Стая

Это в свою очередь послужило сигналом для той части студентов, которая ещё оставалась на своих местах и лишь голосом участвовала в перепалке. Десятки новых «бойцов» с криками «Наших бьют!» ринулись выручать товарищей. На сцене возникло явное численное преимущество остервеневшей студенческой братии. Сотни ударов посыпались на головы охранников. Острые подростковые кулачки с набитыми костяшками-кендисами, каблуки Zenden и Tofa, «улучшенные» коваными набойками «миролюбивой» молодёжной серии «На!», ножки выломанные из аудиторных табуретов, всё это «подростковое шансовое великолепие» вонзилось в шлемы и бронежилеты бойцов ОМОНа. Не выдержав жёсткой неравной схватки, взвод дрогнул, встал в каре и попятился к двери.

Прикрывая друг друга, охранники буквально вывалились из аудитории в коридор и помчались кто как по парадной лестнице вниз на первый этаж университетского здания. Перепрыгнув через турникеты, омоновцы оказались на ступенях парадного крыльца. Не успели они оглядеться и принять решение, как из дверей прямо на них выплеснулась волна студентов, похожая на пасть огромного голодного зверя.

Счёт времени пошёл на секунды. Со стороны улицы к парадным ступеням на полном ходу подъехала бронированная машина пехоты, вызванная командиром группы. Из водомёта, укреплённого на башне БМП, в сторону крыльца метнулся пенный сноп влаги. Ударная сила струи была настолько велика, что студенческие порядки дрогнули и стали отступать назад к дверям. В тот же миг, будто выросшие из земли, две шеренги бойцов замкнули за их спинами цепь и отрезали путь к отступлению в здание. Пока ребята озирались, пробуя ситуацию «на зубок», омоновцы вошли в «непосредственный контакт с протестной массой» и перекидали, как на штабных учениях, десятка три студентов в объёмистый автозак, оказавшийся «совершенно случайно» неподалёку.

На другой день согласно специальному постановлению ректора университета в 13—30 в той же злополучной аудитории для «непокорного» курса была назначена та же самая скандальная лекция Пухловского. На личные возражения профессора ректор коротко ответил: «Это принципиально. Или мы их, или они нас».

…Включив все резервы личного самообладания, Пухловский невозмутимо прошёл к кафедре и раскрыл конспект. Его встретила гробовая тишина. Никто не поднялся с места для приветствия. Никто не улыбнулся, когда профессор по привычке сказал: «Садитесь, пожалуйста». Сто с лишним пар глаз холодно отслеживали каждое его движение. Могло показаться, что аудитория наблюдала они не университетского препода, а жирную надоедливую муху, которую ей хотелось вымарать из предложенной картинки и тут же забыть о ней.

Профессор монотонным, будто чужим, голосом отчитал лекционный текст. Он ни разу не поднял головы, не посмотрел в зал, чтобы оценить заинтересованность аудитории. Закончив чтение, Пухловский собрал бумаги и, всё так же не поднимая головы, вышел из аудитории.

Хлопок двери пробудил аудиторию. Она зашевелилась и пришла в движение. К кафедре выбежал староста 3-ей-а группы Пашка Ремизов. Он поднял вверх руку, сжал пальцы в кулак и произнёс: «Но пасаран!». В ответ ему по рядам прокатился многоголосый шёпот «Но па-са-ран!».

Сомкнутый в единую звуковую массу, шёпот вскружил над головами, на некоторое время завис, как сигарное кольцо, под куполом аудитории и… искрясь в мерцании потолочных рамп, отправился на университетский двор, вальяжно перекатывая бока через распахнутые оконные фрамуги…

Часть 2. Совесть

Осип устало опустился на диван, расправил онемевшие от холода руки и включил телевизор.

– Ну морозец сегодня! – усмехнулся он, разглядывая, как жена тихими кропотливыми движениями накрывает стол к ужину.

– Как служилось? – улыбнулась она, радуясь вниманию мужа.

– Да так. Андрюшка Сиднев, ты помнишь его, интеллигентный такой, с бородкой, припомнил университетскую заварушку. Недели не прошло, а там такие дела!..

