– Слишком поздно задавать вопросы. Я умираю, у меня осталось мало времени.
Но человек настаивал:
– Просто назови его имя. Ты все еще жив, ты все еще дышишь и говоришь, ты можешь просто назвать его имя.
Хассан сказал:
– Это невозможно, потому что у меня были тысячи мастеров. Если я начну перечислять их имена, на это уйдут месяцы и годы. Слишком поздно. Но о трех мастерах я обязательно тебе расскажу.
Одним из них был вор. Однажды я заблудился в пустыне, и когда я, наконец, добрался до селения, было уже очень поздно. Прошло уже полночи; все магазины и караван-сараи были закрыты. На улицах не было ни души. Я решил найти хоть кого-нибудь. И я увидел человека, который пытался сделать отверстие в стене дома. Я спросил его, где я могу остановиться, а он ответил: «Я вор, а ты похож на суфийского мистика», – он догадался по моей одежде, по всему моему облику… Затем он сказал: «Сейчас ты вряд ли что-нибудь найдешь, но ты можешь остановиться в моем доме. Можешь остановиться у меня, если тебя не смущает общество вора».
Я засомневался, – продолжал Хассан, – но потом я подумал: если вор не боится суфия, почему суфий должен бояться вора? На самом деле, он бы должен бояться меня. Так что я ответил ему: «Хорошо, я останусь у тебя». И мы отправились к нему домой. И он оказался таким прекрасным, добрым человеком, что я пробыл у него целый месяц. Каждую ночь он говорил мне: «Я ухожу на работу, а ты отдыхай, молись, занимайся своим делом». И когда он возвращался, я спрашивал: «Ну, как, что-нибудь принес?» А он отвечал: «Сегодня нет. Завтра снова попробую». Он никогда не отчаивался.
В течение всего этого месяца он возвращался с пустыми руками, но всегда был счастлив. Он говорил: «Завтра снова попробую. Если будет на то воля Бога, завтра это случится. А ты молись за меня. Ты можешь хотя бы сказать Богу: „Помоги этому бедняку“».
Когда много лет подряд я медитировал, и медитировал, и медитировал, и ничего не происходило, я был в таком отчаянии, в такой безнадежности, что я думал о том, чтобы бросить всю эту ерунду. Я начинал думать, что нет никакого Бога, что молитва – это безумие, а медитация – это чушь, как вдруг я вспоминал этого вора, который каждую ночь говорил: «Если будет на то воля Бога, завтра это случится».
Поэтому я продолжал свои попытки каждый день. Если вор не терял доверия и надежды, я тоже могу попробовать. Так происходило много раз, и каждый раз я вспоминал вора, и это помогало моему терпению. И однажды это произошло – это все-таки произошло! И тогда я поклонился. Я был за тысячи миль от дома, где жил вор, но я поклонился в его сторону. Он был моим первым мастером.
Моим вторым мастером была собака. Меня мучила жажда, и я подошел к реке, чтобы напиться. Рядом я увидел собаку – ее тоже мучила жажда. Она посмотрела в реку и увидела там другую собаку – свое отражение – и испугалась. Она залаяла, и другая собака тоже залаяла. Но жажда была так сильна, что она не хотела отказаться от своей идеи. Она то убегала, то снова возвращалась к реке, смотрела в воду и видела там другую собаку. Но все же жажда была так велика, что она вдруг прыгнула в воду, и отражение исчезло. Она вдоволь напилась воды и накупалась – было жаркое лето. А я все это наблюдал. Я понял, что это мне послание от Бога: нужно прыгать, несмотря ни на какие страхи.
Когда для меня наступил момент прыжка в неизвестное, меня мучил такой же страх. Я доходил до самого края, затем начинал сомневаться и возвращался назад. И тогда я вспоминал эту собаку: если собака преодолела страх, неужели я не смогу? И однажды я прыгнул в неизвестное: я исчез, и осталось только неизвестное. Собака была моим вторым мастером.
