Бухенвальд и Освенцим – до слёз, до мурашек,
до ядовитой слюны, закусывал Библией
и Бхагавад-Гитой.
Я не хотел войны.
Я факелом Знания мог развеять невежества тьму,
но шквалистый ветер меня научил
не доверять никому.
Я уходил из дома – по велению сердца —
не всегда возвращался с победой,
иногда – с позором, лежал на полу —
и взгляд бежал по узорам настенных ковров:
я был нездоров. Не спасали ни водка, ни Веды,
ни мысли от Кастанеды,
ни те, кто самсарился рядом.
Над собой – я – работал вне дома
и – брал себя на дом.
Как мне казалось, я обладаю особым вкусом,
мечась между Иисусом
и Маркизом де Садом.
Я видел, как строились пирамиды —
любви и добра, и рушились – от обиды,
не дожидаясь утра.
Я видел, как маленький мальчик играл
и летал в облаках, и как становилась узлами
гадюка в его руках. Я протыкал гвоздями
обе стопы, когда на сельских развалинах
искал медь.
Как-то меня две Гади – наживы ради —
отравили клофелином, избили гопы
и заели клопы…
Я всё хотел знать
и уметь.
Я тоже, как многие нелюбимые мной поэты,
могу не вестись на рифмы и ритм,
но – я – не хочу, я кручу и верчу,
потому, что – умею.
Я буду принципиален,
пусть даже, если верить зелёному змею,
эта планета скоро накроется метеоритом.
Я искал вдохновение, по велению сердца,
я уверен, что это – и есть жизнь.
Я строю свой путь по принципу
«будь, а не кажись».
У меня – средний рост, средний вес
и железная грудь. У меня не возьмут интервью
ни Познер, ни Дудь. Но мой интерес —
ни о чём не жалеть, пусть ноги пробиты
и срезана медь кем-то другим.
Я наживаюсь более дорогим —
что впишется в будни и сны,
и не сможет стереться…
Я – уже пьян
от дыхания новой волны.
Я отправляюсь за ней
по велению сердца.
23.08.18
Да?-но?
Устал
от выпаса
на лугах
своих:
и – надо выспаться,
и – дописать
стих.
Но – унизительно —
спать и есть,
и – соблазнительно —
в омут лезть.
Образова?тельно —
трогать дно…
Я – любознательный.
Мне – дано:
Вселенским шпателем
прятать трещины,
и – быть ломателем
взгляда женщины,
и – вдохновителем
детской по?ступи,
объедини?телем
разной россыпи.