Ильинский волнорез. О человеческом беспокойстве…

– То, что вы говорите, – невозможно. Мы с вами сделали большое дело, мы же с вами перед Богом стоим!

В трубке наступило молчание. Через минуту Сергей продолжил:

– Ты меня Богом не пугай! У меня с Богом свои отношения. А на деньги сутки даю. Не отдашь – пеняй на себя.

– Уже пеняю!

Егор бросил трубку. Его трясло от ощущения несправедливости и собственного бессилия. «Как всё безнаказанно в этом мире! – пульсировал ум. – Воистину нами правит князь мира сего. А Бог далеко, там где-то. Он, конечно, всё уравновешивает – приобретения, потери. Но как Ему уравновесить несправедливость, наглость человеческую, если в человеке отсутствует совесть?! Злом зло не победить. Покрыть добром? Но ведь добром можно покрыть только рану, нанесённую злом, а не само зло. Зло бродит безнаказанно в нас, как тигр по амурской тайге. И прикосновение к нему смертельно!»

«По амурской тайге или по енисейской… Интересно, на Верхнем Енисее есть тигры, или только медведи и ещё кто-нибудь? И вообще, как там наши в поезде, что проезжают…» – язык Егора болтал бессвязные вещи. После эмоционального коллапса его нервная система расслабилась, будто шатнулась в вязкую болотистую тину. Голова, плечи, руки отяжелели. Мускульных сил крепыша Георгия не хватило, чтобы удержать тело в вертикальном равновесии. Он повалился на диванные подушки из икеевского кожзама и крепко уснул под углом в 40 – 45 градусов к житейской вертикали.

Часть 5. Прикосновение к злу смертельно

Проснулся Егор от долгого непрерывного звонка в дверь. «Кого там ещё… – пошатываясь, он направился к двери. – Иду, иду».

Как только щёлкнула задвижка замка, в образовавшуюся щель двери втиснулась мужская нога. Затем дверь будто сама собой распахнулась, и в прихожую, оттолкнув хозяина, вошли два плечистых человека, одетые в одинаковые серые костюмы. За ними, насвистывая какую-то мелодию, показался улыбающийся Сергей.

Болотистая тина сна мгновенно расштопалась на части и сползла с Егора. Он хотел что-то сказать, но один из двух качков, не говоря ни слова, ударил его в живот. Удар оказался не сильный, но точный, в самое солнечное сплетение.

– А теперь поговорим, – Сергей сбросил улыбку и стал зловеще серьёзным, – ты мне нагрубил, это нехорошо. Я не прощаю обид никому. Эти ребята пришли за деньгами. Это очень злые ребята. Если ты схитришь и не отдашь им деньги, то… ах да, забыл, ты уже пеняешь!

Егор молчал.

– Соловей, спой что-нибудь! – Сергей махнул рукой одному из парней.

Тот, как стоял, ударил с разворота ботинком в грудь Егору. Егор рухнул на пол, попытался подняться, но перебитое дыхание сковало грудную клетку, как нож. Задыхаясь, он смог лишь выдавить: «Сволочь!»

– Нет, это совершенно невозможно! Он опять хамит. Грегор, переведи!

Второй парень, которого Сергей назвал Грегором, придавил Егора ботинком к полу и, нагнувшись, едва заметно ударил двумя пальцами, сложенными в острие, по печени. Этого оказалось достаточно, чтобы наш герой от боли свернулся калачиком и потерял сознание.

Очнулся Егор на полу в незнакомой комнате с обшарпанными обоями и грязным подоконником, заваленным кипой каких-то казённых бумаг. Подоконник был единственной «меблированной» плоскостью помещения. Левая рука была пристёгнута наручником к зигзагу отопительной трубы. Не успел Егор обдумать своё горестное положение, как дверь комнаты растворилась, и вошла всё та же тройка не прошеных давеча гостей. От ощущения предстоящей физической опасности в организме Егора сработало естественное отторжение плоти. Оно, как снежный ком, увеличиваясь в размере, подкатило к горлу и вырвалось наружу.

– Да он блюёт от страха! – хохотнул Грегор.

– Утри, – скомандовал Сергей.

Грегор выбежал из комнаты и вернулся с мокрой половой тряпкой. Брезгливо касаясь Егора, он подтёр ему лицо и грудь, нимало не смущаясь, какую мерзость он совершает.

