Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

– Бо?льшая часть, – признался я.

– Бо?льшая часть?

– Ну… случались неотложные траты. Три года прошло. Я не знаю, считал ли он их.

– Ты говорил, что он считал.

– Вероятно, он их пересчитал, – согласился я. – Но, может, не помнит точно.

– Знаешь, чем бы я занималась три года в тюрьме, подозревая, что брат украл у меня сумку с деньгами? Я бы думала об этом каждый день. О каждом центе.

– Полагаю, он считает, что я потратил их все, так что обрадуется тому, что получит…

– …бо?льшую часть…

– …бо?льшую часть обратно.

София преувеличенно шумно вздохнула, усилив эффект трепетом губ, и отошла к окну, постучала пальцем по стеклу и мгновение полюбовалась горами.

– Зачем ты взял их? – спросила она, вдруг посерьезнев.

София насквозь видела всю ту ложь, которую я лил фонтанами, убеждая самого себя, что деньги остались у меня случайно, так как я упустил момент, когда можно было о них упомянуть… так как был слишком смущен… думал, это усложнит дело. Она видела: тут кроется что-то еще. Простая жадность? Едва ли. Я не ожидал, что завтра Майкл заключит меня в объятия и разделит со мной наличные, но я солгал бы (а обещал этого не делать), если бы не сказал, что в течение трех лет испытывал некое умиротворение, памятуя о лежащей в глубине моего шкафа сумке с деньгами, особенно в свете всего произошедшего с Эрин. Это были деньги, имея которые можно в любой момент встать и уйти. Это были деньги на случай, если все пойдет прахом. Это были деньги, чтобы начать сначала. Я не хотел их, но радовался, что они там лежат.

– Я их не брал, – завел я свою обычную песню. – Они у меня оказались.

София разочарованно нахмурилась. Она понимала, что мои оправдания хорошо отрепетированы.

Правда была такова: этим утром перед выездом из дома я взял две пачки банкнот и сунул их в бельевой ящик. Правда состояла в том, что, пока Марсело не вмешался в дело, я считал, что Майкл отправится в места не столь отдаленные на гораздо более долгий срок и деньги ему будут не нужны. Правда в том, что я не потратил больше исключительно и только потому, что не знал, откуда эти деньги и можно ли их отследить. В противном случае я, по крайней мере, положил бы их на счет и тратил проценты. Правда в том, что я до сих пор не решил, отдам ли завтра деньги Майклу.

Я привез их на случай, если он спросит. А Софии сказал о своем намерении для усиления ответственности, чтобы не дать себе пойти на попятную.

У людей, которые решились на что-то, бывает такой особенный вид. Внешне ничего не меняется, но вы ощущаете это шестым чувством, вроде как мурашки бегут по шее под чужим недобрым взглядом. И вот это произошло. Атомы в воздухе сместились. София приняла решение.

– А если я скажу тебе, что мне нужна часть этих денег? – вдруг выдала она.

Зазвонил телефон, напугав нас. Еще бы. Вы ведь читали такие книги. Загорелась маленькая цифра 2. И после двух звонков погасла. Я не успел даже руку протянуть, чтобы ответить. Посмотрел, сколько времени. Четверть двенадцатого. Если вы следите за нумерацией страниц, то понимаете: только что кто-то умер. Но я об этом пока не узнал.

– Подумай о моих словах, – сказала София, и я сообразил, что она ждет от меня реакции.

– Сколько тебе нужно?

– Может, пятьдесят. – Она пожевала губу, взяла из сумки пару пачек, покачала на руке, будто взвешивая, и добавила: – Тысяч.

Как будто я мог подумать, что она пришла ко мне посреди ночи за пятьюдесятью долларами.

– Майкл знает, что деньги у меня.

– Он знает, что оставил их у тебя, а не что они у тебя есть. – София явно отрепетировала эти слова, иначе ее аргументы не загрузились бы в комнату так же гладко, как мои оправдания. – Ты можешь сказать, что деньги забрала полиция. Ты можешь сказать, что пожертвовал их. Или вообще сжег.

Тут самое время притвориться, что сам я не обдумывал такие варианты, но я этого не сделаю. Я заслуживаю доверия, помните?

– Что у тебя случилось? – спросил я, подумав про себя, что есть люди побогаче и находящиеся в лучших отношениях с законом, к которым она могла бы обратиться, например ее отец.

И пятьдесят тысяч – это, конечно, большая сумма, но София – хирург, владелица недвижимости: если ей нужны пятьдесят тысяч долларов (она сказала «может, пятьдесят», и, на мой взгляд, это означало, что нужно именно столько), значит такое количество денег требуется, чтобы залатать дыру между тем, что она может раздобыть сама, и необходимой общей суммой. И ей нужны наличные. То есть деньги надо достать быстро, тихо и неофициально. София, похоже, провалилась в более глубокую яму, чем хотела показать.

