Иногда у вас бывают такие озарения, но вы так здорово наловчились терять контакт с ними, что вам уже не понять, каким образом они появляются, и как вы их снова теряете. Они случаются тогда, когда вас нет, – вы теряете их, когда появляетесь сами. Когда есть вы, их нет. Когда лодка пуста, есть и блаженство. Оно не случайно, оно – сама природа существования. Оно ни от чего не зависит, оно – поток, оно – само дыхание жизни.
Это действительно чудо, что вам удается быть настолько несчастным; так страдать от жажды, когда повсюду льет дождь. Вы в самом деле достигли невозможного! Повсюду свет, а вы живете во тьме; смерти нигде нет, а вы постоянно умираете; жизнь – это благословение, а вы живете в аду.
Как же вам это удается? Через разделение, через мышление… Мышление зависит от разделения, от анализа; медитация происходит тогда, когда нет анализа, нет разделения, когда все соединилось, когда все стало одним.
Чжуан-цзы говорит:
Человек Дао не встречает препятствий.
Действиями своими не вредя ни единому существу…
Как он может причинить вред? Вы способны причинять вред другим только тогда, когда уже навредили себе. Помните это; в этом весь секрет. Если вы вредите себе, вы будете вредить и другим. И вы будете вредить даже тогда, когда думаете, что делаете другим добро. Ничто другое не может исходить от вас, только вред; потому что тот, кто изранен, кто живет в муке и страдании, что бы он ни делал, он будет порождать лишь еще больше страдания и боли для других. Вы можете дать только то, что есть у вас самих.
Рассказывают, что однажды в синагогу пришел нищий. «Я – великий музыкант, – сказал он рабби. – Я слышал, что ваш музыкант, который был при синагоге, скончался, и вы ищете другого. Я согласен занять его место».
Рабби и паства обрадовались, потому что они и правда скучали по музыке. А потом этот человек заиграл – это было жутко! Без его музыки было намного музыкальнее. Его музыка создавала ад. Было невозможно ощутить хоть какое-то блаженство в синагоге в то утро. Игру пришлось прервать, потому что большая часть паствы стала разбегаться. Люди бежали оттуда со всех ног – эта музыка была просто анархична, она была похожа на безумие, она начала воздействовать на людей.
Когда рабби увидел, что все покидают синагогу, он подошел к тому человеку и остановил его. «Если ты не хочешь брать меня в музыканты, то ты можешь заплатить мне за это утро, и я уйду», – заявил тот.
«Заплатить тебе?! – воскликнул рабби. – Это невозможно! Мы никогда не переживали такого кошмара».
Тогда «музыкант» гордо сказал: «Ладно, тогда можешь считать эту музыку моим пожертвованием».
«Но как можешь ты пожертвовать то, чем не владеешь? – возразил рабби. – У тебя нет никакой музыки вообще – как ты можешь ее пожертвовать? Ты можешь поделиться только тем, чем владеешь сам. Это не музыка; напротив и более того – это нечто вроде антимузыки. Так что, пожалуйста, забери ее с собой, не делай нам такого пожертвования, а то оно будет и дальше преследовать нас».
Вы даете только то, что имеете. Вы всегда даете то, чем живете. Если внутри вы мертвы, то вы не можете помочь жизни; куда бы вы ни пошли, вы будете убивать. И не важно, знаете вы об этом или нет, вы можете думать, что помогаете другим жить, но на самом деле вы будете убивать.
Великого психоаналитика, Вильгельма Райха, много работавшего с детьми и их проблемами, однажды спросили: «Какая проблема является для детей основной? Что, на ваш взгляд, является корнем всех их несчастий, трудностей, отклонений от нормы?»
«Матери», – сказал он.
Ни одна мать не может с этим согласиться – любая мать чувствует, что она только и делает, что помогает своим детям, абсолютно бескорыстно и самоотверженно. Она живет для ребенка и умрет за ребенка. А психоаналитики утверждают, что матери – это проблема. Сами того не понимая, они убивают, калечат, – но думают, что любят.
Если вы внутренне ущербны, то вы будете калечить и своих детей. Вы не можете делать ничего другого, и этому никак не помочь, потому что вы черпаете из своего существа – никакого иного способа давать просто не существует.
Чжуан-цзы говорит: «Человек Дао… действиями своими не вредя ни единому существу…» Не то чтобы он воспитывал в себе ненасилие, не то чтобы он взращивал в себе сострадание, не то чтобы он жил праведной жизнью, не то чтобы он поступал как святой – нет. Просто он не может никому причинить вреда, поскольку перестал причинять вред себе. У него нет ран. Он настолько блажен, что его действия или недействия рождают только блаженство. Даже если иногда вдруг покажется, что он делает что-то не так, это только кажется неверным.
С вами ситуация прямо противоположная. Иногда кажется, что вы делаете что-то хорошее. Но вы этого не можете. Человек Дао не может причинить вреда – это невозможно. Для него не существует никакой возможности причинять вред, это невероятно – ибо он неразделен, нефрагментарен. Он – не толпа, не шизофреник. Он – это вселенная, и он – сейчас; он – не что иное, как мелодия этой вселенной. И только эта музыка и продолжает распространяться.