– А теперь продолжим, – Сергей присел на корточки в метре от Егора. – Завтра, если ты не заплатишь деньги, тебя отсюда увезут. Надеюсь, ты понимаешь, куда. Поэтому включай Дарвина, цепляйся за жизнь. Шанс пережить эту историю отличен от нуля. Короче, твой ноль, как говаривал Бродский, имеет радиус! Но, сам понимаешь, окружность твоя под давлением обстоятельств всё время сжимается. Подумай хорошенько и будь благоразумен. – Довольный сказанным, Сергей встал и вышел из комнаты. За ним отправились Соловей и Грегор.

Егор остался один. В присутствии своих мучителей он крепился, как мог, и старался казаться твёрдым. Теперь же горькие слёзы бессилия брызнули из его глаз. Правой рукой он размазывал их по лицу, вспоминая с отвращением грязную мокрую тряпку, которой орудовал Грегор.

Но понемногу слёзы редели, и приходило новое чувство нравственной отрешённости от происходящего. Много лет назад он смотрел фильм, в котором главный герой, привязанный к дыбе, ответил мальчику, пытавшемуся его освободить: «Уходи, иначе мы погибнем оба. За меня не беспокойся, я умею отключаться…»

Егор подметил новую особенность своего положения. Он перешёл определённый рубеж и как будто заранее приготовился к смерти; и теперь оглядывал происходящее как бы изнутри того, что случится в будущем.

Промелькнули кадры фильма «Гладиатор». Генерал Максимус перед решающим сражением обращается к воинам со словами: «Радуйтесь, вы уже мертвы!..»

Нечто подобное чудилось теперь и ему. Он даже попробовал улыбнуться, припомнив древнюю восточную поговорку «Чем хуже – тем лучше».

Егор не был знаком с наукой психологией и не знал, что свободная воля, способная подавить ужас рассудка, – верный признак высокой внутренней организации человека. В обыкновенных житейских ситуациях мы все равны. Кто-то чуть смелее, кто-то болтливее. Но стоит линии жизни, сжимаясь, будто в удавку, превратиться в замкнутый круг, тут-то наше «общечеловеческое тело» и разваливается на две противоположные группы. Члены одной группы замирают от ужаса и готовы, торгуясь со смертью, заплатить за жизнь любым преступлением против собственной совести. Другие, и Егор оказался в их числе, «встают и уходят», спокойно оставляя тело на растерзание обстоятельствам. Уходя, они бросают своим мучителям через плечо: «Вы можете меня убить, надругаться над моим телом, но вы не можете причинить мне зла!»

В минуту смертельной опасности ум «насельников» первой группы, скованный страхом, перестает трудиться и искать выход из сложившейся ситуации. Ум вторых, напротив, обретает способность сверхрационального анализа происходящего.

Егор не размышлял, он наблюдал за действиями ума, который самостоятельно пытался выстроить спасительную цепочку действий на опережение: «Степан, не получив очередную смс-ку, развернёт корабль обратно. Через два-три дня он будет в Москве. Ещё день на то, чтобы определиться. Значит, в лучшем случае мне надо продержаться три дня. В худшем – не знаю… Сергей ещё не сказал главное – что он, собственно, хочет. Скорее всего, речь пойдёт о квартире. Это к лучшему. Такие дела в пять минут не делаются».

Егор привстал, насколько позволяла сцепка, и поверх бумаг посмотрел в окно. За окном метрах в десяти во всю ширину взгляда тянулся унылый щербатый кирпичный забор. «Так. Кажется, моя тюрьма находится на первом этаже. Это хорошо».

Он опустился на пол.

«Не понимаю, за целый год общения с Сергеем пристальное око о. Викентия не обнаружило затаённый порок. Что за слепота обступила батюшку? Да-да, этот прохвост склонял настоятеля к каким-то действиям по церковной земле. Вроде во благо. Тогда зачем приходили ФСБ-эшники и почему пропали, так и не позвонив?..»

Размышления Егора прервали шаги в коридоре. Дверь распахнулась, и в комнату вошли четыре человека: Сергей с вертухаями и ещё один щуплый человечек в пенсне и с большим жёлтым портфелем в руках.

Глава 3.

