Испанская история. Романтическая проза
Борис Алексеев
«Испанская история» – повесть о любви, образец романтической прозы, напоминающей произведения Александра Грина.Повесть «Три товарища» – суровая житейская драма, и в то же время – трогательное повествование о настоящей мужской дружбе, в которой есть место личному подвигу и высокой человеческой жертве.В молодости мы безрассудны и восхитительно наивны. Мудрость приходит со временем. Житейские ошибки молодости – не что иное, как предоплата за будущее взросление ума. Об этом и написана эта книга.
Испанская история
Романтическая проза
Борис Алексеев
Фотографии Борис Алексеев
© Борис Алексеев, 2018
ISBN 978-5-4483-7937-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1. Экая безделица…
Испания. 1983-ий год. Приморский городок Сан-Педро.
Я иду по коридору оздоровительного бассейна Талассия. Прямо передо мной из бокового прохода, вышаркивает огромный сутулый старик и, покачиваясь из стороны в сторону, направляется к выходу. Его походка напоминает колыхание шлюпки в волнах на короткой береговой привязи.
По причине хронического безделья (вторую неделю мне не случилось найти хоть какую-то работу) я придумываю себе занятие и беззаботно направляюсь вслед старику. Как гребцы на двухместном каноэ, мы синхронно движемся по извилистому каньону коридора и через пару минут попадаем в просторный вестибюль бассейна.
Мне двадцать лет. Для меня жизнь – это щедрая расточительная игра, моя игра. И я играю на выигрыш независимо от окончательного результата!
Старик что-то шепчет консьержке. Консьержка улыбается и подаёт конверт. Он вскрывает печатку, пробегает глазами содержание бумаги и вдруг резко оборачивается в мою сторону. Я едва успеваю отвести глаза.
В вестибюле много народа и довольно шумно. Надеясь, что старик не обратил на меня внимание, я продолжаю исподволь в пол оборота наблюдать за ним. Мой визави тщательно мнёт бумагу и опускает комок в урну. С минуту он стоит, как бы провожая глазами брошенное письмо, затем расправляет сутулые плечи и решительно направляется к выходу.
Странные действия старика только увеличивают кураж преследования. Меня буквально распирает от молодецкого задора и интриги происходящего, ведь я погружаюсь в чужую тайну! «Эх, был бы я писателем! – подумалось мне тогда, – Вот она книга! Судьба вручает мне перо. Пиши!»
…Наше «каноэ» пересекает бурлящую гавань вестибюля, проходит «пороги» витражных входных дверей и оказывается на ступенчатой отмели огромного океана улицы. Я крадусь по-кошачьи метрах в четырёх позади старика. А он всё время прибавляет шаг, будто сбрасывает с сутулых плеч мне под ноги мгновения прожитой жизни.
Рискуя вызвать недоуменные взгляды уличных прохожих, я, как привязанный, иду за стариком и всё более любуюсь деталями его забавного экстерьера. О, передо мной необыкновенный «исторический» артефакт! Длинные шорты болтаются на его худых жилистых ногах, как открепившиеся паруса на двухмачтовой бригантине. Обут он в поношенные кроссовки поверх плотных шерстяных носков. Сутулое, обнажённое до пояса тело исковеркано бесчисленным количеством лилово-коричневых пятен и мозолистых бугорков и напоминает старый морской бакен с налипшими чешуйками устриц, рачков и сухих перевязей морской травы.
Поминутно я спрашиваю себя: «Зачем ты идёшь за ним?» И продолжаю идти, не ожидая ответа…
Часть 2. Старик
Старик вышел за территорию бассейна и направился к бухте. На одном из круговых перекрёстков он опять неожиданно обернулся. Я отвернул голову и тоже посмотрел назад. Возле самой дороги, на балконе старинного особняка мне привиделась молоденькая девушка. Она держала в руках красный невероятно длинный шарф. Девушка непрерывно двигалась, подбрасывала шарф вверх и перебегала с одного края балкона на другой. При этом шарф, как воздушный змей, послушно следовал за ней. Наконец, она остановилась, многократно обвязала шарфом тоненькую шею и на моих глазах превратилась в огненный кокон! Мне припомнились строки из учебника начальной мореходки: «Красный свет маяка обозначает левую от безопасного сектора область для приближающихся судов». Знать бы тогда, сколько слёз и человеческого горя произведёт в моей судьбе этот красный ориентир житейского фарватера.
Но сейчас, очарованный танцем милой сеньориты, я стоял неловко обернувшись назад и совершено позабыв о старике.