Тем временем на экране появилась голубая картинка, и ведущая программы «Время» народная любимица Катя сообщила телезрителям о серии странных происшествий, случившихся в университете города Абакым:

– Органами правопорядка и МЧС за последние три дня зафиксированы четыре случая подросткового суицида среди студентов известного на всю страну Абакымского университета Народного Хозяйства. Но не только трагедиями отмечены эти роковые три дня. Родители более двух десятков благополучных, как мы выяснили, студентов подали в органы полиции заявления о пропаже детей – учащихся этого университета. Но и это ещё не всё. Только что нам сообщили, два первокурсника факультета Отраслевого планирования взяты под стражу как члены запрещённой в России террористической группировки ИГИЛ. Такого стечения непредвиденных трагических обстоятельств российская история последних лет не знала. Мы предприняли собственное расследование случившегося, и я готова изложить вам, дорогие телезрители, его первые результаты. Дело в том, что неделю назад, точнее 24-ого числа сего месяца, в университете города Абакым на одной из плановых лекций произошёл серьёзный инцидент с нарушением общественного порядка. В результате двадцать четыре студента были взяты под стражу и в настоящее время находятся во временном изоляторе Абакыма. Этот случай стало моральной трагедией для университетской молодёжи, и нет сомнения в том, что печальная статистика смертей, исчезновений и прочих странных и страшных действий – это своего рода форма выражения подросткового протеста против репрессивных действий государства. Очевидно, что теперь предстоит огромная работа педагогического состава университета, психологов, представителей городских молодёжных организаций по восстановлению мира и спокойствия в университетской среде. Вот к чему приводит бездумность и поспешность в действиях по отношению к молодёжи. Да, студенты поднялись на противоправное дело, но это же не дворовая шпана, это будущая элита нашего народного хозяйства, а мы с ними обошлись, как с уголовниками…

Быстрым, едва различимым движением Катя смахнула набежавшую слёзку и хотела продолжить репортаж, но в этот момент новостная картинка исчезла с экрана, а её место занял калейдоскоп очаровательных фотографий зимней природы.

– Как же так оно вышло-то, ей богу? – Осип выключил телевизор и виновато посмотрел на присевшую рядом жену. – Злобно вышло, не по-людски. Они, блин, тоже хороши, если б не бронежилеты…

– Но ведь мальчишки же! – вздохнула жена, гладя увесистое плечо мужа.

– То-то и оно, – отозвался Осип, – ладно б дело бандиты. А теперь что? Неделю места себе не нахожу. С комвзвода переругался – стыдоба! Он мне: мы действовали по инструкции. А я ему: какая такая на хрен инструкция, чтобы детей бить? В общем, Люсь, подал я рапорт на увольнение. Хоть кем, хоть сторожем в церковь пойду, но не могу я больше, как собака на привязи, брехать на человека!

– Я понимаю… – улыбнулась Люся и продолжила сервировать стол к ужину.

Часть 3. Противостояние

Тем временем по заснеженным улицам Абакыма ползли тревожные слухи. Поговаривали о новых случаях исчезновения студентов, и о том, что местные власти сознательно скрывают печальную сводку из страха перед новыми молодёжными волнениями. Действительно, подростковая часть населения города как-то странно притихла и превратилась в некую сдавленную пружину, готовую по первому взмаху случайного лидера распрямиться и натворить дел покруче той институтской заварушки.

Шокированное столь жёстким молодёжным противостоянием, российское общество наконец обнаружило, что внутри населения законопослушных россиян вызревает ещё один не похожий ни на что и ни на кого человеческий миллениум. Он – не розовый и несмышленый младенец, упакованный в выданные ему педагогические пелены, но несговорчивая и способная на отчаянные поступки стая будущих владельцев страны, а быть может, и мира.

Этот подростковый миллениум, как оказалось, живёт по своим внутренним законам. И если во взрослой жизни законы и смыслы человеческих действий изъедены временем и похожи на внушительные морские буи с налипшими на них плотными слоями житейских ракушек, то «законодательная база», направляющая поведение подростка, более походит на приливный рой прозрачных медуз, колышущихся в такт сиюминутной набегающей на берег волне.

Гений Шекспира проник в эту сверхнеплотную среду и разглядел в ней потрясающую любовную историю двух юных сердец Ромео и Джульеты. Многое в ней для нас взрослых непонятно. Ведь мы, повзрослев, забываем самих себя.

Мы забываем о том, что все граждане детства – гениальные художники и словисты. Как свежо, непосредственно и ярко они (прежние мы!) воспринимают окружающий мир. Глядя сквозь их прозрачные медузоподобные «тельца», нам хочется ещё раз прикоснуться к детским парадоксальным мироощущениям. Но нам нельзя! Мы – взрослые, мы – высшая раса! И мы вынуждены смотреть в сторону детства с долей иронии и снисходительности…

Объявив действия молодых нигилистов противоправными, власть задействовала значительный административный ресурс и приступила к ликвидации конфликта. Всероссийский розыск дал первые результаты. Наряд УВД города Петропавловск-Камчатский задержал в аэропорту группу из семи молодых человек, прилетевших с материка под видом паломников в единственный на Камчатке мужской Пантелеимонов монастырь.