Дружба требует доказательств

Часть 1. Генные катакомбы

Странная всё-таки это наука – генная инженерия. Берём два белых шарика, накрываем тряпочкой и ждём. Вот из-под тряпочки выкатывается маленький белый шарик. «Ага, – радуемся мы, потирая руки, – заработало!» Через пару минут ещё один белый шарик катится перед нами. «Довольно, – говорим мы, – всё ясно: similia similibus curantur – подобное рождает подобное!»

Но тут (вы не поверите!) под тряпочкой образуется что-то чёрное и начинает двигаться в нашу сторону…

Внезапный страх перед неведомым слепит глаза и мешает разглядеть приближающийся предмет. Он уже совсем близко. Кто-то первый из нас протирает глазницы и видит перед собой сквозь морок воспалённых эмоций (о, ужас!) маленький чёрный шарик! Мы вглядываемся и сообща констатируем невероятное: под тряпочкой в результате «общения» двух белых шариков образовался чёрный сферический предмет!..

А ведь подобное случается и у людей. В благополучной семье рождается ребёнок. Всем-то он хорош, только замкнутый какой-то. На ласку не откликается, доброго слова не скажет. Папа – профессор, мама – педагог. А парень учится на двойки, учителям дерзит, мать не слушает, отца на деньги разводит.

Объясните нам, господа учёные, за что белым шарикам такое искушение? В чём провинились они перед вашей наукой? Что же вы молчите?

Признаюсь, цель столь смелого околонаучного опуса – начать разговор о Сергее. О том самом израильтянине Сергее Львовиче, в лапы которого угодил один из трёх героев нашей повести, добропорядочный иконописец Егор.

«Следует делать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать». Так говорил американский писатель и поэт Роберт Пенн Уоррен. Допустим. Тогда, как появляется на свет зло? Неужели из добра?..

Не может такого быть! Преобразование зла в добро – это понятно. Бог творит добро из любого исходного материала. Потому что Богу, и только Ему, доступно чудотворение.

А зло появиться из добра не может по одной простой причине: инициатор обращения добра в зло должен быть сильнее Бога.

Конечно, присутствие в мире зла – это Божественное попущение нашей свободе воли. Генная инженерия – наука, созданная человеком для «научного» подтверждения богоотступничества. Ведь мы сначала вводим в абсолют порчу, а потом стараемся эту порчу как бы изъять и сохранить добропорядочную видимость абсолюта. Когда же мы рано или поздно встречаемся с нарушениями желаемого абсолюта, нами руководит научное понимание некоего «божественного несовершенства». Иными словами, когда мы оказываемся по собственной воле в затруднительной ситуации, нам кажется, что Всевышний «не досмотрел» за нами, мог уберечь и не уберёг. Нам в голову не приходят библейские воспоминания о первородном грехе, последствия которого до сих пор уводят человека в сторону от Божественной Воли. «Когда это было!» – заявляем мы друг другу. Мы действительно не чувствуем за собой ни вины, ни греха. Для этого нам и нужен Бог. Да, нам нужен удобный покладистый Бог, чтобы на «высочайшем» уровне утвердить тезис вседозволенности: «Верующему грех в грех не вменяется!» Именно такого «Бога» и придумал себе Сергей. Именно к нему он припадал с цветами, информируя визави о своих «житейских успехах».

Досадно, что есть такая наука – «генная инженерия». Не будь её, может, не пришлось бы нам во все века строить, разрушать и снова строить…

Итак.

Семья, в которой родился Серёженька, состояла из очень положительных и порядочных людей. Глава семьи профессор Лев Абрамович Колдовский работал заведующим кафедрой высшей алгебры на Механико-математическом факультете МГУ. Как человек учёный и в высшей степени регулярный, он жил по принципу: «Работа – основа семейного благополучия!» Его супруга Елена Сергеевна Колдовская, в девичестве Пейсах, заслуженный учитель России, так же, как и её почтенный супруг, была исключительно предана профессии, вела общественную работу, часто дискутировала на телевизионных педагогических шоу, отстаивая персонификацию преподавательского ремесла. «Ближе к ребёнку!» – не уставала повторять Елена Сергеевна.

Сын же Серёженька рос фактически на руках бабушки. Баба Соня была женщиной доброй, демократичной, многое позволяла маленькому Серёже. Когда же ей приходилось что-то запрещать, и обиженный внучек набрасывался на неё с кулаками, баба Соня запиралась в своей маленькой светёлке и тихо плакала.