Голестан, 11

– По воле Аллаха малыш появится на свет этой ночью.

Через некоторое время пришла врач и дала указание подготовить меня к родам. Меня одели в больничную форму, уложили на носилки и повезли в сторону родильного зала. Увидев маму, бежавшую за мной в слезах, я протянула к ней руку, и врач, сопровождавшая меня в тот момент, поручила одной из медсестёр выдать и маме больничный халат.

Чуть позже она пришла в зелёной врачебной одежде и встала рядом. В те затуманенные болью мгновения я молилась только за малыша. Как и все матери, я переживала за здоровье своего ребёнка, так как за эти тридцать семь дней я столько плакала и печалилась, что думала, будто рожу маленького и немощного младенца. Поскольку в те времена не было таких аппаратов ультразвукового исследования, какие мы имеем сегодня, подруги, родственники и соседки определяли пол ребёнка по опыту и форме живота. Согласно мнению многих женщин, на свет должна была появиться девочка.

Я была на третьем месяце беременности, когда погиб Амир, брат Али. Какие тяжкие были дни! Каждая минута проходила в стенаниях, печали и рыданиях, затем… ушёл на небеса Али. После его смерти я очень сильно исхудала, так как около недели ничего не могла есть и лишь пила воду. Внешне я не была похожа на прочих беременных женщин, и многие даже не могли поверить в то, что я ношу под сердцем ребёнка.

Боль, словно кровь, разлилась по всему моему телу. Я не хотела плакать, поэтому кусала губы и изо всех сил сжимала руки плачущей мамы, но когда боль усилилась, у меня тоже потекли слёзы. Мама поднесла мою руку к своим мокрым губам и целовала её. От невыносимой боли я начала звать Али, моля его о помощи.

Левую руку я поднесла к лицу, вдыхая запах обручального кольца, которое, как мне казалось, пахло мужем. Я поцеловала его и внезапно увидела Али. Он стоял передо мной и улыбался. Увидев его, я позабыла о боли и не могла поверить своим глазам! Он пришёл ко мне, живой и невредимый, смеялся и успокаивал меня.

– Али, помоги мне, – молила его я, – помоги выдержать эту боль и не кричать. Я не хочу, чтобы кто-то слышал мой голос. Прошу тебя, помоги мне.

Кусая губы, я продолжала сжимать руку мамы, которая сидела возле кровати на полу и молилась за меня. Представляю себе, как невыносимо ей было видеть мои мучения. Про себя я повторяла: «Йа Али!» – и, ничего не слыша, продолжала смотреть на мужа, который стоял в стороне и улыбался мне. Я была словно оторвана от этого мира и не понимала ничего из того, что он говорит. Окружившие меня акушерки и мама беспрестанно читали вслух салават[1 - Салават – молитвенная формула благословления Пророка Мухаммада и его семьи, читаемая при упоминании имени Пророка, а также во многих других случаях (прим. пер.).].

Когда раздался голос ребёнка, моё тело ослабло и стало лёгким. Какое прекрасное чувство я испытала в тот момент! Изнурённая, я чуть приподнялась на локтях и увидела, как смеются акушерка и медсёстры. Одна из них, радуясь, сказала:

– Это мальчик! Дай ему Аллах тысячу лет жизни за отца!

Все поздравляли друг друга. Акушерка, взяв ребёнка на руки, спросила меня:

– Вы видели своего красавца? Посмотрите, какой он славный!

Мой черноволосый сынок, хоть и был маленьким, но родился розовеньким и пухленьким.

Али, такой красивый и светлый, как в наши последние минуты прощания, всё ещё стоял рядом и улыбался. Он был так близко, что я чувствовала запах его тела.

– Дорогой Али, спасибо… – прошептала я ему.

Ребёнка уложили на стол рядом с кроватью и, взвесив, сказали:

– Два с половиной килограмма!

Несколько медсестёр окружили ребёнка, а мама с сияющим от радости, заплаканным лицом нагнулась и поцеловала меня.

Оглянувшись, я увидела Али, всё ещё улыбавшегося и стоявшего по-прежнему на том же самом месте. Господи, как же я по нему тосковала! Мне так хотелось, чтобы он подошёл ближе, взял на руки своего сына и сказал мне:

– Ангел мой! Мой цветочек! Спасибо тебе за такого сына!

