Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

– Эрн?

– Я тебе верю, но мне было плохо видно.

– На Эрнеста я бы не стала полагаться – у него есть привычка вонзать нож в спину.

– Люси, перестань, – умоляющим тоном произнесла София. – Слушай. Из того, что я читала, могу сказать…

– Маленькая мисс, желающая стать героем, поставила диагноз, да? И мы должны верить тебе? – Голос Кэтрин был таким злобным, что я даже удивился. В особенности тому, какой упор она сделала на слове «верить». – Ты видела тело – сколько? Минуту, может быть, две?

– Я несла этого чертова мертвеца с горы. Поверьте мне. Тут дело нечисто. Офицер Кроуфорд будет спокойно ждать и надеяться на скорый приезд начальства, потому что, думаю, он не осознает, с чем столкнулся.

В детективах обычно встречаются два типа копов: Единственная Надежда и Последнее Прибежище. В данный момент единственной надеждой Дариуса Кроуфорда было стать Последним Прибежищем. Я не был готов полагаться на него больше, чем на пальцы подрывника. София, очевидно, оценивала его так же.

– Ты хоть сама-то себя слышишь? – Теперь уже Кэтрин открыто насмехалась над ней. Буквально как в школьном кафетерии. Если бы у Кэтрин было шоколадное молоко, она могла бы сейчас вылить его Софии на голову. – Ты не пьяна?

Энди мог понадобиться прием Геймлиха, если он и дальше будет давиться своим круассаном. Марсело, шокированный замечанием Кэтрин, резко вдохнул. Я же совсем не удивился, с момента аварии моя тетка и капли спиртного в рот не брала, ее оскорбляло все, кроме абсолютной трезвости.

– А ты разве вызвалась помочь? – вступил в разговор я, пусть София видит, что хоть кто-то на ее стороне.

Я не собирался расспрашивать сестру за столом, так как это могло спровоцировать полноценную перебранку, но мне было любопытно узнать поподробнее о том, что это за Черный Язык.

Кэтрин ответила мне, обращаясь напрямую к Софии через стол:

– Просто я решила, что он просит помощи настоящих врачей, а не отстраненных от работы.

Заметьте, только полчаса назад, глядя на тело, я узнал, что хирургическая карьера Софии, похоже, потерпела крах, и до сих пор не разобрался, в чем тут дело. Я решил, что это кризис среднего возраста, карьерная встряска. Но Кэтрин обвиняла. Те же слова она, вероятно, прошептала Энди в толпе зевак.

София вспыхнула. Встала, и на секунду я подумал, что она сейчас бросится через стол на тетку и день у офицера Кроуфорда выдастся еще более кипучий, но вместо этого София сложила салфетку, бросила ее на тарелку и, прежде чем уйти, многозначительно заявила:

– Я все еще зарегистрирована.

– Обязательно было затевать это? – зашипел я на Кэтрин, когда сестра удалилась за пределы слышимости.

– Удивительно, что она не сказала тебе. Я думала, вы с ней спелись в последнее время. А то как же.

– Не сказала мне о чем?

– На нее подали в суд. – Кэтрин усмехнулась, а я сразу вспомнил про «может, пятьдесят». – Семья человека, умершего у нее на столе.

Энди за спиной жены изобразил, что пьет из бутылки. Теперь я понял, отчего Кэтрин с такой язвительностью обвиняла Софию в пьянстве. И подумал о шести банках пива, закопанных в снег у меня под дверью. Моя сестра любила выпить, но я никогда не замечал, чтобы она перебирала с алкоголем. Неужели София совершила ошибку? Почему она не сказала мне?

Я обратился к Марсело:

– Если на Софию подали в суд, ты защитишь ее?

Он посмотрел на Кэтрин почти с мольбой, но, встретившись с ее тяжелым взглядом, покачал головой и резко сказал:

– Она сама виновата.

Я подумал, что это совсем не похоже на Марсело; по-моему, София всегда была его маленькой принцессой.

– Ты взялся защищать Майкла в деле об убийстве, а родную дочь отказываешься?

– Майкл свое отсидел, – встряла Люси. – Не без твоего участия.

– Ты все еще защищаешь его! – выпалил я с большей горячностью, чем рассчитывал.

Потому что я распалялся, да, но злился вовсе не на Люси. Нам с ней следовало объединиться, по крайней мере в этом, но моя невестка явно решила, что лучше зароет голову в песок и переложит свой гнев на козла отпущения (меня), вместо того чтобы разбираться с настоящей проблемой – распадом ее брака.

