Чернила и огонь

У меня возник соблазн отнестись к этому поручению как к одолжению, к возможности вернуться в строй и снискать расположение книголюбов, но все не могло быть так просто. Учитывая, что посредником был Тельес, было очевидно, что это дело было гораздо более запутанным, чем казалось на первый взгляд.

Но выяснить я это смогу лишь в том случае, если соглашусь играть по его правилам.

– Что принесла, сестрица?

Марла указала на буфет, на котором я оставила свой рюкзак, в нем явно просматривались очертания книг.

– Надо их выставить на продажу.

Я нашла эти экземпляры в коробке возле мусорного контейнера, недалеко от Центра искусств королевы Софии. Нельзя сказать, что речь шла о какой-то потрясающей находке, вовсе нет, но наше положение было достаточно отчаянным, чтобы рассматривать их как реальную возможность немного заработать. Изо всех книг, что лежали в коробке, я взяла лишь три, которые, как мне показалось, смогут нам хоть чем-то послужить.

– Записывай: «Дневник тяжелобольного художника», Хайме Хиль де Бьедма, издательство Lumen, 1974 год. С иллюстрациями. Первое издание. В мягкой обложке. Сто шестьдесят две страницы. Небольшая царапина на задней стороне обложки.

Я знала все эти пункты наизусть. У меня был такой большой опыт, что мне было достаточно подержать книгу в руках в течение нескольких секунд, чтобы отметить все эти детали. Тип бумаги, заметки, возможные посвящения или пометки… Все эти факторы были способны так или иначе повлиять на цену, по которой книгу можно было продать.

– Дальше: «Сандокан, владыка морей», Эмилио Сальгари. Издательство Susaeta, 1979 год. С иллюстрациями Хосе Переса Монтеро. Первое издание.

Приключения Сандокана хорошо продавались. «Пират» зачастую был одной из первых книг, прочитанных библиофилами, поэтому имел определенную сентиментальную ценность, хотя и всегда издавался в дешевых сборниках, которые быстро приходили в негодность. Но экземпляр, который я нашла, был не из худших и находился в хорошем состоянии.

– Следующая: «Михаил Строгов», Жюль Верн. Сборник «Вечно новые», 1974 год. С иллюстрациями Франко Каприоли. В хорошем состоянии.

«Михаил Строгов» был не самым популярным произведением Жюля Верна, так что его было сложно оценить. В библиотеках было полно экземпляров «Двадцать тысяч лье под водой» и «Вокруг света за восемьдесят дней», но некоторые коллекционеры предпочитали менее известные книги, так что, возможно, мы могли бы извлечь из этого какую-нибудь пользу.

– Надеюсь, это того стоит, – сказала Марла.

Она не пыталась скрыть своего пессимизма, потому что, как и я, понимала, сколько стоили эти книги: нам повезет, если в сумме мы сможем выручить за них двадцать евро.

Несмотря на это, мы не хотели сдаваться без боя, поэтому, достав книги, я положила их перед ней.

– Сделай хорошие фотографии и выложи их сегодня же.

– Ты так мне и не сказала, что решила с Фритц-Брионесом. Тебе что, не любопытно узнать, чего он от нас хочет?

Удержавшись от ответа, я снова погрузилась в созерцание неухоженного и грязного кусочка Мадрида, который считала своим. На самом деле раздумывать было не о чем. Мы достаточно сильно нуждались в деньгах, чтобы не отказываться ни от каких поручений, какими бы абсурдными они ни казались.

7

– Подождите в библиотеке, – сказала горничная.

Итак, я была на месте, балансируя на краю кожаного кресла, скорее стильного, чем удобного, в ожидании своего заказчика. Сидя в этой импровизированной капсуле, я изучала стеллажи, раскинувшиеся во всех направлениях, и составляла общее представление об этом помещении. В библиотеке было шикарное гигантское окно, из которого открывался впечатляющий вид на лес, окружавший поместье. Стены украшали несколько черно-белых городских пейзажей. Я узнала на фотографиях Нью-Йорк, Барселону и Венецию, но решила не тратить время на то, чтобы выяснить, что за города были на остальных.

