Сказ столетнего степняка

Еще при жизни Темиртас стал легендой, и это благодаря великой песне. Но в годы репрессий советская власть сурово расправилась с ним: свободолюбивого сына Биржан-сала вместе со всей семьей сослали в Сибирь на долгие годы. После войны, после смерти Сталина и реабилитации репрессированных, уже на старости лет, я встретился с сыном Темиртаса Мухамедкали. Внук Биржан-сала поведал, что сам Темиртас и вся его семья погибли в Сибири, и только ему удалось вернуться живым в родные края.

А одного бедного учителя посадили на десять лет только за то, что он, бедняга, по бедности, посмел сшить себе трусы из красного ситца! И как назло, приезжает в аул оперуполномоченный из области, энкеведешник до мозга костей, боевик-большевик родом из Питера, закаленный в жарких схватках с деникинцами и колчаковцами. Матерый комиссар рыскает по степным просторам в поисках «врагов народа». Все районное руководство на ушах! Ездит он по аулам, на местах проверяет методы борьбы с чуждыми элементами. С ним вооруженный конвой на спецмашинах. Кого надо, скручивают и заталкивают в крытый кузов. Некоторых просто берут на заметку. Принимают в ауле высоких гостей в доме бедолаги учителя. Поели, попили, прошло все хорошо, пора провожать гостей. Перед отъездом комиссар захотел сходить по малой нужде. Все бы ничего, да тут этот бедолага учитель захотел того же. Вот тут наметанный глаз «охотника за головами» замечает, что нижнее белье у товарища учителя красное! «Ах ты, сукин сын! Попался! Как это так!? Красное знамя великой страны, обагренное святой кровью рабочих и крестьян, развевается высоко, на весь мир! И на тебе, надел его на задницу какой-то отщепенец алашордынцев!» Громогласно выматерившись, начинает разбираться – оказывается, верхнее белье у учителя было сшито из белого ситца, а нижнее – из красного! «Да ты сволочь, контра! Значит, белые ближе сердцу, и ты ставишь их выше! А красных ставишь ниже, и в самом позорном, грязном, вонючем месте!» Бедняга оправдывается, что это не специально, а жена-дура сшила из ткани, какую удалось достать. Да и хватило куска только на трусы.

Врезал комиссар по морде оцепеневшему от страха учителю, дал пинка под зад и приказал конвою арестовать его! Дали бедняге десять лет и отправили в Сибирь!

А бедные аульчане в ту же ночь сожгли все нижнее белье красного цвета.

Потому что красное знамя считалось святыней! Со всех трибун неустанно горланили партийно-советские пропагандисты, что красный цвет означает кровь народную, что наши знамена обагрены священной кровью рабочих и крестьян, пролитой в борьбе за советскую власть!

Только кровь у всех красная! И страшно, когда она проливается рекой, независимо от цели!

Сын одного аульчанина, мальчик лет семи, первоклассник, любил рисовать. Однажды он хотел нарисовать портрет вождя, отца всех народов, Сталина. Поскольку не мог точно воспроизвести черты лица, он по-мальчишески схитрил: сильно надавливая, обвел карандашом портрет Сталина в мундире, напечатанном в книге, подложив бумагу на обратную сторону книжного листа, то есть скопировал контур. Если бы какой-то бдительный товарищ увидел эту книгу, портрет вождя, обведенного жирными линиями ученического карандаша и накатал бумажку куда следует, то появился бы новый «враг народа», и отца мальчика лет на десять отправили бы в лагеря. К счастью, увидел эту книгу и рисунок мальчишки молодой учитель истории и в страшном испуге принес мне. Вначале я тоже весь похолодел при виде изуродованного портрета вождя, но взял себя в руки и спокойно спросил:

– А кто еще видел эту книгу?

– Никто! – запальчиво ответил честный малый.

– А ты понимаешь, что будет со всеми нами, если это увидят там!? – многозначительно указал я пальцем в потолок.

Историк аж задрожал и быстро закивал головой, как конь, гонимый оводом.

– Тогда ты ничего не видел! Не было этого, и все! Понял!?

Мое спокойствие придало ему сил, и он ответил уже внятно:

– Да, понял! Так и есть!

Вечером я бросил эту злополучную книгу вместе с портретом Сталина в горящюю печь и пристально смотрел, как сгорает «вождь и отец всех народов» при полном параде в пламени сухих березовых поленьев. Усатое лицо тирана кривилось и обугливалось, принимая чудовищный вид. Показалось, что он зловеще усмехается мне. Я невольно вздрогнул, по спине пробежали мурашки и облегченно вздохнул только тогда, когда портрет исчез бесследно в огне.

Наконец-то нам открылась истина. Бодан белого царя стали бодан красного царя! Только цвета разные да лозунги поменялись,а суть-то, суть прежняя! Как мы были подданными Российской империи, так ими и остались! Не было у нас национальной независимости – и точка!

