Фараон

Это был участок земли приблизительно в тридцать пять моргов[16 - Морг – мера земли (56 аров).] почти квадратной формы; с крыши жилого дома он весь был виден как на ладони. Приусадебные угодья на склоне холма были расположены в четыре яруса. Два самых больших нижних участка, всегда заливаемых Нилом, были предназначены под поля и огороды. На третьем ярусе, который заливался не всегда, росли пальмы, смоковницы и другие плодовые деревья. Четвертый, самый верхний, был засажен оливковыми деревьями, виноградом, орешником и каштанами. Среди них и стоял жилой дом.

Дом был деревянный, двухэтажный, как обычно – с террасой и полотняным шатром. Внизу жил черный невольник Рамсеса, наверху Сарра со своей родственницей и прислужницей Тафет. Дом был окружен оградой из необожженного кирпича; за оградой, в некотором отдалении, находились постройки для скота, рабочих и надсмотрщиков.

Комнаты Сарры были небольшие, но красиво убранные. Полы были устланы коврами, на дверях и окнах висели полосатые цветные драпировки. Здесь были резные кровати и стулья с инкрустацией, сундуки для одежды, столики на одной или на трех ножках, а на них горшки с цветами, стройные кувшины для вина, шкатулки с флаконами духов, золотые и серебряные кубки и бокалы, фаянсовые вазы и чаши, бронзовые светильники. Каждый, даже мельчайший предмет обихода – мебель, посуда – был украшен резьбой или разноцветными рисунками, каждое платье – шитьем и бахромой.

Уже десять дней жила Сарра в этом уютном уголке, от страха и стыда избегая людей, так что даже хуторские работники ее не видели. Она сидела в комнате с занавешенными окнами, шила, ткала полотно на небольшом станке или плела венки из живых цветов для Рамсеса. Иногда девушка выходила на террасу и, осторожно откинув полог шатра, любовалась Нилом, усеянным лодками, в которых гребцы распевали веселые песни, или смотрела с тревогой на серые пилоны царского дворца, который возвышался на другом берегу реки, молчаливый и угрюмый, – и снова возвращалась к своим занятиям.

– Посиди здесь, тетушка, – говорила она, подзывая к себе Тафет. – Что ты там делаешь внизу?…

– Садовник принес фрукты, а из города прислали хлеб, вино и дичь; надо было принять.

– Посиди тут и поговори со мной, а то мне страшно.

– Глупенькая ты девочка! – отвечала, смеясь, Тафет. – Я тоже в первый день боялась нос из дому высунуть. Но как только выглянула за ограду – все прошло. Кого здесь бояться, когда все падают передо мной на колени? А уж перед тобой, наверно, будут становиться на голову!.. Выйди в сад, там хорошо, как в раю. Загляни в поле, где убирают пшеницу… Сядь в расписную лодку – лодочники сохнут от тоски, хотят посмотреть на тебя и прокатить по Нилу.

– Я боюсь.

– Чего?

– Сама не понимаю. Пока я занята работой, мне кажется, что я дома, там, в нашей долине, и вот-вот придет отец… Но чуть только ветер распахнет занавеску и я увижу сверху эту огромную, беспредельную страну, мне чудится… знаешь что? – будто меня схватил ястреб и унес к себе в гнездо, на скалу, откуда мне уже не сойти.

– Ах, если б ты видела, какую ванну прислал царевич, – медную ванну!.. И какой треножник для костра, горшки, ухваты!.. А сегодня я посадила двух наседок, скоро у нас будут цыплятки…

После заката солнца, когда никто не мог ее видеть, Сарра бывала смелее: она выходила на террасу и смотрела на реку. Когда же вдали показывалась лодка, освещенная факелами, бросавшими на черную воду огненно-кровавые полосы, Сарра прижимала руки к груди, где бедное ее сердце трепыхалось, как пойманная птичка. Она знала, что это плывет к ней Рамсес, и сама не могла понять, что творится в ее душе: то ли это радость перед свиданием с красавцем, которого она встретила в родной долине, то ли страх, что снова увидит великого властелина и повелителя, перед которым она робела.

Однажды, в канун субботы, пришел на хутор отец, в первый раз с тех пор, как она поселилась в этом доме. Сарра со слезами бросилась к нему; сама омыла ему ноги и окропила голову благовониями, покрывая ее поцелуями. Гедеон был человек пожилой, с суровыми чертами лица. На нем была длинная, до щиколоток, рубаха, окаймленная внизу пестрым шитьем, а поверх нее желтый кафтан без рукавов, род накидки, ниспадающей на грудь и на спину. На голове была небольшая шапка, суживавшаяся кверху.

– Ты пришел?… пришел!.. – восклицала Сарра, снова принимаясь целовать его руки, лицо и волосы.

– Я и сам дивлюсь, как это я здесь! – грустно ответил Гедеон. – Я пробирался крадучись через сад, как вор; от самого Мемфиса мне казалось, что все встречные указывают на меня пальцами, а каждый проходящий еврей плюет мне вслед.

– Ведь ты же сам отдал меня царевичу, отец!.. – прошептала Сарра.