Моим третьим мастером был ребенок. Как-то раз я пришел в один город и встретил на пути маленького мальчика, который нес в руке свечку, горящую свечку. Он шел в мечеть, чтобы там ее поставить, и нес ее, защищая пламя ладошкой. Я в шутку спросил его: «Ты сам зажег эту свечку?» Он ответил: «Да, господин». Тогда я спросил, снова в шутку: «Скажи, а откуда взялся свет? Был момент, когда свечка еще не горела, а затем наступил момент, когда она уже зажглась. Можешь ты показать мне источник, откуда пришел свет? Ты же сам ее зажег, так что ты, наверное, видел, откуда пришел свет. Откуда?» Тогда мальчик засмеялся и задул свечу: «Сейчас вы сами видели, как свет ушел. Куда он ушел? Скажите мне!» Мое эго было разбито, все мои знания были разрушены. В тот момент я остро осознал собственную глупость. С тех пор я отбросил все свои знания.
Вот что Хассан рассказал о трех мастерах. И добавил:
– Были и другие, но уже не осталось времени рассказывать обо всех.
Да, это правда, у меня не было мастера, потому что у меня были миллионы мастеров. Я использовал любую возможность, чтобы учиться. Если ты можешь быть таким учеником, тебе не нужен мастер. Либо ты выбираешь одного мастера, либо ты выбираешь всех, но в любом случае ты должен быть учеником. Быть учеником – это абсолютная необходимость на пути.
Что значит быть учеником? Это значит уметь учиться, быть открытым для того, чтобы учиться, быть доступным для существования. Что на самом деле происходит, когда ты находишь себе мастера? Ты учишься, учишься. И постепенно, настраиваясь на одну волну со своим мастером, ты начинаешь понимать, что точно так же ты можешь настроиться на одну волну со всем существованием.
Мастер – это просто существование в миниатюре. Чем ближе ты подходишь к мастеру, тем больше ты начинаешь осознавать красоту, близость, любовь, интимность, вовлеченность в поиск, преданность. И постепенно ты понимаешь, что если близость к одному человеку может быть такой огромной радостью, насколько большую радость принесет тебе близость ко всему существованию. Мастер – это только начало, мастер – это не конец. Истинный мастер – это просто дверь: ты проходишь через него и выходишь за его пределы. Истинный мастер помогает тебе выйти за пределы…
Ты говоришь: «У тебя не было мастера. Ни у одного из будд тоже не было мастера. Иногда мне кажется, что выбрать себе мастера – значит помешать собственному просветлению».
Просветление – это просто просветление; оно не мое и не твое. Эго всегда разделяет; сущность же едина. Думать в терминах «собственного» просветления – значит попасть в ловушку эго, снова попасть в его сети. Тогда ты все упускаешь. Если ты начинаешь думать, что просветление «твое», так же как твой дом, твоя машина, твоя жена, тогда ты воспринимаешь просветление как что-то, чем ты владеешь. Когда приходит просветление, нет никого, кто бы мог им владеть. Наоборот, просветление овладевает тобой.
Когда ты сдаешься мастеру, ты просто идешь на эксперимент, в котором ты позволяешь кому-то овладеть тобой: ты отбрасываешь себя, а мастер входит и заполняет тебя. Ты учишься сдаваться. Это только первые шаги в искусстве сдаваться. Но невозможно сделать последние шаги, не сделав первые. Когда ты учишься плавать, ты не идешь сразу к океану, ты не идешь к открытому морю; сначала ты учишься в мелкой бухте у самого берега, или ты учишься в бассейне.
Мастер подобен бассейну, в котором ты можешь научиться плавать. Когда ты научился, все океаны твои, ты можешь плавать где угодно. Тогда все это существование принадлежит тебе. Тебя просто больше нет. На самом деле, правильнее будет сказать, что ты принадлежишь всему существованию; не ты овладеваешь просветлением, а просветление завладевает тобой.