Одри воспользовалась одним из своих обычных приемов – резко встала из-за стола, чтобы утихомирить нас. Все были вынуждены разойтись. Но я не угомонился. Моя злость не прошла. Кроуфорд с любопытством наблюдал за нашей семейкой, – вероятно, мы говорили громче, чем следовало. Интересно, знал ли он, что мы – Каннингемы, читай: автоматически подозреваемые. Ему известно, что мы ждем Майкла, значит, вероятно, и кто мы, он тоже в курсе.

– Не могу поверить, что эти слова приходится говорить именно мне, но неужели мы и правда собираемся каждый раз пулей вылетать из-за стола? Разве мы не способны провести вместе спокойно хоть полминуты? Это же воссоединение. Не пора ли нам начать типа воссоединяться?

Не знаю, почему я сказал это. Может, встреча с мертвецом так повлияла на меня, да и уход Софии напомнил об остракизме, которому я сам подвергался последние три года. Может быть, я решил наконец излить на кого-нибудь свою злость. Или съел слишком много бекона.

Если горящий человек не может растопить снег, то ярость моей матери, когда она впервые за эти выходные обратилась ко мне напрямик, точно могла бы.

– Воссоединение начнется, когда приедет мой сын.

Моя жена

Глава 9

Я не хочу говорить об этом.

Мой отец

Глава 10

Полагаю, пришло время рассказать вам, как умер мой отец.

Мне было шесть лет. Мы увидели это в новостях еще до того, как нам позвонили из участка. В фильмах полицейские всегда появляются у дверей и раздается приглушенный стук – вам он знаком, – по которому вы догадываетесь, какие дурные вести ждут вас за дверью, когда вы ее откроете, и копы стоят на крыльце без головных уборов. Знаю, это глупо, но, помню, зазвонил телефон и я подумал, что звонок какой-то торжественный. Ту же трель я слышал уже тысячу раз, но в тот момент она звучала на миллисекунду дольше и на децибел громче.

Отец всегда уходил куда-то по вечерам; такова была особенность места, где мы жили. У меня есть приятные воспоминания о нем, правда есть, но по большей части, думая о папе, я представляю места, которые после него остались пустыми. Легче было сказать, где мой отец побывал, чем увидеть, где он был. Пустое кресло в гостиной. Тарелка в духовке. Щетина в раковине в ванной. Три пустые ячейки из шести в упаковке пива, стоящей в холодильнике. Мой отец оставлял следы.

Когда зазвонил телефон, я сидел за столом на кухне. Братья были наверху.

Да, я сказал «братья». Мы до этого еще доберемся.

Телевизор был включен, но мама какое-то время назад убавила звук, сказав, что больше не может слушать этот репортаж. Вертолет освещал прожектором бензоколонку – похоже, полицейская машина врезалась в огромный белый фургон-рефрижератор, лед из разорванных пакетов рассыпался по смятому капоту, – но я все еще не понимал, что случилась беда. У мамы, наверное, было дурное предчувствие, потому что она, хотя и демонстрировала отсутствие интереса, слишком часто косилась на экран, я это заметил. И тактически закрывала от меня телевизор: то ей вдруг срочно нужно было достать что-то именно из этого шкафчика, то наставало время, как нельзя больше подходящее для того, чтобы оттереть застарелое пятно на скамье специальным моющим средством. И тут раздается звонок. Телефон был вмонтирован в стену рядом с дверью. Мама сняла трубку. Помню стук ее головы о дверной косяк. И шепот: «Проклятье, Роберт!» Я понимал, что она говорит не с ним.

Не знаю точно, как все случилось. Честно говоря, мне никогда не хотелось закапываться в это слишком глубоко, но за долгие годы я сумел составить общую картину из сюжетов новостей, оговорок матери и воспоминаний о похоронах, так что вам я расскажу. В моей версии событий имеется несколько неизбежных допущений, смешанных с теми обстоятельствами, в которых я почти уверен, а также с вещами, которые знаю точно.

Давайте начнем с допущений. Я предполагаю, что на бензозаправке имелась тревожная кнопка. Наверное, помощнику оператора сунули в лицо пистолет, но парень сумел нащупать дрожащими пальцами эту кнопку на внутренней стороне прилавка. Я догадываюсь, что эта кнопка послала сигнал в полицейский участок, а оттуда он был передан ближайшей патрульной машине.

Теперь о вещах, в которых я почти уверен. Я почти уверен, что стрельба началась до того, как патрульная машина остановилась. Я почти уверен, что, когда пуля попадает в шею, это вызывает медленную и мучительную смерть; слышал, что это похоже на утопление. Я вполне уверен, что первая пуля попала в водителя. Получив ранение в шею, он врезался в рефрижератор.

Вот что я знаю точно. Напарник водителя-полицейского, сидевший на месте пассажира, вылез из машины, зашел на сервисную станцию и три раза выстрелил в моего отца.