Меч королей

Альфред всегда мечтал, чтобы все племена, для которых английский родной, жили в одном государстве. Страна его мечты называлась Инглаланд. И судьба, эта сука, управляющая нашей жизнью, распорядилась так, что я сражался за Альфреда и его мечту. Я убивал данов. Я убивал норманнов. И каждая смерть, каждый удар меча укрепляли власть саксов. Я понимал, что Нортумбрии не выстоять. Слишком она мала. Скоттам нужна земля, но у скоттов имелись свои враги: они воевали с норманнами из Страт-Клоты и с островов, которые отвлекали на себя короля Константина. Ирландские норманны яростны в бою, но редко объединялись под властью одного конунга, хотя корабли с драконьими головами постоянно пересекали Ирландское море, доставляя воинов, обживающих дикое западное побережье Нортумбрии. Даны стали теперь осторожнее в отношении Британии, и их суда уходили дальше на юг в поисках легкой добычи. А саксы все набирали и набирали силу. Так что однажды, как я понимал, Нортумбрия падет и достанется, скорее всего, именно саксам. Я не хотел этого, но противостоять такому исходу все равно что обнажать клинок против судьбы. И если от судьбы не уйти, во что я твердо верил, то лучше уж пусть Уэссекс унаследует Этельстан. Эльфверд – мой враг. Его родичи ненавидели меня и, овладев Нортумбрией, обрушили бы всю мощь саксонской Британии на Беббанбург. Этельстан поклялся защищать меня, равно как я поклялся защищать его.

– Он использует тебя! – с горечью заявила мне Эдит, когда обо всем узнала.

– Этельстан?

– Ну конечно! С какой стати тебе помогать ему? Он нам не друг.

– Я всегда любил его.

– А вот любит ли он тебя? – осведомилась она.

– Я дал клятву защищать его.

– Ох уж эти мужчины и их клятвы! Думаешь, Этельстан сдержит слово? Веришь, что он не вторгнется в Нортумбрию?

– Не вторгнется. Пока я жив.

– Он же лис! – воскликнула Эдит. – Он властолюбив! Ему хочется стать королем Уэссекса, королем Мерсии, королем Восточной Англии, королем всего! И ему все равно, через что или через кого придется переступить, лишь бы достичь своей цели. Ну конечно, он нарушит свою клятву! Он ведь никогда не был женат!

– А это-то здесь при чем? – Я воззрился на нее.

Эдит смутилась.

– В нем нет любви, – пояснила она, озадаченная моей несообразительностью. – Его мать умерла, давая ему жизнь. – Супруга осенила себя крестом. – Всем известно, что дьявол метит таких детей.

– Моя мать умерла, давая мне жизнь, – возразил я.

– Ты – дело другое. А ему я не доверяю. И когда Эдуард умрет, тебе следует остаться дома!

Это было ее последнее, горькое слово. Эдит сильная и умная, и только дурак не прислушается к совету такой женщины, однако ее натиск пробудил во мне гнев. Я знал, что она права, но мое упрямство и ее настойчивость лишь укрепили во мне решимость сдержать слово.

Финан соглашался с Эдит.

– Если ты пойдешь на юг, я, конечно, пойду с тобой, – сказал мне ирландец. – Но нам не стоит туда идти.

– Хочешь, чтобы Этельхельм остался в живых?

– Я хотел бы загнать ему Похитителя Душ в вонючую задницу, так чтобы у него глаза на лоб вылезли, – процедил Финан, имея в виду свой меч. – Но охотно предоставлю это удовольствие Этельстану.

– Я поклялся.

– Ты мой господин, – заявил он. – Но круглый дурак при этом. Когда выступаем?

– Как только прознаем о смерти Эдуарда.

Вот уже год, как я ожидал, что с юга прискачет один из дружинников Этельстана с вестью о кончине короля. Но спустя три дня после нашего первого разговора с Этельвульфом вместо дружинника приехал поп. Он разыскал меня в беббанбургской гавани, где сходил на воду починенный «Сперхафок». День выдался жаркий, и я, помогая толкать изящный корпус корабля, разделся до пояса. Поначалу священник не поверил, что перед ним и вправду лорд Утред, но находившийся рядом Этельвульф, одетый как полагается знатному вельможе, подтвердил, что я и есть олдермен.