– Отдал… А что я мог сделать? Впрочем, мне только так кажется, что на меня указывают пальцами и плюют. Те из египтян, кто меня знает, кланяются мне тем ниже, чем они знатнее. За то время, что ты здесь, наш господин, Сезофрис, сказал, что надо будет расширить мой дом, господин Хайрес подарил мне бочонок великолепного вина, а достойнейший наш номарх присылал ко мне доверенного слугу справиться о твоем здоровье и спросить, не соглашусь ли я поступить к нему управляющим.

– А евреи? – спросила Сарра.

– Что евреи? Они знают, что я согласился не по доброй воле. Ну… и каждый не прочь бы, чтоб над ним учинили такое же насилие. Пусть нас рассудит господь бог. Лучше скажи, как ты поживаешь?

– И в раю ей не будет лучше, – вмешалась Тафет. – Целый день носят нам фрукты, вино, хлеб, мясо, чего только душа пожелает. А какая у нас ванна!.. Вся из меди. А какая кухонная посуда!..

– Три дня назад, – перебила ее Сарра, – был у меня финикиянин Дагон. Я не хотела его принять, но он так настаивал…

– Он подарил мне золотое колечко, – опять вмешалась Тафет.

– Он сказал мне, – продолжала Сарра, – что арендует землю у моего господина, подарил мне два ножных браслета, серьги с жемчугом и шкатулку благовоний из страны Пунш.

– За что он тебе это подарил?

– Ни за что. Просил только, чтоб я хорошо к нему относилась и когда-нибудь при случае замолвила за него словечко перед моим господином, сказав, что Дагон – первейший его слуга.

– У тебя скоро будет полный сундук браслетов и серег, – сказал, улыбаясь, Гедеон. – Эх, – прибавил он, помолчав, – собери побольше драгоценностей, и убежим в нашу землю! Здесь нам всегда будет горько. Горько, когда плохо, а еще горше – когда хорошо.

– А что скажет мой господин? – спросила Сарра печально.

Отец покачал головой.

– Не пройдет и года, как твой господин бросит тебя, и многие ему помогут в этом. Если бы ты была египтянкой, он взял бы тебя к себе в дом. Но еврейку…

– Бросит? – повторила Сарра, вздохнув.

– Зачем горевать о том, что будет; все в руках божьих! Я пришел провести с тобой субботу…

– А у меня как раз прекрасная рыба, мясо, лепешки и кошерное[17 - Кошерное – то есть ритуально чистое и дозволенное правоверным евреям к употреблению в пищу.] вино, – поспешила вставить Тафет. – Да, кстати, я купила в Мемфисе семисвечник и восковые свечи… У нас будет ужин лучше, чем у самого господина Хайреса.

Гедеон вышел с дочерью на террасу. Когда они остались вдвоем, он сказал:

– Тафет говорила мне, что ты все сидишь дома. Почему? Надо выходить хотя бы в сад.

Сарра вздрогнула.

– Я боюсь, – прошептала она.

– Чего тебе бояться в своем саду?… Ведь ты же здесь хозяйка, госпожа… большая госпожа…

– Я вышла как-то в сад днем, меня увидали какие-то люди и стали говорить между собой: «Смотрите, вот еврейка наследника престола, из-за которой запаздывает разлив Нила…»

– Дураки они, – сказал Гедеон, – разве в первый раз Нил запаздывает с разливом на целую неделю?… Ну что ж, выходи пока по вечерам…

– Нет… Нет!.. – воскликнула Сарра, снова вздрогнув. – В другой раз я пошла вечером туда, в оливковую рощу. Вдруг на боковой дорожке показались две женщины, словно тени… Я испугалась и хотела бежать… Тогда одна из них, помоложе, невысокого роста, схватила меня за руку и говорит: «Не убегай, мы хотим на тебя посмотреть». А другая, постарше, высокая, остановилась в нескольких шагах и заглянула мне в лицо… Ах, отец, я думала, что превращусь в камень… Что это была за женщина!.. Что за взгляд!..

– Кто бы это мог быть? – спросил Гедеон.

– Та, что постарше, похожа была на жрицу.

– И они ничего не сказали тебе?

– Ничего. Только когда, уходя уже, они скрылись за деревьями, я услышала слова, вероятно, старшей: «Воистину она прекрасна…»

Гедеон задумался.

– Может быть, это были, – сказал он, – какие-нибудь знатные женщины из дворца?…

Солнце заходило. На обоих берегах Нила собирались густые толпы людей, с нетерпением ожидавших сигнала о разливе, который действительно запаздывал. Уже два дня дул ветер с моря, и река позеленела. Уже солнце миновало звезду Сотис,[18 - Сотис – Сириус. Первый утренний восход Сириуса совпадал с днем Нового года.] а в жреческом колодце в Мемфисе вода не поднялась ни на одну пядь. Люди были встревожены, тем более что в Верхнем Египте, как сообщали, разлив шел нормально и даже обещал быть очень обильным.

– Что же удерживает его под Мемфисом? – спрашивали озабоченные земледельцы, с тоской ожидая сигнала.

Когда на небе показались звезды, Тафет накрыла в столовой белой скатертью стол, поставила светильник с семью зажженными свечами, придвинула три стула и возвестила, что сейчас подаст субботний ужин.