твое присутствие таило в себе некую угрозу. Просто смешно. Разве я могу подвергаться опасности в красивой комнате, наполненной людьми самого безупречного происхождения?

С безмятежной улыбкой ищу взглядом Тедди, ожидая, что он присоединится ко мне. И тут я вижу, что возле моей карточки стоит твоя, а не его. Этот факт тебя, похоже, совсем не удивляет.

Мой жених садится у противоположного конца стола – рядом с твоей дамой. Когда я занимаю свой стул, она вскидывает на меня глаза, словно почувствовав, что я наблюдаю. Ожидаю увидеть ревность, раздраженный взгляд той, чей спутник переметнулся к сопернице. Я давно привыкла к таким взглядам от женщин. Особенно от тех, кто надеялся заполучить Тедди. Однако в ее взгляде только холодная оценка. А еще настороженность, любопытство. Как будто она пытается решить, как ей со мной поступить.

Я первая опускаю глаза, смущенная ее открытым взглядом, но успеваю заметить, как вы переглянулись. Не знаю, как ты устроил эту нашу вторую встречу – ты так и не рассказал, – но что-то в выражении твоего лица вселяет уверенность, что она не случайна. Из вежливости – или потому, что я уже выпила слишком много коктейлей, – позволяю тебе втянуть меня в разговор. Мы говорим о лошадях. По крайней мере, с них начинаем. Обсуждаем мой новообретенный интерес к скачкам, недавнюю поездку в Саратогу на турнир «Спинауэй Стейкс» и папин подарок на мой день рождения.

Случайно – а может быть, неизбежно – мы подходим к теме разведения лошадей. Не помню, кто первым из нас об этом упомянул. Ты спрашиваешь, как вышло, что я заинтересовалась подобной темой. Причем говоришь настолько снисходительно и ехидно, с такой уверенностью в себе и своем британском обаянии, что я невольно стискиваю зубы. Ты раззадориваешь меня своей вежливой улыбкой, намекая, что я какая-то богатая маленькая мисс, которая попросила пони на день рождения и получила сразу двух, но я не желаю быть недооцененной. Внезапно мне очень сильно хочется поставить тебя на место.

И вот мы говорим уже вовсе не о лошадях. Мы оба это понимаем и все равно повышаем ставки с каждой двусмысленной фразой, приближаясь к грани непристойности.

Для меня внове такая чувственная война слов. Тем не менее это кажется поразительно знакомым. Вроде дежавю. Каким-то образом я знаю, куда это может привести и чем закончиться. Теперь ясно, в чем состояла опасность, о которой я подумала ранее. Как раз в этой потребности что-то тебе доказать. И возможно, самой себе тоже. А что именно доказать – этого я и сама пока не понимаю.

Ты ухмыляешься, явно довольный собой, а я прихожу в ярость, запутавшись в собственной паутине. Не знаю, как выбраться, не выставив себя неопытной глупышкой, но я скорее откушу себе язык, чем доставлю тебе подобное удовлетворение. Поэтому дерзко и безрассудно продолжаю игру, которая мне совершенно не по плечу – и, как подозреваю, ты хорошо это видишь. Хочу тебя шокировать, но ты не поддаешься. Совсем.

В конце концов ты разоблачаешь мой блеф.

Твои глаза смотрят в мои – раньше я и не замечала, какого они насыщенного голубого оттенка, с маленькими золотыми крапинками по краям, – и внезапно мне становится ужасно жарко, что, полагаю, обычно и случается, когда играешь с огнем.

–?Мне очень хотелось бы увидеть этих ваших прекрасных лошадей, – говоришь ты с той ленивой улыбкой, которую наверняка отточил до совершенства, чтобы смущать таких юных дурочек, как я.

–?А я была бы рада вам их показать, – отвечаю я, потому что мне не остается ничего другого. Ты выложил свои карты на стол, и я должна сделать то же самое. – Возможно, как-нибудь и получится.

–?Завтра днем я свободен, – небрежно предлагаешь ты. – Тем более давно хотел съездить в Хэмптон. Слышал, это красивое место.

И вот так я попалась в ловушку.

Глава 5

Эшлин

«Реставрация – долгое и сложное дело, особенно когда ущерб значителен. Прогресс будет медленным. Возможны неудачи. Проявите терпение и будьте настойчивы».

28 сентября 1984 г. Портсмут, Нью-Гэмпшир

Эшлин пыталась сосредоточиться на текущей работе – она удаляла остатки старой льняной ленты со второй книги Гертруды о приключениях Нэнси Дрю, – но не могла думать ни о чем другом, кроме как о тайне, связанной с ее последней литературной находкой.

После нескольких глав «Сожалеющей Белль», явно написанных мужчиной, было интересно погрузиться в «Навсегда и другую ложь» и увидеть первую встречу влюбленных глазами девушки. Узнать подробности того вечера в танцзале отеля «Сент-Реджис», прочитать почти идентичные строки диалога. Обе книги раскрывали взаимное, постепенно разгорающееся влечение. Детали повествования совпадали.