«Иногда мне кажется, что выбрать себе мастера – значит помешать собственному просветлению».
У тебя еще нет мастера, кто же помешал тебе стать просветленным? Почему тогда ты до сих пор не просветленный? Если это правда, что, выбирая мастера, ты препятствуешь собственному просветлению, тогда все те, у кого нет мастера, должны быть просветленными. Выбирая себе мастера, ты не создаешь препятствия для своего просветления. Ты создаешь эти препятствия, если начинаешь цепляться за мастера, если ты привязываешься к нему – а это огромная разница. Именно поэтому Будда говорит: «Если я встану на вашем пути, убейте меня немедленно». Я говорю вам то же самое: если я встану на вашем пути, убейте меня немедленно.
Мастер – это лестница: ты должен ее использовать, а затем пойти еще дальше. Мастер – это лодка: ты должен ее использовать, а, прибыв на другой берег, должен ее оставить. Не нужно нести ее на голове. Если ты продолжаешь нести ее на голове, ты просто глупец, ты еще никуда не прибыл – тебе это только снится, потому что такие глупцы никогда не достигают другого берега.
Выбирая мастера, ты не мешаешь своему просветлению; просто наступает момент, когда ты должен оставить мастера и идти дальше – тогда не цепляйся за него, это цепляние может тебе помешать. Но если ты нашел настоящего мастера, он не позволит тебе привязаться к нему. Вот мое определение настоящего мастера: он учит вас, как вовлечься в поиск, как полностью посвятить себя ему, а затем однажды он учит тому, как не привязываться к поиску, как снова стать «непосвященным». Тогда это совершенный мастер.
Обычные так называемые мастера учат одному: как привязаться к ним и навсегда остаться на этой привязи. Это мое определение псевдо-мастера. Избегайте псевдо-мастеров.
Истинный мастер не может помешать твоему просветлению. Ты не сможешь просветлеть без него. Парадокс в том, что ты должен найти мастера, а затем ты должен выйти за его пределы. Если ты поймешь этот парадокс, ты поймешь мой ответ.
Третий вопрос:
Я хочу покорить царство Бога. Как это сделать?
Бога невозможно покорить. Сама эта идея глупа. Ты должен позволить богу покорить тебя, ты должен быть покорен богом. Ты же говоришь: «Я хочу покорить царство Бога». Это мужское эго, агрессивный ум, который всегда рассуждает в терминах покорения: покорить природу, покорить бога, покорить любовь. И он разрушает все, что покоряет. Он разрушил экологию, красоту природы, внутреннюю гармонию природы, покорив ее.
Даже такой человек, как Бертран Рассел, написал книгу под названием «Покорение природы». Но именно так постоянно рассуждает западный ум – он рассуждает в терминах покорения. Покори или этот мир, или другой, но стань Александром Македонским.
Не стоит так относиться к любви, не стоит так относиться к молитве. Само слово «покорение» безобразно. Сдайся богу, позволь ему покорить тебя, позволь ему войти в тебя… Не ставь ему препятствий. Тебе не нужно отправляться на его поиски, тебе не нужно становиться воином, чтобы его покорить. Именно в этом отличие между воином и саньясином: воин хочет покорить, саньясин хочет быть покоренным.
У дверей рая раздался оглушительный стук. Святой Петр подошел к дверям и спросил:
– Что за шум? Кто это так стучит?
Человек в потрепанной одежде за дверьми ответил:
– Это я, Пэдди МакГиннес. Слыхали, чего натворила наша Ирландская Республиканская Армия за последние тридцать лет?
– Извините, мистер МакГиннес, – сказал Святой Петр, – но нас не известили о вашем приходе. Мы не можем вас впустить.
– Разве кто-то вас просит меня впустить? – воскликнул Пэдди. – Я просто пришел сообщить, что у вас есть пятнадцать минут на полную эвакуацию!
