Львиное Сердце

Филип, оруженосец и друг Руфуса.

Овейн ап Гриффит, валлийский рыцарь.

Ришар де Дрюн, английский жандарм.

Двор Молодого Короля:

Уильям Маршал, рыцарь*.

Адам д’Икбеф, рыцарь*.

Тома де Кулонс, рыцарь*.

Балдуин де Бетюн, рыцарь*.

Симон де Мариско, рыцарь*.

Элоиза де Кендал, подопечная Уильяма Маршала*.

Жослен, оруженосец Уильяма Маршала*.

Жан д’Эрле, оруженосец Уильяма Маршала*.

Прочие персонажи:

Филипп Капет*, король Франции, сын короля Людовика* (покойного).

Бертран де Борн, трубадур*.

Граф Вульгрин Тайлефер Ангулемский*.

Матильда, его дочь*.

Вильгельм и Адемар Тайлеферы, братья Вульгрина*.

Граф Эмар Лиможский, их сводный брат*.

Филипп, граф Фландрский*.

Вильгельм де Барр, один из рыцарей Филиппа*.

Граф Раймунд Тулузский*.

Граф Гуго Бургундский*.

Петр Сейян, близкий советник графа Раймунда*.

Пролог

История помнит великих. Королей, императоров, пап. Простые люди вроде меня или вас сходят в могилу безымянными. На наших похоронах не прочтет молитву архиепископ, над местом упокоения не возведут величественной гробницы. Однако некоторые из нас были там, когда судьба королевств висела на ниточке, когда почти проигранная битва оборачивалась торжеством. Позабытые монахами-писцами и хронистами, мы помогали великим торить тропу к славе и вечной памяти.

Сейчас я сед и согбен, но в свои дни работал мечом бок о бок с лучшими из воинов. Весь христианский мир знает Ричарда, короля Английского, герцога Нормандского, графа Бретонского и Анжуйского, по прозвищу Львиное Сердце. Лишь горстка людей слышала о его рыцаре Руфусе, почти никто – о Фердии О Кахойне. Это меня не заботит. Я служил Ричарду не ради богатства или славы. Верность сделала меня его человеком, и я остаюсь им, хотя король мертв уже тридцать лет, да упокоит Господь его душу.

Глаза мои затуманились, мускулы одрябли. Некогда мне было в радость надеть кольчугу и скакать на боевом коне, теперь же я рад доковылять до скамейки у двери и погреть на солнце старые кости. Смерть скоро приберет меня, не в эту зиму, так в следующую. Я буду готов, молюсь только, чтобы монахам хватило времени записать мою историю так, как она есть, прежде чем я испущу дух.

Три раза по двадцать и еще десять лет – это дольше, чем отпускается большинству людей. Жизнь моя была богата событиями. Я познал радости истинной любви, чего многим не дано. С разрывающимся от радости сердцем прижимал к груди своих новорожденных – сыновей и дочь. У меня были братья по оружию, ставшие ближе братьев по крови. Мне доводилось знавать печали и даже трагедии, и что это, как не испытания, посылаемые Всевышним, дабы закалить нас? Все, что может человек, это снова взвалить на плечо свою ношу и идти дальше.

Говорят, пути Господни неисповедимы, и это воистину справедливо в отношении моей судьбы. Из малоизвестной округи в Ирландии меня забросило в Англию, где я поступил на службу к величайшему воителю нашего времени – Ричарду Львиное Сердце. Вместе мы осаждали замки и сражались в дюжине битв. Я проливал за Ричарда кровь, свою и чужую. Вынужден признать, что ради него мне довелось даже стать убийцей. Я исповедался в этих грехах, но внутренне не раскаялся в них. Да простит меня Господь, но я убил бы этих людей снова, будь у меня силы.

Нужно вернуться к рассказу, а то мы до захода солнца будем говорить о моей душе. Я присутствовал при последней встрече Ричарда с его отцом Генрихом, был в Вестминстерском аббатстве, когда на него возлагали корону. И едва не погиб на Кипре, спасая его королеву. При Арсуфе мы дрались плечом к плечу и одолели Саладина, а вскоре после того дошли почти до врат Иерусалима. Когда Ричарда предали на обратном пути из Святой земли, я делил с королем темницу. Я помогал ему вернуть то, что прибрал к рукам его поганый братец Джон. Он тоже мертв, как и Ричард, и, милостью Божьей, корчится в адском пламени.

Но я забежал вперед, почти поведав конец истории, хотя еще не приступил к началу. Читатель, ты, возможно удивишься, узнав, как ирландец служил английскому королю. Хвала святым, что мой отец умер, ничего не зная об этом. Сожалел ли я когда-нибудь о своем выборе? Пожалуй, да, и не раз. Но однажды данная клятва становится священной, а выкованные в боях узы товарищества неразрывны. Возможно, я несу чушь. Простите старику его болтовню. Давайте вернемся на полвека назад и начнем нашу повесть с начала…

Часть I. 1179 год

Глава 1

Десять лет минуло с тех пор, как бывший подлый король Лейнстера, Диармайт Мак Мурхада, призвал англичан в Ирландию. Полного завоевания не произошло, но серые чужестранцы, как мы их называли, все-таки взяли верх. Доказательством тому стали вместе с полоской земли вдоль восточного побережья вассальные клятвы, данные множеством ирландских королей английскому Генриху. Сокрушительный удар нашим надеждам был нанесен четыре года назад, когда король Руайдри Коннахтский тоже присягнул.