– Мне не нужна помощь. Мне просто нужны деньги.

– Они не мои.

– И не его тоже.

– Мы можем поговорить об этом завтра?

София положила деньги, но я видел, что она роется в своих ментальных заметках – проверяет, все ли сказала, что собиралась, как будто сидела на собеседовании для приема на работу и ей задали вопрос, которого все боятся: «Итак, есть ли у вас какие-нибудь вопросы к нам?» Вероятно, София решила, что использовала все самые убедительные доводы, потому что подошла к двери и открыла ее. Внутрь ворвался ледяной вихрь.

– Просто посмотри, как они обращаются с тобой. И ты до сих пор считаешь себя в долгу перед ними? Когда-нибудь ты поймешь, что семья – это не про то, чья кровь течет у тебя в венах, а про то, за кого ты готов пролить свою.

София сунула руки в карманы и шагнула в ночь.

Я вернулся к дивану и в легком ступоре посмотрел на деньги, пытаясь проанализировать только что разыгравшуюся сцену.

«Права ли моя сестра?» – задался вопросом я. Хотя мои родные всеми силами старались исключить меня из семьи, я до сих пор чувствовал себя обязанным им. Не потому ли я здесь? Это был слишком сложный вопрос после чрезмерного количества пива и в опасной близости к полуночи. Поэтому я бросил самокопание, взял телефон и позвонил во второе шале.

– Алло? – К моему удивлению, в трубке раздался голос Софии. – Эрн?

– О, привет, София. – Я проверил огоньки на аппарате, точно ли набрал двойку. Может быть, я неправильно определил, какой глазок мигал на нем прежде? София не могла звонить мне и одновременно находиться в моем шале. – Прости, я только хотел проверить, что ты благополучно добралась. Уже ночь и вообще. Не хотелось бы, чтобы ты провалилась в расселину и пропустила воссоединение семьи.

– Ты называешь это воссоединением семьи? Семь человек? – София засмеялась, и в трубке затрещало. – Пфф! Белые люди.

Я попытался поддержать ее веселье, но в голове промелькнула мысль: «Мы с ней притворяемся нормальными?» Отчего я мигом напрягся и вместо смеха лишь сдавленно хмыкнул.

– Ладно, Эрн, – сказала София. – Спасибо, что побеспокоился обо мне. Обещай, что подумаешь.

Обещать было ни к чему – ни о чем другом я не мог и думать, – но пообещал. Мы пожелали друг другу «спокойной ночи», и я повесил трубку. Допил пиво, оставил шторы незадернутыми ради восхода и забрался на чердак. Там улегся на бок и стал смотреть на острые вершины гор, врезающиеся в бескрайнее небо, чувствуя себя очень маленьким. Я задумался: чем сейчас занимаются мои родственники? София находится, как и я, на середине горного склона и думает о сумке с деньгами; Эрин – в каком-нибудь мотеле с чесучими простынями на полпути сюда, думает бог знает о чем; а Майкл в последний раз глядит на то же самое небо сквозь тюремное окно, может быть размышляя о том, что бы он хотел сделать со мной.

Я задремал, недальновидно надеясь, что завтра все устаканится.

Глава 6

Проснувшись, я увидел непрерывный поток пуховых курток, шествующих мимо моих окон. Похоже, они направлялись к небольшой толпе, собравшейся в нескольких сотнях метров выше по склону, на заснеженном поле для гольфа. Человек тридцать. Рядом с этим сборищем, визжа мотором, промчался снегоход. Кто-то, находившийся еще выше на горе, махал руками. Я не мог понять, значит это «скорее сюда» или «не приближайтесь». Сигнальная ракета змеей взвилась в воздух, оставляя за собой светящийся след, и лопнула высоко в небе, на заснеженной земле отразилось ее красное свечение.

Свет хорошо распространяется по снегу, и, когда вспышка погасла, я заметил, что снег все еще мерцает: не просто красный, а смешанный с синим. Не пульсирующий, не мигающий, отражающий набор цветных огней, которые, должно быть, были у гостевого дома.

Полиция.

Съезжая вниз по перилам лестницы со своего чердака, как пожарный, я обжег руки и начал быстро засовывать деньги в сумку. К счастью, внимание прохожих было приковано к горе, и мне удалось собрать все деньги, спрятать сумку в шкаф и натянуть брюки прежде, чем кто-нибудь заметил то, чего замечать не следует. Наскоро завершив свой туалет, я распахнул дверь и увидел идущего мимо единственного в горах человека в джинсах.

– Энди! – окликнул я из дверей дядюшку, запрыгивая в левый ботинок. Он остановился, обернулся, махнул мне рукой, подождал. Я торопливо заковылял к нему по снегу. Мы находились в достаточно разреженном воздухе, так что я быстро запыхался. Мое дыхание затуманило пространство между нами и очки Энди. – Что происходит?