Человек Дао не из тех, кто активен, это не человек действия; он делает только самое необходимое. На самом деле, он человек недеяния, он не сильно вовлечен в деятельность.
Но вы охвачены жаждой деятельности – из-за стремления сбежать от самого себя. Вы не можете принять самого себя, вам претит быть с собой наедине. Вы ищете кого-то в качестве выхода, вы ищете занятие, чтобы забыться, занятие, которое поглотит вас. Вам с собой так утомительно.
Человек Дао, человек, постигший свою внутреннюю природу, человек, который истинно религиозен, – не очень активный человек. С ним случается только самое необходимое. То, без чего можно обойтись, отброшено полностью, потому что он может просто пребывать в покое безо всякой деятельности, он и так на своем месте, он может расслабиться, может просто быть с собой наедине.
Вы не можете пребывать сами с собой, и отсюда ваша постоянная потребность в общении. Вы идете в клуб, отправляетесь на встречу, на вечеринку, стремитесь в толпу, где вы будете не одни. Вы так боитесь себя, что, если вас оставить одного, вы сойдете с ума. Если вы будете оставаться в одиночестве и без всякой деятельности в течение всего лишь трех недель, вы сойдете с ума. И это не какое-то там высказывание религиозных людей, теперь с этим согласны и психологи. Если вся деятельность, если все внешнее общение у вас отобраны, если вы останетесь один в комнате – на три недели – вы сойдете с ума, потому что вся ваша деятельность направлена лишь на избавление от вашего безумия, она вас освобождает.
Что вы будете делать, когда останетесь одни? Первые три или четыре дня вы будете мечтать и разговаривать про себя, заниматься внутренней болтовней. Потом это утомит вас. После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда, по меньшей мере, вы сможете слышать звук своего собственного голоса. Когда вы идете ночью по темной улице, вы начинаете насвистывать. Почему? Каким образом насвистывание придает вам смелости? Как насвистывание может вам помочь? – Просто, слушая свой свист, вы чувствуете, что вы не один, что кто-то насвистывает. Создана иллюзия присутствия кого-то еще!
После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда вы сможете также и слушать. Вы не одни, вы говорите и вы слушаете, это как если бы кто-то другой разговаривал с вами. К третьей неделе вы начнете сами себе отвечать. Вы будете не только разговаривать, вы будете еще и отвечать – вы разделены. Теперь вас двое: один спрашивает, другой отвечает. Появляется диалог – и вы полностью сошли с ума.
Один человек спросил психиатра: «Я очень обеспокоен тем, что часто разговариваю сам с собой. Что мне делать? Не могли бы вы мне помочь?»
«Тут нет причин для беспокойства, – утешил его психиатр. – Все люди разговаривают сами с собой, в этом нет ничего такого. Вот когда вы начнете сами себе отвечать, тогда приходите ко мне, тогда я смогу быть вам полезен».
Но разница лишь в процентном отношении; она не качественная, а только количественная. Если вы начинаете говорить сами с собой, рано или поздно вы также начнете и отвечать, потому что разве возможно всегда ограничиваться только монологом? Нужен ответ, нужен собеседник, иначе вы будете чувствовать себя глупо. И на третьей неделе вы начинаете отвечать – то есть сходите с ума.
Этот мир, мир действия, бизнеса и постоянной занятости, спасает вас от сумасшедшего дома. Если вы чем-то заняты, ваша энергия направлена вовне; тогда вам не нужно заботиться о том, что внутри, о внутреннем мире, вы можете о нем позабыть.
Человек Дао не очень-то активен – он делает только самое необходимое. О Чжуан-цзы рассказывают, что, если он мог стоять, он не шел, если он мог сидеть, он не стоял, если он мог прилечь поспать, он не сидел. Существенное, самое основное, лишь то, что он обязательно должен был сделать – это единственное, что он делал, потому что в такой деятельности нет безумия.
Вы занимаетесь несущественным, вы постоянно занимаетесь несущественным. Взгляните на свою деятельность: девяносто девять процентов ее несущественны. Вы можете отбросить их, вы можете сохранить уйму энергии, вы можете освободить массу времени. Но вы не можете их отбросить, потому что вы боитесь, вы напуганы сами собой. Если нет радио, нет телевидения, нет газет, не с кем поговорить, что вы будете делать?
Рассказывают, однажды умер один священник. Конечно, он был уверен, что попадет в рай, на небеса. Он прибыл туда, и все было прекрасно. Дом, в который он попал, был просто великолепен, это был самый восхитительный дом из всех, о которых он только мог мечтать. В тот миг, как ему становилось что-нибудь нужно, тут же появлялся слуга. Возникал голод – и слуга держал в руках поднос с едой, самой изысканной из той, что ему приходилось когда-либо пробовать. Наступала жажда, но еще до того, как желание это становилось мыслью, пока оно еще было только предчувствием – появлялся человек с напитками.
