Господство

Надо спасти хотя бы фотоальбомы.

– В доме никакого вина нет, – сказал Холбрук Кевину. – А мы сюда пришли, чтобы вывести из строя источники снабжения вином.

Пенелопа поставила ящик, который дал ей Кевин.

– Я должна туда сходить. Забрать кое-что из вещей.

– Нет, – приказал Холбрук. Он быстро осмотрелся и понизил голос: – Нет.

– Да. – Она не хотела это обсуждать, не хотела, чтобы ее заставили изменить решение. Она просто побежала, обогнув «БМВ», по направлению к входным дверям дома.

– Пенелопа! – крикнул ей вслед Кевин.

Она не оглянулась и прибавила шагу. Дверь была не заперта, она открыла ее и, прежде чем войти, заглянула внутрь.

Дом был не тронут.

Еще бы. Ведь это дом менад, женщин, которые являются правой рукой бога. Интересно, кто это осмелится сюда войти?

Надо только подняться наверх и взять фотоальбомы. Это не займет и минуты.

Она поспешила внутрь, не закрывая за собой дверь, проскочила мимо кабинета матери Марго, в холл и дальше по лестнице наверх, в свою комнату. Открыла дверь и…

В ее постели мать Диона занималась сексом с другой женщиной.

Они лежали, прижавшись друг к другу. Голова этой другой была закрыта раскинутыми ногами матери Диона, но Эйприл, ласкающая вагину своей партнерши, увидела девушку.

Пенелопа застыла у дверей. Вот теперь появились и страх, и напряжение, чего до сих пор она, к своему удивлению, у себя не обнаруживала.

Очевидно, что-то почувствовав, женщина высунула лицо между ногами матери Диона и лениво посмотрела в сторону двери. Увидев Пенелопу, она села.

– Это она! – истерически закричала женщина, показывая пальцем. – Это…

И тогда Эйприл сломала ей шею.

Это случилось внезапно и как-то очень легко. Она схватила ее за голову и резко повернула. Раздался громкий треск, тело женщины обмякло и упало поперек кровати.

Прежде чем встретиться глазами с матерью Диона, Пенелопа в течение нескольких секунд смотрела на мертвую. А затем робко произнесла:

– Я зашла взять свои фотоальбомы.

Эйприл оцепенело кивнула. Она казалась ненормальной, пьяной, но что происходит, кажется, понимала.

– Уходи отсюда, – сказала она. – Бери свои книги и уходи. Я не скажу им, что ты была здесь.

Может быть, ее стоит предупредить? Пенелопе показалось странным, почему это мама Диона решила ей помочь. Должна ли она отплатить ей тем же?

У двери она обернулась.

– Уходите и вы. И как можно быстрее.

Ничего не спрашивая, Эйприл устало кивнула, а Пенелопа побежала вниз по лестнице, через дом и из боковой двери выскочила во двор, чуть не столкнувшись с Холбруком и Кевином, которые тащили ящики, ее и свои, приближаясь к дому.

– Мне удалось их забрать, – показала она на фотоальбомы.

– Мы подумали, что с тобой там что-то случилось, – сказал Кевин. – Ты там никого не видела?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет.

Взяла у Кевина ящик и положила сверху свои альбомы.

– Мы теряем время, – многозначительно заметил Холбрук.

– Сюда. – Она повела их по дорожке, что огибала сад матери Шейлы за домом, к задним зданиям винного завода.

Дверь черного хода главного здания была открыта и сорвана с петель. Входные ступени перед ней покрывала огромная лужа засохшей крови. Прежде чем войти, Пенелопа поколебалась с секунду. Открытая дверь ее беспокоила. Но долго оставаться здесь было опасно, потому что всего лишь за углом безумные фанаты таскали в грузовики ящики со склада.

Холбрук прошел мимо нее внутрь помещения.

Она посмотрела на Кевина, и их взгляды на секунду встретились. Кевин последовал за Холбруком. Пенелопа вошла за ними.

Внутри все было заполнено мертвыми телами.

У нее перехватило дыхание. Вот это бойня! Несмотря на то что за последние несколько дней она насмотрелась на многое, несмотря даже на сцену там, за лугом, и на то, что она стала уже привыкать к трупам, начала рассматривать их как жертвы войны, как нечто естественное, то, что она увидела теперь, было поистине ужасно.

Длинный коридор покрывал ковер из человеческих внутренностей, стены обклеены человеческой кожей, как обоями. Останки тел после расчленения были развешаны на стенах, подвешены к потолку, болтались на крепкой веревке, которую использовали для подвязывания виноградных лоз. Все части висели на разной высоте, примерно на одинаковом расстоянии друг от друга, создавая импровизированную ширму, и лишь узкий проход между ними зигзагом прорезал широкий коридор.

И что ее окончательно доконало, так это то, что она распознала некоторые лица на стене. Без глаз и без зубов, они были растянуты и искажены. Но она смогла узнать знакомые черты, индивидуальные особенности, которые все же проглядывали на этих искаженных, потерявших форму лицах. Вот большой нос Тони Велтри. А вон близко посаженные брови Марти Робертса.

Зловоние в этом коридоре было ужасным, мерзким и отвратительным. Кровь, желчь, экскременты – все это гнило. Пенелопа заткнула нос, стараясь дышать только ртом.

Но… это не было для нее таким ужасным, каким должно было бы быть. Да, да, это все, конечно, жутко. И гниение тоже. Но запах крови приятно возбуждал, повсюду витал сладкий аромат вина, и девушка почувствовала знакомое покалывание между ногами.

Пенелопа пыталась не улавливать все эти запахи и ароматы, пыталась о них не думать.

Рядом с ней сильно рвало Кевина. Он отвернулся в сторону, не выпуская ящик из рук.

Холбрук уже почти прошел весь коридор, беспечно отталкивая плечом части человеческих тел, которые мешали ему двигаться.

– Далеко еще идти? – спросил он.

Обернувшись назад в сторону открытой двери и глубоко вдохнув, Пенелопа последовала за ним. Ее ноги утопали в каше из человеческих органов, покрывающих пол.

– Вторая дверь направо. Там должны быть цистерны, – ответила она.

Позади нее, шумно дыша, шагал Кевин, буквально след в след. Его ботинки издавали громкие чавкающие звуки.