Водил он Богом проклятых потомков.
И город выстроил. И по углам
Поставил башни. И речных потоков
Пустил по рвам глубоким рукава.
В горах почти ни с кем он не встречался,
Но, как настойчиво гласит молва,
Он больше смерти встреч таких боялся.
Как жили каиноиды? Да так,
Как предок их – заносчиво и хмуро.
И мир им враг, и Вседержитель враг.
А дорога лишь собственная шкура.
И, как потом в шкатулках дорогих
Цари копили серебро и злато,
В жилищах и молельнях городских
Копились перлы гнусного разврата.
Вражда копила свой змеиный яд,
Свои клинки оттачивала зависть,
Сердца изгоев Божьих все подряд
Жестокой алчностью переполнялись.
С годами даже праведный обман
Коварней и опасней становился,
И от вина приятнейший дурман
В отраву и страданья превратился.
И многожёнство, и голубизна,
И оргии совсем уж без разбора,
Как в бурю набежавшая волна,
Развратный город затопили скоро.
И только ли безбожный город тот
Во мглу распутства вязко погрузился?
Весь многотысячный Адамов род
Грехами испоганился, затмился.
Прошло пять с половиной тысяч лет
С великого создания вселенной,
А на земле уже почти и нет,
Кто жил бы в вере светлой и нетленной.
Один разврат, один сплошной разврат,
Сплошное сатанинское разгулье.
И Вельзевул, такой победе рад,
Создателю показывает дулю.
И, вперекор желаниям Отца,
Пыталось бесконечно повторяться
Начало наступавшего конца,
Начало будущих цивилизаций.
Но это бред – по нашей воле чтоб.
Она в пустых мечтах несокрушима.
И вот крушение. И вот Потоп.
И жизнь уносится куда-то мимо.
И всё. И только непорочный Ной
С семьёй немалой, но благочестивой
Допущен к жизни, – кажется, иной,