Отец мой происходил из мелкопоместной знати северного Лейнстера и, после того как Диармайт заключил союз с англичанами, предложил свои услуги Руайдри. Разъяренный поступком Руайдри, который он счел изменой, отец совершил неосторожный шаг, пристав к королю Ольстера, нашему давнему врагу, пока что не покорившемуся чужакам. Неудачный выбор. Когда враги пришли грабить наши земли, Ольстер не откликнулся на призыв о помощи. Сражались мы храбро, но нас задавили числом.

Взятый в заложники для того, чтобы моя семья сидела тихо, я был отослан в Дублин. Оттуда крепкий когг понес меня на юго-восток, к облачному валлийскому побережью, сплошь усеянному замками. Оцепи землю подобными твердынями, размышлял я мрачно, и местным обитателям некуда будет податься, только принять последний бой, как это произошло с моими родичами. Снова перед глазами предстала атака английской рыцарской конницы: неудержимый вал, разметавший наших легковооруженных воинов.

Наше путешествие подошло к концу у берегов Англии, у оплота, называемого ими Стригуил. Служащий домом для семейства де Клер, он возвышается на утесе над рекой Уай – самый большой из виденных мною замков, могучая прямоугольная башня с опоясывающим вершину холма палисадом. Помимо этого, как я позже выяснил, крепость со всех сторон, кроме той, где протекала река, была окружена рвом. Внешне я никак себя не выдал, но в душе был потрясен. Если это родовое гнездо какого-то графа, донжон короля Генриха должен быть воистину впечатляющим. Англичане – не только опытные бойцы, подумал я, но и умелые строители. Опасения насчет того, что ирландским вождям и королям никогда не удастся сбросить захватчиков в море, нахлынули с новой силой. Я старался отогнать их, понимая, что, если тут нет надежды, мое положение становится совсем скверным. Мечта о победе над англичанами у меня на родине хоть как-то помогала выносить собственные невзгоды.

Девятнадцати лет от роду, выше большинства сверстников ростом, с копной густых волос на голове, я был крепко сложен, полон юношеского задора и знал в ту пору немного по-французски, но ни слова по-английски. С того дня, как суровый отец обрек меня на плен, я переживал трудные времена. Приняв близко к сердцу его напутствие – «Уступай, только если тебя вынудят, делай лишь то, что должен», – я отказывался подчиняться каким-либо приказам. В первый же день я обозвал грубого рыцаря, под пригляд которого был отдан, блохастым псом, чья мать подрабатывала на задних улочках Дублина, и не подумал о последствиях. В команде когга были ирландцы, и под давлением рыцаря они перевели ему мои слова.

Это оскорбление, нанесенное в первый день, доставило мне порку, которую я мужественно перенес – но получил не уважение, а новые побои и урезание порции провизии. Оглядываясь назад, я удивляюсь своему тупому упрямству и, что еще важнее, недальновидности. К концу плавания я стал закадычным приятелем сапог и кулаков того рыцаря. Я готов был утопить мерзавца в море и даже сделать кое-что похуже, будь у меня оружие. Но, несмотря на юношескую браваду, мне хватило ума понять, что тогда я последую за ним на океанское дно. Пришлось затаить ненависть до лучших, как я надеялся, времен.

– Руфус!

Так и не привыкший к имени, которое дал мне тюремщик, не способный, а скорее всего, не желавший научиться произносить мое настоящее имя – Фердия, – я не обернулся. Взгляд мой был прикован к фигурам на деревянной пристани у стен замка. Похоже, весть о нашем прибытии пришла раньше, чем корабль. Я понятия не имел, кто мог встречать нас, но уж точно не Ричард де Клер, один из вторгшихся в Ирландию аристократов. Слава богу, к тому времени он уже умер. Но и при жизни он не удостоил бы своим вниманием приезд столь ничтожного пленника, как я. Как и его вдова графиня Ифа, обосновавшаяся там после кончины супруга. Наслышанный о ее редкостной красоте, я согревался по ночам приятными грезами о ней, стараясь забыть о тонком одеяле и жестких досках палубы.

– Руфус, пес ты этакий!

Сапоги-Кулаки – такое прозвище я дал Роберту Фиц-Алдельму, тупоголовому рыцарю, возглавлявшему наш отряд, – явно злился.

Наконец ему удалось привлечь мое внимание. Я уловил имя Руфус и понимал, что значит chien[1 - Собака, пес (фр.).]. «Знатностью я не уступаю тебе», – мелькнула у меня презрительная мысль. Ребра все еще болели от последней трепки, но, упорствуя до конца, я продолжал смотреть на приближающуюся пристань и думал об Ифе, дочери Диармайта Мак Мурхада, короля Лейнстера, вдове Ричарда де Клера. Этой женщине предстояло решить мою судьбу.

– Руфус!

Я не обернулся.

В голове вспыхнула боль, зрение затуманилось. От сильного удара я покачнулся и навалился на одного из членов команды. Тот с проклятием оттолкнул меня, ноги мои подкосились, и я рухнул на палубу. Сапоги-Кулаки обрушился на меня с обычной неутомимостью, как всегда стараясь не попадать по лицу. Он был хитер как лис и понимал, что вышестоящие могут не одобрить расправ, которые он учинял надо мной после отплытия из Дублина.

– Areste!

Голосок был тонким, но властным. Он явно принадлежал девушке.