– Почему вы говорите «под видом»? – возмущались ребята в отделении полиции. – Вся страна знает, что монастырь своими силами строит Морской собор в память о моряках и рыбаках, погибших в море. И им нужна помощь!

– Вас никто не просил сюда лететь, – бубнили в отделении.

– Об этом не просят! – отвечали парни. – Как хотите фиксируйте нас, но мы – свободные граждане и никуда отсюда не полетим!

Старший офицер отделения, кстати, бывший военный моряк, приказал переписать паспортные данные и под его личную ответственность отпустить задержанных.

– А ты мужик ничего! – один из ребят, выходя из отделения, доверительно похлопал кэпа по плечу.

Ещё двух «самовольщиков» зафиксировали в Киргизии. Сличив с поисковым листом список авиапассажиров, прибывших в последние дни, выяснили, что не далее, как вчера, двое из разыскиваемых студентов прилетели чартерным рейсом в «Манас».

Подняли местный РУВД и в течение дня обнаружили беглецов в городе Кант. Что они делали возле нашей военной авиабазы, так и осталось за семью печатями. Ребята замкнули уста и отказались отвечать на какие-либо вопросы в отсутствии, как они сказали, «адвоката с Большой земли». Пришлось самозваных «террористов» этапировать на Большую землю, где живут адвокаты и ближайшие родственники задержанных.

Следы более двадцати студентов так и остались белыми пятнами на российской карте.

Глава 2. Прозрение

Часть 1. Агатий

В глуши сибирских лесов, на берегу «батюшки Енисея», близ города Минусинск зажёг свечу над престолом древний, вернее сказать, «древлерубленный» мужской монастырь преподобного Дорофея аввы Палестинского. В прежние времена насельников в монастыре бывало не счесть. Оно и понятно: место благое, молитвенное. Да нынче по-другому всё стало, утишилась монастырская жизнь. Из монашествующих – настоятель, иеромонах отец Игнатий, два старчика (средь них сокровище монастыря – старец Савва), да пятеро послушников, да трудников столько ж. «Вот и вся нашать монастырская редута» – любил говаривать Савва за трапезным чайком.

В один из дней сквозь февральскую вьюжку прибыл из города в монастырь с продуктовой машиной парнишка по имени Агатий. Шофёр, послушник Виталий, сказывал настоятелю:

– Собрался я в обратный путь, вижу: жмётся к машине паренёк в пальтишке и лёгкой вязаной шапке. Я его спрашиваю: «Ты чего?», а он молчит, как в рот воды набрал. Гляжу, а его всего трясёт от холода, как на вибростанке. «Ты чей? – спрашиваю, а он молчит. Чую, вот-вот в обморок свалится. Я его, отче, в кабину затащил, оттёр, как мог, и вот, привёз. Что мне оставалось делать?

– Ну ты бы его в милицию определил, там разобрались бы, отогрели б да накормили, – ответил настоятель.

– А мы, нешто, не накормим, отче? – улыбнулся Виталий.

– Оно, конечно, накормим. Да кто он, может, беглый?

– Может, и беглый, но, чует сердце, не разбойник он. Какой-то несчастный что ли…

– Ишь, счастливый нашёлся! – усмехнулся настоятель. – Ты вот что. Накорми парня, пододень во что сыщешь и ко мне.

Виталий кивнул непокрытой головой и весело побежал к машине. Настоятель приметил, как послушник сбросил с себя телогрейку, укутал парня и, обнимая его худые плечи, повёл в трапезную. «Может, и правда счастливый» – подумал Игнатий, провожая ребят глазами.

Из беседы с прибывшим гостем настоятель выяснил лишь то, что зовут его Агатий. Откуда он, как попал в Минусинск и какие мысли имеет в голове, так и осталось для Игнатия загадкой. Агатий на все вопросы отвечал, вернее, мычал одно и то же: «Не выгоняйте меня! Буду делать, что скажете. Я не хочу обратно…»

«Да, ситуация» – думал отец игумен, прекрасно понимая, что если он объявит «о находке» в город, парня тотчас заберут. И скрыть от органов случившееся он не имеет права: вдруг нежданный гость – рецидивист и лишь притворяется тихоней. А его ищут. Чужая душа – потёмки…

Наконец, устав от раздумий, отец Игнатий решил: «Повременю с заявлением, приглядеться надо, что-то здесь не так».

Мягкое сердце настоятеля отозвалось на братии большим искушением. И хотя имя Агатий в переводе с греческого означает «добрый, хороший», характер нового монастырского обитателя оказался противоположен значению греческого перевода. Его внутренняя озлобленность и равнодушие к слову церковной истины оказались в явном противоречии с принятыми взаимоотношениями в монастыре.