Полки занимали все пространство вокруг стола для переговоров и кресел, стоявших в самом центре помещения. По одну сторону от них находилась элегантная лестница из стекла и стали, по которой я сюда и спустилась, а по другую – современный лифт, закрытые хромированные дверцы которого ждали, пока кто-нибудь пробудит их ото сна.

Если само пространство оказалось воистину колоссальным, то о его наполнении нельзя было сказать то же самое. В основном это были бизнес-книги, эссе по искусству и истории, какой-то сборник мотивирующих цитат и толстые энциклопедии, некоторые – все еще упакованные в пластиковую пленку, в которой, должно быть, туда и прибыли. Еще там были пара бюстов, красивый секстант и статуэтка от Lladrо[5 - Испанская фирма, занимающаяся производством фигурок из фарфора.]. Вряд ли мне удалось бы обнаружить здесь инкунабулы[6 - Книги, изданные в Европе в период от начала книгопечатания до 1501 года.] или первые издания каких-нибудь книг, так что я даже не стала их искать.

Эта коллекция имела скорее декоративное, чем образовательное предназначение, о чем свидетельствовал тот факт, что некоторые из экземпляров выглядели новыми: на них не было ни следов использования, ни заломов. Немногочисленные представители художественной литературы ютились на нескольких полках в отдалении от остальных, словно относились к низшему классу. Среди них преобладали исторические романы и популярные книги с затертыми корешками. Много Кена Фоллетта, Стивена Кинга и Постегильо, а еще – несколько триллеров авторства Гомеса-Хурадо, Долорес Редондо и Стига Ларссона.

Я поерзала на кресле, пытаясь поудобнее сесть, хотя и подозревала, что мне это не удастся. Одетая в туристические ботинки, рваные джинсы и толстовку, которую по инерции натянула перед тем, как выйти из дома, не задумываясь о том, в каком изысканном месте мне назначили встречу (а может, как раз наоборот), я ощущала себя здесь не в своей тарелке. Казалось, мое подсознание намеренно пыталось как можно сильнее дистанцировать меня от этой роскошной обстановки.

Меня заставили прождать добрых пятнадцать минут, и, полагаю, сделали это намеренно. Наконец я услышала, как приводится в движение лифт. Хромированные дверцы открылись, и я увидела мужчину, толкающего перед собой инвалидное кресло, в котором сидела пожилая женщина.

Я узнала вытянутую, худощавую фигуру Эдельмиро Фритц-Брионеса, потому что видела его на нескольких фотографиях, которые Марла нашла в интернете. Мужчина лет шестидесяти был одет в свитер и брюки чинос. У него были пышные волосы, зачесанные на ровнейший боковой пробор, и так хорошо начищенные ботинки, что можно было ослепнуть, если бросить на них взгляд.

Старушка, сидевшая в инвалидной коляске, смотрела перед собой с безразличием человека, который едва осознавал, что происходит вокруг. В носу у нее была резиновая канюля, по которой к ней напрямую поступал кислород. Она вела себя покорно, впрочем, у меня не возникало впечатления, что она смогла бы возразить этому мужчине, если бы захотела. Мне показалось, что они с Эдельмиро Фритц-Брионесом немного похожи, но это сходство терялось в лабиринте складок и морщин, придававшем ее лицу неподвижный вид. Мне в голову пришел образ окаменелости, которую кто-то нашел во время раскопок, но не решился отполировать до конца, боясь сломать.

На коленях у женщины лежала книга: потертый том, названия которого не было видно. Она положила сверху обе руки, словно намереваясь его от чего-то защитить.

Я встала, чтобы поприветствовать их. Хозяин дома оставил инвалидное кресло возле стола для переговоров и подошел ко мне, протягивая руку.

– Так вы и есть Грета.

У него на лице появилась улыбка, которую он пытался выдать за искреннюю. Я ответила ему своей самой идиотской гримасой, стараясь не смотреть на его ладонь.

Я терпеть не могу физического контакта. Не выношу, когда кто-нибудь ко мне прикасается. Это происходит со мной вот уже несколько лет, и я пока не удосужилась найти этому явлению ни объяснения, ни того, как с ним бороться. Поэтому, ограничившись мимолетным рукопожатием кончиков пальцев, едва ли продлившимся десятую долю секунды, я отдернула руку и убрала ее в карман, подальше от чужих прикосновений.