Король Эдуард, как сообщил поп, еще жив.

– Хвала Господу, – добавил он.

Священник был молодой, он очень устал и стер о седло задницу. Под ним была породистая лошадь, но, подобно всаднику, ее покрывали пыль, пот, и она едва не падала от усталости. Поп гнал вовсю.

– Ты столько проехал лишь сообщить, что король все еще жив? – резко спросил я.

– Нет, лорд. Мне нужно передать тебе послание.

Я выслушал послание и на следующий день, на заре, выступил на юг.

Со мной из Беббанбурга ехали всего пятеро. Одним из них был, разумеется, Финан, а четверо прочих – хорошие воины, умелые в обращении с мечом и преданные. Гонца священника я оставил в Беббанбурге. Сыну, что вернулся с гор и вступил в командование гарнизоном на время моего отсутствия, наказал глядеть за ним в оба. Мне не хотелось, чтобы привезенная священником весть распространилась. И еще велел относиться к Этельвульфу как к почетному пленнику.

– Допустим, это наивный дурачок, – сказал я. – Но я не хочу, чтобы он ускакал на юг и предупредил брата, что я иду.

– Его брат все равно узнает, – сухо заметил Финан. – Этельхельму ведь уже известно, что ты поклялся убить его.

Это-то и не давало мне покоя всю долгую дорогу до Эофервика. Мы с Этельстаном обменялись клятвами и договорились держать их в тайне. Я нарушил обещание, поделившись с Эдит, Финаном, сыном и его женой, но все они пользовались полным моим доверием. Но раз Этельхельм узнал секрет, то Этельстан поведал его кому-то, а этот некто рассказал, в свою очередь, Этельхельму. А значит, среди близких к Этельстану людей завелись лазутчики. В этом не было ничего неожиданного, я бы скорее удивился отсутствию у Этельхельма осведомителей в Мерсии, но, так или иначе, врага предупредили об исходящей от меня опасности.

Был еще один человек, кому я не имел желания поведать о моей клятве, понимая, что это его не обрадует. И оказался прав – Сигтригр пришел в ярость.

Не так давно он был моим зятем и с моей помощью стал королем Нортумбрии. Норманн, обязанный мне троном. Я занимал при Сигтригре то же место, что Этельхельм при Эдуарде: был самым могущественным его олдерменом, единственным человеком, которого королю оставалось либо улещивать, либо убить. Но одновременно мы были друзьями, хотя во время той встречи в древнем римском дворце в Эофервике он был очень зол.

– Ты пообещал убить Этельхельма? – бросил он мне в лицо.

– Я дал клятву.

– Зачем! – Это не был вопрос. – Чтобы защитить Этельстана?

– Я поклялся защищать его. Поклялся много лет…

– И ему опять понадобилось, чтобы ты шел на юг, – перебил меня Сигтригр, – спасать Уэссекс от внутренней неурядицы! Спасти Уэссекс! Ты уже сделал это в прошлом году! Ты спас этого ублюдка Этельстана. А нам выгодна его смерть. Но нет, тебе нужно выручать жалкого засранца из беды! Ты никуда не пойдешь, я запрещаю.

– Этельстан – твой шурин, – напомнил я.

На это Сигтригр ответил резким словцом и пнул стол. Римский сосуд из синего стекла упал и разбился, взвизгнули королевские волкодавы.

– Ты не должен идти, – убеждал зять, наставив на меня палец. – Я запрещаю!

– Государь, у нас нынче принято преступать через клятвы? – спросил я.

Он снова выругался, прошелся сердито по каменному полу, потом повернулся ко мне:

– Когда Эдуард умрет, саксы передерутся между собой, так ведь?

– Скорее всего.

– Так пусть дерутся! – воскликнул Сигтригр. – Молись, чтобы эти ублюдки перебили друг друга! Нам это на руку: пока они воюют между собой, им недосуг воевать с нами.

– Но если победит Эльфверд, он непременно нападет на нас, – возразил я.