Это и есть покорение бога и царства бога.
Полностью отбрось ум. Твой ум тебе мешает. Этот ум непочтителен. Этот ум не знает, что такое молитва, что такое поклонение. Стань немного более осознанным, бдительным относительно того, чего ты хочешь. Ты хочешь владеть богом, как вещью? Ты хочешь иметь бога на своем банковском счете? Бога невозможно положить в банк, как деньги; бога невозможно удержать в руках, как вещь. Бог – это не вещь, бог – это не собственность.
Постарайся не использовать слова, которые ты обычно используешь для удовлетворения своего эго; эти слова уводят тебя с правильного пути. Эти слова только демонстрируют твои амбиции. Эти слова принадлежат политике, а не религии. Религиозный человек сдается, он молится, он ждет, он раскрывает свою сущность, он доверяет. Он обращается к богу: «Да будет воля Твоя. Да придет царствие Твое». Он говорит в своей молитве: «Пусть я исчезну полностью, абсолютно, чтобы не осталось никаких препятствий. Пусть я стану абсолютно пустым, чтобы ты смог войти и целиком заполнить меня».
Четвертый вопрос:
Мои ортодоксальные родители-христиане считают, что ты опасный софист, и что некая злая сила работает через тебя, чтобы разрушить религию. Почему они так думают?
В этом нет ничего нового; так было всегда. Так считают не только христиане – то же самое думают и индуисты, и буддисты; так было всегда. Они то же самое думали и о Христе. Это те же самые люди. Они то же самое думали и о Будде, это те же самые люди. Человек – очень странное животное. Самое странное в человеке – это то, что он ничему не учится; он продолжает снова делать то же самое.
Почему распяли Иисуса? Что он сделал плохого? Его считали воплощением зла, воплощением дьявола. Эти люди были в ярости. Естественно, Иисус привлек молодых людей, потому что только молодежь интересуется новым. Старшее поколение слишком много вложило в установленный порядок, слишком привыкло к статус– кво. Ты думаешь, последователями Иисуса были пожилые люди? Он сам был молодым, и окружали его тоже молодые люди. Их родители были в ярости, просто в ярости. Раввины были в ярости, священники были в ярости, потому что Иисус совершал революцию. Если Иисус говорит истину, тогда вся официальная религия ложна. Если Иисус прав, тогда как же священники? Не может быть так, что прав и Иисус, и священники, – или Иисус, или священники. Тогда священники устроили против него заговор. Они должны были его убить. И, естественно, старшее поколение было на их стороне.
Ум всегда чувствует себя более комфортно со старым, потому что старое хорошо знакомо, привычно. Новое всегда кажется опасным, оно не внушает доверия. А религия – это всегда что-то новое. Истинная религия – это всегда что-то новое, истинная религия – это всегда мятеж против старого. Когда появляется такой человек, как Иисус или Будда, это грозит переворотом. Но Иисуса распяли, и постепенно его жизнь стала основой новой официальной религии. Когда христианство стало официальной религией, принятой государством и старшим поколением, и располагающей своей армией священников, проблемы исчезли. Проблемы снова возникают, когда появляется такой человек, как я.
Ты говоришь: «Мои ортодоксальные родители-христиане считают, что ты опасный софист, и что некая злая сила работает через тебя, чтобы разрушить религию».
В каком-то смысле они правы. То, что они называют религией, совсем не религия, и я действительно не прочь ее разрушить. Они не могут понять того, что я называю религией; это просто выше их понимания. У них слишком стереотипное мышление, у них слишком обусловленный, застывший ум. Он перестал быть гибким, он застыл. Чем старше становится человек, тем больше он застывает.
Позволь мне рассказать тебе некоторые вещи, которые говорили о христианах, когда христианство еще только зародилось, и тогда ты поймешь, почему твои родители так относятся ко мне.