Вот сейчас думаю, а что было бы с нашим народом, если все как один восстали бы против царского, а затем советского колониализма? Наверное, все джигиты героически погибли бы в неравном бою лука и стрелы против ружей и пушек!? Так наверняка казахская нация исчезла бы с лица земли совсем.И вот, по прошествии многих лет я понял непростую народную философию выживания и самосохранения: вроде как подчинились, покорно горбились под руководством захватчиков, танцевали под их дудку, но внутренне оставались верными своей вере, духу, культуре и языку. Самое главное, душу не отдали!

И я работал на советскую власть и компартию. Поддерживал выступающих с высоких трибун с пламенными речами большевистских руководителей, призывавших массы к ударному социалистическому труду, к светлому будущему человечества – коммунизму. А вечерами читал аяты Корана, хадисы пророка, истории мусульманских святых, легенды и сказания предков. Это было нормой моей жизни, и я внутренне гордился этим.

Когти агентуры

Неожиданно пришел и мой черед. В то время черный воронок, двое в черной кожанке и арест нового «врага народа» не было делом особо неожиданным. Многие, в том числе сотрудники партийно-советских органов, на случай ареста держали наготове маленький чемоданчик или сумку с предметами первой необходимости прямо в рабочем кабинете. Шепотом поговаривали в народе, что даже судьи, прокуроры и сами энкеведешники были готовы пересесть из своих кабинетов в каменные казематы. Над всеми людьми того времени без исключения висела, как дамоклов меч, угроза ареста и большого тюремного срока, а то и расстрела по приговору тройки. У меня тоже был такой чемоданчик, и я был готов к любым превратностям судьбы. Но никак не думал, что возьмут меня так не по-людски.

А взяли прямо в классе, во время урока литературы. Ученица восьмого класса читала стихотворение Гете «Горные вершины», которое перевел на русский язык Лермонтов, а Абай перевел на казахский. Гениальное стихотворение о природе и не менее гениальные переводы поражали фантазию учеников и воодушевляли. Наш поэтический настрой нарушили резко распахнувшиеся двери. Двое сотрудников в кожанке чеканно шагнули в класс. Дети испуганно затихли. Я весь похолодел.

– Учитель Асанбай Аманжолович Бектемиров?!

Старший товарищ в кожанке вопросительно посмотрел на меня.

– Да, – тихо ответил я. Во рту пересохло, язык еле ворочался.

– Что читаем? – иронично спросил человек у учеников.

– Гете и Лермонтова в переводе Абая! – несмело ответил самый отчаянный ученик.

– Ну вот, ясненько все даже на первый взгляд! – Он хищно повернулся в мою сторону. – Немца изучаете! А вы случайно не шпионите в пользу Германии?

– Нет, конечно! Это же стихи… поэзия великих поэтов! – ответил я тихо.

– Ладно! Посмотрим! Мы пришли по другому вопросу! – отрезал старший товарищ в кожанке. – Учитель Асанбай Аманжолович Бектемиров, вы арестованы!

Он холодно посмотрел на меня. Переборов чувство страха, я как можно спокойнее сказал своим ученикам, оцепеневшим от ужаса:

– Дети, успокойтесь! Все это недоразумение, ошибка! Я ни в чем не виноват! Скоро все выясниться, и мы продолжим уроки поэзии! Не думайте, пожалуйста, ни о чем плохом! До свидания!

– До свидания, агай! Возвращайтесь поскорее! – зашумели дети.

Мне было стыдно перед детьми. Они уважали меня. И вот, почтенного учителя уводят из класса как преступника.

Мы вышли из класса и направились к выходу из школы. Ох, каким тяжелым был этот короткий, привычный путь по школьному коридору. Когда за нами закрылась дверь школы, мне показалось, что это навсегда. Черный воронок неприметно стоял в тени деревьев. Только собирались сесть в машину, как из школы выскочила ученица, которая читала стихи, с криком: «Агай! Агай!». Все резко обернулись к ней. Она бежала, размахивая маленькой ручонкой.

– Агай! Вы забыли вашу ручку!

И протянула авторучку.

Я был растерян и машинально протянул руку. Но комиссар грубо оттолкнул меня и резко сказал:

– Она ему больше не нужна! Оставь себе!

Девочка тихо заплакала. Мы сели в машину. И тут вижу, что бежит к нам Халима. Она была на седьмом месяце беременности. Запыхаясь, с трудом переставляя ноги, она почти добежала до машины. Я хотел выйти, но строгий сотрудник удержал меня силой и велел:

– Сидеть! Поехали!

Водитель резко нажал на газ, и машина рванулась с места.

Тут я не выдержал и крикнул в полуоткрытое окно:

– Скоро вернусь! Передайте всем! Я не виноват!

Оглянувшись назад, увидел, как Халима и ученица, поддерживая друг друга, рыдают.

После приезда в отделение НКВД, меня сразу привели на допрос. Следователь был примерно моего возраста, не азиат. Он объявил, что я, учитель Асанбай Бектемиров, сын Аманжола, подозреваюсь в агитационной работе против советской власти.

– Вы поете песню «Тау ишинде» – «Среди гор»? – спросил он.

– Да! Прекрасная песня о любви!

– А вы знаете, кто автор этой песни?

– Нет! – схитрил я.

– Так знайте! Автор – Сакен Сейфуллин, враг народа!