Мама ушла, чтобы позвонить свекрови и поздравить её с рождением внука. Акушерка и медсёстры тоже вышли, забрав с собой ребёнка, а ко мне подошли другие медсёстры и, уложив на носилки, увезли в отделение для родивших женщин. Моё тело было слабым и бесчувственным, но я всё ещё испытывала боль. Снова оглянувшись и посмотрев туда, где стоял Али, я сказала:

– Дорогой Али, спасибо! Не могу поверить, как быстро я успокоилась. Ты тоже иди со мной. Прошу тебя! Не оставляй меня одну. Я так соскучилась по тебе…

Когда мы покинули родильную палату, я уже не ощущала рядом присутствия Али. Слёзы отчаяния наполнили мои глаза и потекли по щекам.

– Дорогой Али! Я столько всего натерпелась. Я сдерживала свой гнев и не давала воли слезам, чтобы единственная память о тебе появилась на свет. Посмотри, как хорошо я справилась. Не оставляй меня, пожалуйста! Не уходи! Или забери меня с собой. Али, я тоже хочу пойти с тобой. Вот как скоро я устала. У меня нет сил перенести разлуку с тобой. Как жаль, что ты был таким хорошим.

Помню, когда я хотела поехать с ним в Дезфуль, он сказал:

– Там идёт война. Днём и ночью падают бомбы. Я не всегда смогу быть рядом, и ты часто будешь одна. Ты сможешь выдержать это?

– Да! Зато там я смогу чаще видеть тебя! – радостно ответила я.

Если в моей жизни и были какие-то счастливые и приятные мгновения, то, несомненно, ими были те пять с половиной месяцев жизни вместе с Али в Дезфуле.

В декабре 1986 года был пик бомбёжек, и снаряды ежедневно сыпались на города Дезфуль и Ахваз. Али тогда спросил меня:

– Поедешь со мной?

– Разве можно? – с подозрением спросила я.

Ночью мы вместе собрали всё необходимое: швейную машинку, утюг, кастрюли, тарелки и другие кухонные принадлежности, а также чемодан одежды и всякой мелочи. Наутро всё это мы загрузили в машину и поехали в Дезфуль.

За последние двадцать семь лет я очень часто размышляла о тех днях. Каждый раз, когда моё сердце тоскует по Али, я вспоминаю декабрь 1986 года, который мы вместе провели в Дезфуле. И вправду, моя счастливая жизнь с Али была именно в те самые дни. Все те воспоминания, которыми я с вами делюсь, до сих пор со мной. Для меня до сих пор удовольствие видеть апельсиновые и мандариновые деревья и ощущать аромат листьев лимонов и эвкалиптов, напоминающий приятный запах той счастливой зимы, которую мы провели вместе.

Первые месяцы после гибели Али я день и ночь часами лежала под одеялом, закрывала глаза и просматривала свои воспоминания, будто художественный фильм. Просмотр периодически прекращался из-за того, что кто-то входил в комнату, или по какой-то другой причине, но я снова возвращалась к нему, как в ту ночь в больнице Фатимийе в Хамадане, когда я была в полусонном состоянии из-за обезболивающих, которые мне вкололи после родов. Как и все беременные, я скучала по своему мужу и очень хотела, чтобы он был рядом. В ту ночь я накрылась больничным одеялом, пропахшим йодом, спиртом и лекарствами, и, закрыв глаза, начала вспоминать день, когда мы приехали в Дезфуль. Я очень люблю этот фрагмент моих воспоминаний…

В пятницу 10 января 1987 года мы прибыли в наш дом в Дезфуле. Он совсем не был похож на то, что я представляла по пути из Хамадана. Это был новый полутораэтажный дом безо всяких удобств в маленьком пригороде Дезфуля под названием Пансад Дастгах. Раньше нас туда приехал вместе с женой и маленькой дочкой Зейнаб друг Али, Хади Фазли[2 - Хади Фазли родился 4 июня 1962 г. в области Мерйандж, провинция Хамадан. Погиб во время боевой операции «Мерсад» 29 июля 1987 г. в районе Чарзир близ города Исламабад. Хади Фазли был одним из старейших членов дивизии и перед смертью являлся командующим второго корпуса дивизии «Ансар аль-Хосейн» провинции Хамадан.].