Неожиданно среди шума машин и крика чаек мой слух уловил шарканье его удаляющихся шагов. Звук стёртых подошв почему-то напомнил неприятное поскрипывание песка на зубах. Я повернул голову и увидел покатую спину старика далеко впереди, почти у самой бухты. Несоответствие расстояния и звука озадачило меня. Я снова обернулся назад.
Ни старинного особняка, ни девушки на балконе не было в помине. За моей спиной галдел городской рынок, и чёрные размалёванные негры липли к посетителям, как сладкая вата.
С того рокового дня прошло без малого семьдесят лет, но я отлично помню ужас, охвативший меня от внезапной перемены декораций. Однако, самое удивительное оказалось не это. Увлечённый игрой в преследование, я не стал ломать голову над чудовищной метаморфозой бытия, но беспечно (о, молодость!) вновь поспешил за стариком!
Мы подошли к пирсу. Старик махнул кому-то рукой. Через пару минут напротив нас причалила старенькая двухмачтовая яхта. Судя по облупившейся покраске и канатным скруткам, время службы этой старой посудины давно подошло к концу.
Старик обогнул парапет и по откинутому трапу перешёл на палубу.
– Ты идёшь? – спросил меня матрос, скручивая канат с оголовка пирса.
Я ловко перепрыгнул через ограждение и вслед старику ступил на дощатый трап.
Яхта подхватила парусами порывистый береговой ветер и уверенно легла на курс. Команда принялась выполнять обыкновенную морскую работу. На меня никто не обращал внимание, и я присел в одиночестве на кормовое возвышение, разглядывая мускулистые тела матросов. Невнимание команды, не смотря на скромные размеры яхты, заставило меня наконец задуматься над тем, что происходит. Моё сердце начал поддавливать страх перед неопределённостью и, возможно, роковым продолжением невинной шутки. Вот оно как оборачивается безделье души!
Тем временем яхта, подобно засидевшейся за рукоделием барышне, резво бежала в открытое море. Она весело приплёскивала палубу бурунами встречных волн и посверкивала в лучах солнца начищенным судовым металликом. Берег же напротив плющился и превращался (вместе с моей двадцатилетней биографией) в узкую, едва различимую полоску суши между огромным неподвижным небом и грозным морем, взволнованным предстоящими событиями этой книги.
Я в задумчивости опустил голову на грудь и вскоре уснул прямо на корме, обласканный тёплым попутным ветром и мерными покачиваниями моего нового пристанища…
Часть 3. Держи румпель, парень!
К вечеру погода стала меняться. Сырой колкий бриз разбудил меня. Я попытался встать и тут же повалился обратно на корму при очередном хлёстком ударе волны о борт.
– Эй, челнок, – крикнул огромный матрос с рыжей копной вьющихся до плеч волос, – тебя кличет хозяин.
Я кое-как поднялся и, качаясь из стороны в сторону, побрёл в центр яхты к капитанской рубке. Цепляясь за канаты и всевозможные выступы судового оборудования, я не без труда подобрался к металлической двери рубки. Она была распахнута настежь и отчаянно болталась, сообразно общей качке. Привалившись к двери всем телом, я несколько раз постучал для приличия и, не ожидая ответа (за грохотом волн всё равно никто бы ничего не услышал), вошёл внутрь крохотного, уставленного приборами помещения. Старик в повелительном тоне беседовал с капитаном о предстоящих морских передвижениях. Оба стояли ко мне спиной. Через минуту кэп обернулся и кивком головы приветствовал меня. Старик, не оглядываясь, проворчал:
– Кого там носит?
Неожиданно для самого себя я ответил так:
– Хозяин, ты звал меня.
В ответ старик ухмыльнулся и прошамкал съеденной нижней челюстью:
– Ну-ну.
Шестое чувство мне подсказало: этим «ну-ну» я только что зачислен в судовую команду.
– Эй, парень, рулить умеешь? – рассмеялся кэп. – Нет? Ну и лады, держи румпель прямо на волну и не сс….
Меня подмывало съёрничать и высказать витиеватую благодарность кэпу «за оказанную честь», но он уже отвернулся и продолжил разговор со стариком.
Часть 4. Знакомство
Часа через полтора вкруг капитанской рубки собралась в полном составе команда яхты. Кроме старика, кэпа и рыжего матроса, ещё два на вид отпетых морских волка, одетые в просоленные тельняшки, замыкали странное корабельное сообщество.
– Как зовут? – спросил меня кэп, стоя за спиной старика, развалившегося на единственном судовом стуле, привинченном к крепёжным вертикалям рубки.
– Огюст, – ответил я.
– Ты шёл за мной, – прошепелявил старик, и все в рубке уставились на меня, – зачем?