Я изо всех сил старалась показаться уступчивой и покорной. «Впечатляюще. Мне обычно не назначают встреч в столь роскошных местах», – кричал мой язык тела. Мне было не сложно пойти на подобную уступку здравому смыслу, лишь бы этот тип чувствовал себя комфортно.

А вообще он уже начинал мне надоедать, и это учитывая, что я видела его впервые. Мало того, что он заставил себя ждать четверть часа, как будто считал само собой разумеющимся, что мне больше нечем заняться. И это его приветствие, никаких тебе «добрый вечер» или извинений за опоздание. Он назвал меня по имени, что кто-нибудь понаивнее принял бы за проявление дружелюбия, но на самом деле это было ненужным и весьма красноречивым проявлением высокомерия.

– Очень приятно, сеньор Фритц-Брионес.

Он ограничился кивком, забыв сказать «пожалуйста, называйте меня Эдельмиро», чтобы еще больше подчеркнуть дистанцию и обозначить условия, на которых будут развиваться наши дальнейшие отношения.

– Это – Жозефина, моя мать.

Жозефина взглянула в мою сторону, но не стала протягивать мне ладонь или делать что-нибудь еще. Судя по ее виду, она вообще сомневалась, что была способна самостоятельно поднимать руки.

– Тельес очень хорошо о вас отзывался, – сказал Фритц-Брионес, усаживаясь на ближайшее к матери кресло. – Я пожала плечами. Видимо, разговор между Тельесом и этим человеком прошел долгий путь, прежде чем добраться до меня, подумала я. – Насколько я понимаю, вы разбираетесь в книгах, – добавил он.

Это был весьма уместный комментарий, предназначенный для того, чтобы дать мне возможность рассказать о своих знаниях и достижениях, словно речь шла о собеседовании при приеме на работу. Наверное, стоило бы воспользоваться случаем, чтобы не молчать и похвастаться некоторыми из моих успехов, которые произведут на сеньора Фритц-Брионеса должное впечатление. А когда он оценит мой профессионализм, то мы перейдем к более серьезным темам.

Видимо, он не привык к тому, чтобы на его слова отвечали молчанием, потому что выражение его лица исказилось, когда ему пришлось проявить настойчивость.

– Мне сказали правду?

– Если бы это было неправдой, меня бы тут, вероятно, не было.

Он прищурился, словно таким образом ему было проще различить грань между надменностью и наивностью. Я попыталась представить себе, что он сейчас видел: своенравную девушку, одетую в комфортную, но не слишком нарядную одежду, с кое-как собранными волосами и смотревшую на него так, словно этот разговор уже начал ей наскучивать. Я подумала о Марле, которая, увидев меня в этот момент, упрекнула бы меня в отсутствии энтузиазма, и подумала, что стоит вести себя посговорчивее, чтобы не спугнуть потенциального клиента.

– Ну что? – спросил Фритц-Брионес, раскинув руки, словно хотел охватить ими все помещение. – Как вам моя библиотека?

Марла всегда предупреждала меня, чтобы я не говорила первое, что приходит мне в голову. Моя прямолинейность слишком часто доставляла нам неприятности. Поэтому я не стала отвечать, что коллекция его книг была чересчур помпезной и скучной и что, казалось, он собрал ее, чтобы похвастаться своими знаниями и интересами, будто она была продолжением его личности, столь тщательно выверенной, что ее было невозможно воспринимать всерьез. Что не верила, что он прочитал хотя бы четвертую часть этих книг, которыми так дорожил, и что единственной частью этой библиотеки, куда он на самом деле заглядывал, были, должно быть, ее темные уголки, в которых Постегильо соперничал с Кеном Фоллеттом.

– Очень интересная.

Этот ответ принес ожидаемые результаты. Приняв комплимент, Фритц-Брионес протянул мне книгу, лежавшую на коленях у его матери.

Жозефина не стала сопротивляться, но проследила взглядом за тем, как том перешел из ее рук в руки ее сына, а потом – и в мои.