Какими же мы были уставшими в ту ночь! Наскоро расстелив постель, мы сразу легли спать, а рано утром проснулись от громкого шума, поднятого Али. После утреннего намаза он пошёл за хлебом, а затем, намеренно шумя, пытался таким образом разбудить всех. Мы спали в холле, а Хади с семьёй – в гостиной. Я проснулась и быстро собрала постель, а Хади помог Али постелить на пол скатерть для завтрака.

Позавтракав, Али и Хади надели военную форму и собрались уходить.

– Когда вы вернётесь? – спросила я.

Али со своим ярко выраженным хамаданским акцентом ответил:

– Неизвестно. Каждый день будет приходить солдат, и если понадобится сделать какие-то покупки или что-то ещё, говорите ему обо всём, что вам необходимо.

Когда Али и Хади, закрыв за собой дверь, ушли, я ощутила одиночество и тут же поспешила чем-то себя занять, решив сначала рассмотреть повнимательнее дом, в котором нам предстояло жить.

Дом имел небольшой, компактный двор, в котором находилась уборная. Я сразу заметила, что стены и кирпичное строение были возведены недавно. Немного прогулявшись по освещённому солнцем двору, я поднялась на маленькую и узкую террасу, через которую можно было пройти в другую часть дома. Относительно просторный коридор вёл к небольшой гостиной. На кухне не было никаких удобств: ни мебели, ни кафеля, и, насколько я могла разглядеть, повсюду лежал слой пыли и свисала паутина. В конце коридора я обнаружила лестницу из двенадцати ступенек, которая вела к подвалу с двумя комнатами: одна из них была большой с маленьким окном, а другая – узкая, с высоко расположенным на стене маленьким окошком, смотрящим на безлюдный небольшой двор. С потолка свисала лампа, еле освещавшая комнату, которая впоследствии стала нашей с Али.

Мы с Фатимой решили, что, пока Зейнаб, которой тогда было полтора года, спит, имеет смысл воспользоваться случаем и быстро привести дом в порядок. Сняв чадры и повязав косынки, мы первым делом убрали грязную скатерть и занялись поисками метлы. Вдруг нас оторвал от дел пронзительный звук сирены воздушной тревоги. Фатима тут же ринулась к дочери, схватила её на руки, и вместе мы побежали в подвал. Помню удивлённые и недоумевающие глазки Зейнаб в тот момент, малышка была ещё совсем сонная. Она заплакала, и как бы мы ни старались, нам не удавалось её успокоить. Звук сирены усилился, дом дрожал.

Мы в страхе сидели на полу. Зейнаб кричала и плакала, а мы боялись того, что происходит снаружи. Спустя полчаса девочка успокоилась, но от голода начала капризничать. Как только шум стих, мы решились подняться наверх. Немного придя в себя, Фатима взяла детскую бутылочку и начала её мыть, а я принялась разжигать плиту, но тут вновь раздался звук сирены. На этот раз мы испугались не так сильно, но всё же снова побежали в подвал.

Прошло ещё около получаса, но солдат, о котором говорил Али, так и не пришёл. На этот раз мы поднялись наверх прежде, чем смолкла сирена. Фатима наполнила бутылочку молоком и начала кормить дочь. Затем, немного переждав и надев чадры, мы вышли из дома и удивились тому, что люди ходят по улице как ни в чём не бывало. Мы не могли понять, как во время налёта люди сохраняли спокойствие и продолжали вести свою обычную жизнь. Пройдя немного выше по улице и дойдя до местной пекарни, мы обнаружили очередь, выстроившуюся за хлебом. Пекарь, высокий худощавый мужчина, с особым наработанным годами мастерством раскатывал тесто, слегка подпрыгивая, подходил к печи и лёгкими движениями набрасывал тесто на раскалённые стенки тандыра.

Напротив пекарни находились фермерское хозяйство и магазинчик, где продавались местное молоко, сметана и масло. Увидев это место, Фатима испытала искреннюю радость, а я обрадовалась магазину в начале улицы, где продавался готовый суп.

– Завтра утром будем есть суп! Я угощаю! – воскликнула я.

…Несколько сестёр вошли в палату, стянули с меня одеяло, вынудив открыть глаза. Медсестра, которая стояла впереди, спросила:

– Вы хорошо себя чувствуете?

Я удивленно посмотрела на неё. Меня словно резко перенесли из другого мира и бросили на эту кровать.