Голестан, 11

Тут же подошла вторая медсестра и, заворачивая мне рукава тонкого больничного халата розового цвета, который на меня надели в диагностическом кабинете, взволнованно спросила:

– У вас точно всё хорошо?

Я не знала, что им ответить. Одна из медсестёр, видя мою замкнутость и неразговорчивость, достала тонометр и принялась измерять мне давление. Надев на мою руку манжетку и вставив себе в уши трубки стетоскопа, она пристально всматривалась в стрелку на циферблате манометра. Через некоторое время, сняв стетоскоп, она повернулась к другой медсестре и сказала:

– У неё очень низкое давление.

Вторая медсестра в недоумении посмотрела на меня и спросила:

– А где ваша капельница?

Я не понимала, почему мне задают такой вопрос, и просто продолжала молчать. В это время первая медсестра вышла из комнаты и вернулась с тележкой, на которой стояло множество лекарств. Она начала подготавливать капельницу, а вторая медсестра взяла журнал, висевший на моей кровати, и спросила:

– Разве доктор вас не осматривал?

Поставив мне капельницу, первая медсестра, улыбаясь, сказала:

– Появление вашего сына настолько всех обрадовало, что мы совсем позабыли о его матери.

Я улыбнулась в ответ на эти слова и, видя, как она добавляет лекарство в мою капельницу, невольно вспомнила картинку, которую Али нарисовал, когда лежал в больнице в Сасане. Он изобразил раненую птицу с подбитым крылом, из которого текла кровь.

– Как ребёнок? – спросила я у медсестры.

Положив руку мне на плечо и тепло улыбаясь, она ответила:

– Всё хорошо. Он такой игривый и развлекает всю больницу. Ваша мать отправилась в комнату для новорождённых и взяла его на руки, чтобы показать тем, кто стоял за стеклом и не мог войти внутрь.

Затем сестра собрала свои вещи и положила их на передвижной столик.

– Вы должны полежать с капельницей около часа. Я добавила несколько седативных препаратов, так что скоро вас начнёт клонить ко сну.

После того как медсестра ушла, я начала осматривать палату, в которую меня перевели. Круглые белые часы, висевшие напротив меня, показывали 13:30. Я хотела встать и выключить яркую флуоресцентную лампу на потолке, но, как ни старалась приподняться, у меня не хватило сил.

«Где же мама? Почему она не возвращается?» – взволнованно думала я.

Моё терпение истощалось. Глядя на капли, медленно стекавшие по трубке капельницы в мою руку, я раздумывала, почему у меня никак не получается заснуть.

Как же тихо и спокойно было вокруг. Я посмотрела на пустую кровать слева от меня и подумала, что здесь мог бы остаться Али, если бы он этой ночью пришёл ко мне. Хотя… возможно, он и не смог бы приехать, так как был бы в это время на какой-нибудь важной военной операции. В тот момент мне страшно захотелось, чтобы время повернуло вспять. Какие же замечательные дни у нас были в Дезфуле…

Я вспомнила тот день, среду 14 января 1987 года, когда мы с Фатимой подметали комнаты, снимали пыль со стен и потолков, но, несмотря на все усилия, нам никак не удавалось обжить этот дом и придать ему хоть немного уюта. Чувствовалось отсутствие ковров, занавесок, которые скрыли бы изъяны комнат. Что бы мы ни делали, сколько бы ни чистили – всё было бесполезно.

Около 10 утра кто-то постучал в дверь, и мы подумали, что это тот самый солдат, который приходил каждый день. Надев чадру, я подошла к двери и спросила:

– Кто там?

Незнакомый голос ответил:

– Это я, помощник Али. Меня зовут Саид Садакати. До сих пор, вспоминая тот день, я говорю себе, что лучше бы мы не ездили в Ахваз, лучше бы нас вообще не было дома и я не открывала бы ту дверь, тогда всё могло бы сложиться совсем иначе. Но, к сожалению, я всё же открыла её. И хотя мне даже хотелось проявить сопротивление, по какой-то причине я не стала возражать. До сих пор не знаю, почему мы всё же уехали с Саидом Садакати, если я этого не хотела.

…Какая-то медсестра стояла над моей головой. Она смотрела на меня и улыбалась, открыла клапан капельницы, и остатки лекарства быстрее потекли по трубочке. Убрав в сторону одеяло, она сильно надавила на мой живот, и я сморщилась от боли. Не обращая на это внимания, она снова надавила подобно тому, как оказывают первую помощь больным с сердечным приступом. Не сдержавшись, я вскрикнула, и медсестра, поспешно натянув на меня одеяло, сказала:

– Простите, что причинила вам боль, но это было необходимо.

Я кивнула, и она, сняв капельницу с моей руки, бросила её в мусорное ведро. В это время в палату вошла мама с букетом цветов. Положив их на стол между двумя кроватями, она встала рядом со мной и спросила:

– Дорогая, как ты?

– Всё хорошо, – ответила я, всё ещё испытывая сильную боль в животе.

Мама стала поправлять мне одеяло и платок на голове и с радостной улыбкой добавила:

– Ты даже не представляешь, что это за чудесный ребёнок. Машалла[3 - Машалла – арабское ритуальное молитвенное восклицание: знак изумления, радости, хвалы и благодарности Богу (прим. ред.).]! Все только и делают, что звонят и спрашивают о твоём состоянии, начиная с офиса имама пятничной молитвы и заканчивая людьми из муниципалитета. Все вокруг очень переживают за тебя.

– Мне так хочется, чтобы и Али позвонил… Если бы он был жив… – с грустью сказала я.

К горлу подступил огромный ком. Я попросила маму выключить свет, чтобы я могла заснуть и увидеть во сне Али или хотя бы закрыть глаза и погрузиться в воспоминания о днях, которые мы прожили вместе.

Мама взяла со стола принесённые ею белые лилии и, поднеся к моему лицу, сказала:

– Ты только почувствуй их чудесный аромат.

Я вспомнила день, когда хоронили Али, и то, как он лежал в табуте[4 - Табут – погребальные носилки с раздвижной крышей (прим. ред.).], доверху покрытом цветами. Его душа, словно мотылёк, порхала среди благоуханных цветов райского сада.

– Если бы был какой-нибудь графин, я бы могла поставить цветы в него. Иначе до утра они завянут, – сказала мама, открыв дверцу маленького холодильника.

– Снег идёт?

Мама с цветами в руках подошла к окну и, выглянув на улицу, ответила:

– Нет, но, судя по погоде, если не этой ночью, то утром точно пойдёт.

Я вспомнила день, когда в городе начался сильный снегопад.

– Мама, помнишь 23 января прошлого года, как в пятницу друзья Али привезли его из Исфахана? Какой же ужасный был день.

Куда-то положив цветы, она подошла ближе и легла на соседнюю кровать.

– Тебе не спится?

– Мама…

По моему голосу она поняла, как мне грустно и больно.

– Да, моя родная.

– Помнишь?

– Как же я могу не помнить, моя милая. Какой же тогда был сильный снегопад и гололёд. Его привезли к нам домой, и я положила его матрас рядом с печкой, чтобы он не заболел, приготовила ему куриный суп, а он ел его и восклицал: «Как вкусно! Спасибо вам»…