Возможно… совпадали слишком уж точно?

Эшлин была убеждена, что это не просто вымысел: персонажи реальны, а история их любви – если ее можно так назвать – настоящая. Но что, если она ошибается? Что, если книги были задуманы как своего рода метапроза, литературный трюк, призванный создать иллюзию звучания двух разных голосов? Пара влюбленных делится своими старыми обидами. Этакий романтический детектив на тему «Кто виноват?».

То была интригующая концепция, которая могла бы объяснить отсутствие имени издателя на обеих книгах. Экспериментальная проза, причудливая и нарушающая правила, по-прежнему в чести у литераторов. Тридцать лет назад подобные произведения были бы, вероятно, отвергнуты в пользу более безопасных проектов. И быть может, автор обратился в издательство с предложением самому оплатить печать книги, как это сделал Эрнест Винсент Райт в 1939 году, когда не смог заинтересовать ни одного издателя своим романом «Гэдсби» (не путать с «Великим Гэтсби» Фицджеральда).

По задумке Райта, в его книге не было ни одного слова с буквой «е» – самой распространенной гласной в английском языке. Если верить легенде, автор даже заблокировал на своей пишущей машинке клавишу «е», чтобы эта буква случайно не проникла в текст. В свое время книга почти не вызвала интереса у публики, но в конечном итоге заслужила известность как редкая и курьезная вещица. Сегодня коллекционер, которому посчастливится найти экземпляр, увидит цену в пять тысяч долларов.

Возможно ли, что Эшлин наткнулась на нечто подобное? Да, вполне. Однако это не объясняло эха. Никакие литературные ухищрения не могли вызвать то, что она чувствовала, когда к ним прикасалась. Отголоски книг не были трюком. Там звучали настоящие, мрачные и глубокие последствия прошлого. Вопрос только – чьего прошлого?

Руки Эшлин замерли, когда она представила себе, как «Сожалеющую Белль» и «Навсегда и другая ложь» берут с полок и кладут в коробки, чтобы отвезти в магазин Кевина с его лавовыми лампами и бакелитовыми радиоприемниками. А теперь книги попали к ней. Вдруг Эшлин не просто так обнаружила их в задней комнате Кевина? Что, если именно ей суждено разгадать их секрет?

Все еще погруженная в эти мысли, Эшлин взяла нож и сделала первый разрез, а затем осторожно отделила переднюю и заднюю переплетные крышки от текстового блока. При всей заманчивости перспективы раскрыть литературную тайну, ей не с чего было начать. Ни один персонаж не назван собственным именем, да и от прозвищ вроде Сиси и Белль тоже не оттолкнешься. Конечно, есть еще Голди, но, кажется, это тоже своего рода псевдоним. Хотя… Белль ведь упомянула, что всем в Нью-Йорке известно имя Голди. Наверняка на это стоит обратить внимание. Много ли в 1941 году было женщин среди владельцев газет?

В порыве вдохновения Эшлин встала из-за стола и направилась в зал, к полкам, посвященным журналистике. Невелик шанс сразу что-то найти, но попытаться стоит. К сожалению, на журналистской полке располагалось всего восемь книг, и все они были посвящены иностранным корреспондентам времен Первой и Второй мировых войн, включая потрепанный экземпляр «Праздника, который всегда с тобой», довольно хорошее издание сборника «Хемингуэй о войне» и книгу «Лица войны» Марты Геллхорн, третьей жены Хемингуэя. Неудивительно. Фрэнк обожал все, связанное с Хемингуэем.

Эшлин проверила раздел по американской истории, но большинство произведений здесь были посвящены либо войне, либо политике. В разделе о торговле и промышленности она нашла множество книг по добыче полезных ископаемых, железным дорогам и автомобилестроению, однако ничего по газетному бизнесу.

Такая задача должна быть по плечу Рут Трумэн. Вообще-то, следовало позвонить Рут еще с самого начала. Сейчас она перешла на неполный рабочий день, зато у нее почти тридцатилетний опыт работы библиотекарем и настоящий талант в области всевозможных исследований.

Эшлин пролистала «Ролодекс»[1 - Ролодекс – вращающийся каталог с карточками специального формата, содержащими контактную информацию людей или организаций.], нашла номер Портсмутской публичной библиотеки и сняла с рычагов старого телефонного аппарата черную трубку.

– Доброе утро. Говорит миссис Трумэн. Чем я могу вам помочь?

Эшлин невольно улыбнулась. Рут Трумэн отвечала именно так, как этого ожидаешь от библиотекаря: вежливо, профессионально и чрезвычайно деловито.

– Привет, Рут. Это Эшлин из «Невероятной истории».

– Эшлин! Рада слышать тебя, дорогая. Давненько ты не звонила.