Так оно и продолжалось, и он был просто счастлив дня два или три, но потом он начал ощущать беспокойство, потому что человеку необходимо что-нибудь делать, вы не можете просто сидеть в кресле. Только человек Дао может вот так сидеть в кресле и сидеть, и сидеть, и сидеть… Вы этого не можете.
Священник забеспокоился. Два-три дня выходных, небольшой отдых – это нормально. Он ведь был очень активен – множество публичных служб, миссии, церкви, проповеди; он был настолько вовлечен в дела общины и паствы, что теперь с удовольствием отдыхал. Но сколько же можно отдыхать? Сколько ни отдыхай, а рано или поздно выходные должны закончиться, и настанет черед возвращаться к делам. Так что беспокойство нарастало, он начал чувствовать какое-то неудобство.
Внезапно появился слуга и спросил: «Чего ты хочешь? Это твое чувство – не потребность, ты не голоден, не испытываешь жажду, ты просто неспокоен. Что я могу для тебя сделать?»
«Я не могу здесь сидеть и сидеть – целую вечность, мне нужно что-нибудь делать», – сказал священник.
«Это невозможно… – возразил слуга. – Все твои желания будут исполняться нами, поэтому зачем тебе что-то делать? Это ни к чему, такое тут не предусмотрено».
Священник обеспокоился еще больше и воскликнул: «Да что же это за рай такой?»
«Какой еще рай? С чего ты взял, что это рай? – удивился слуга. – Это ад. Кто тебе сказал, что это рай?»
И это действительно был ад. Теперь-то он понял: жить без деятельности – это был ад. И рано или поздно он должен был просто сойти с ума. Никакого общения и разговоров, никаких служб, никаких язычников, которых нужно обращать в христианство, никаких глупцов, которых надо просвещать, – так чем ему заниматься?
Только человек Дао смог бы изменить тот ад и обратить его в небеса. Человек Дао, где бы он ни был, умиротворен, покоен. Он делает только самое необходимое, и если вы сделаете это необходимое за него, он счастлив. Все несущественное отброшено.
Вы не можете отбросить несущественное. В самом деле, девяносто девять процентов вашей энергии растрачивается на несущественное. Существенного недостаточно, и ум всегда страстно жаждет еще и несущественного, потому что действительно нужного так мало, его можно легко выполнить. А что вы будете делать потом?
Люди не особо озабочены тем, чтобы правильно питаться. Они более заинтересованы во владении хорошей машиной, потому что достать хорошую пищу не стоит никакого труда. И что потом? Люди не хотят иметь хорошие здоровые тела. Это то, чего можно достичь слишком легко. Они хотят чего-то такого, чего достигнуть весьма непросто, чего-то невозможного, а несущественное – это всегда невозможное. Всегда есть дома, что побольше, машины, что подороже, и они продолжают становиться все больше и все дороже, так что тут вам будет не до отдыха.
Весь мир пытается заниматься несущественным. Девяносто процентов промышленного производства задействуется ради несущественного. Пятьдесят процентов человеческого труда тратится на то, что вообще никому не нужно. Половина всего производства посвящена женскому уму, более того, женскому телу: создание новых коллекций одежды каждые три месяца, проектирование новых домов, пудра, мыло, кремы; половина всего производства посвящена этому безумию. Человечество голодает, люди умирают без пищи, – но другая половина человечества занята несущественным.
Добраться до Луны – это совершеннейшая бессмыслица. Если бы мы были хоть немного мудрее, мы бы даже не думали об этом. Это абсолютно пустая трата таких огромных денег, на которые можно было бы накормить всю Землю. Войны бесполезны, бессмысленны, но человечество безумно и в войнах нуждается более, нежели в пище. Оно нуждается в том, чтобы отправиться на Луну, больше, чем в пище, больше, чем в одежде, больше, чем в существенном, потому что существенного недостаточно.
И сейчас наука породила величайший ужас; этот ужас заключается в том, что теперь существенное может быть обретено очень легко. За десять лет все потребности человечества могут быть удовлетворены, – что касается необходимого, вся земля может быть удовлетворена. И что потом? Что вы будете делать после этого? Вы будете в таком же положении, как и тот священник. Он был уверен, что попал на небеса, а затем обнаружилось, что это был ад. Всего за десять лет вся земля может стать адом.
Несущественное необходимо вашему безумию, чтобы не оставаться без дела. Тут никаких лун не хватит, нам придется пойти дальше, нам придется продолжать создавать бесполезное. Это необходимо. Людям это нужно, чтобы чем-то занять себя.
Человек Дао – это не активный человек. Его действия – это лишь самое существенное, то, чего никак не избежать. То, чего можно избежать, он избегает. Он настолько счастлив сам по себе, что ему нет нужды самовыражаться в действиях. Его деятельность скорее похожа на недеятельность: он делает, не становясь тем, кто делает, не становясь деятелем.
Он – это пустая лодка, свободно плывущая по морю, не направляющаяся никуда конкретно.