Дневник артиллерийского офицера

Тимохин оглянулся на командира седьмой роты старшего лейтенанта Соболь: – Значит решим так. Сейчас, около вашего посёлка некоторое время будет находится то подразделение, которое стоит вон там на холмах. Командир этого подразделения вот он – старший лейтенант, зовут его – Женя. Все вопросы взаимоотношений между вами и армией будете решать с ним или через него с нами. И спрос будет с него, и достаточно серьёзный. Понял, товарищ старший лейтенант? – Соболь недовольно поморщился, но согласно мотнул головой

Зам. командира полка стал обсуждать со вторым мужчиной практические вопросы. А я спросил старейшину, почему много скота гуляет без присмотра, так ведь много его может и пропасть. Вспомнилось одно из выражений во время первой чеченской войны – «Корова, отошедшая от дома на двадцать метров, считается диким животным». Старейшина заулыбался, поняв подоплёку вопроса.

– Этот вопрос решается просто. Вы не трогаете тот скот, который пасётся под присмотром наших пастухов. Весь остальной беспризорный скот, можете использовать для дополнительного питания. Наш скот пасётся около подстанции и вон там, – старейшина показал рукой на два достаточно больших стада.

– Но меня волнует больше другой вопрос, товарищ подполковник. Вы наверно занимаете достаточно большую должность в своей части, чтобы его можно было решить, а я бы за благодарностью не постоял. Видите ли, когда ваши танки вышли на высоты вокруг нашего посёлка и в пылу боя начали стрелять по посёлку, пока их не остановили, то первым же снарядом попали в мой дом. – Старейшина повернулся и рукой показал свой дом в центре, а я с интересом поглядел туда в бинокль. Действительно, половина дома была разрушена, и очень качественно. – Но дело не в моём доме. Вы наверно в ходе боёв за Горагорск хорошо представляете расположение южной части. – Я опять молча кивнул головой.

– Так вот, на выходе из Горагорска, где стоит МТС, в восьмидесяти метрах, в глубине частного сектора, на высоком фундаменте стоит большой дом. Его хорошо можно узнать по двум высоким дымовым трубам.

Ещё раз кивнул головой: – Да, знаю этот дом. А в чём дело?

Старейшина сокрушённо вздохнул: – Это дом моей сестры. Я сегодня ночью был там. Сестра плачет и рассказывает, что южный Горагорск постоянно обстреливают артиллерией и очень много домов уже повреждены и разрушены, но дом сестры ещё цел, хотя вокруг него уже разорвались несколько снарядов. Хотелось бы, чтобы вы распорядились туда не стрелять, – старейшина схватил меня за руку и поспешно зачастил, – дайте, товарищ подполковник, команду чтобы туда не стреляли, дайте, а я за ценой не постою. Там ведь семья моей сестры, племянники – жалко их.

– Есть боевики в южном Горагорске? – Спросил прямо и без экивоков и старейшина замялся: – Я сам никого из них не видел, но люди говорят, что они есть и их не так уж много.

– Ну, сколько – немного? Несут ли они потери от нашего огня? Что говорят люди? – Продолжал давить на него. Видно, что старейшине не нравится такой поворот разговора и его можно было понять: ведь он находится между двух огней. Между нами и боевиками, и ни с кем не хочется портить отношение, но говорить ведь что-то надо.

– Ну…, я не знаю…, но люди говорят, что немного. Да потери несут и каждый день. Раненых отвозят на лечение в Грозный. Больше ничего не знаю.

В принципе на этом переговоры и закончились. Мы вернулись к себе на КНП. Я сразу же расстелил карту, нашёл место, где стоял дом сестры старейшины, потянул к себе радиостанцию.

– «Полтава! Самара! Я Лесник 53! Цель 177. 150 на 150», – дальше продиктовал координаты дома, – «Огневой налёт. Расход 48 снарядов. Огонь!» – За всё надо в жизни платить. И ты старейшина косвенно виноват, что своей пассивной позицией, вместе со своими односельчанами и своим чеченским народом, своим молчанием способствовал тому, что две войны прокатилось по вашей земле. За всё надо платить – товарищ старейшина. Загрохотали вдали два моих дивизиона. В районе Южного Горагорска поднялись клубы пыли и дыма. Пусть теория относительности и твой Аллах отведут мои снаряды от дома твоей сестры.

Вечером, в 23:00, я сидел на КНП, прослушивая эфир, и слушал как Кравченко работал с первым дивизионом. Засекли в полутора километрах от позиций разведчиков на горе Орлиная небольшую группу боевиков, которая перемещалась на местности и наблюдала за нашими подразделениями

Судя по командам, что подавал Кравченко, дело не ладилось. Боевики опять прослушивали радиоэфир и, услышав команду – «Огонь», успевали покинуть район огневого налёта, ведь полётное время снаряда составляло около тридцати секунд.

– Полтава! Я, Мрамор 10. Пора поиграть.

– Правильно, – подумал я, продолжая с интересом прослушивать эфир.

– Мрамор 10! Вас понял, я готов. Давай играть в города, данные прежние. Начинаю – ответил начальник штаба первого дивизиона и тут же продолжил, – город Москва.

– Полтава! Архангельск, – в ответ послышалось от Кравченко.

– Мрамор 10! Кемерово.

– Полтава! Орёл.

И так перебрали уже десяток городов, но слова – Серов, всё не звучало.

– Мрамор 10! Барнаул.

– Полтава! Серов! Серов! Ёб твою м….ь. Серов! Быстрее – Серов!

– Мрамор 10! Я понял – Серов! – в эфире повисла напряжённая тишина и я тоже затаился, ожидая звук залпа со стороны первого дивизиона. И в этот момент, посторонний абонент, видать боевик, слушая игру в города, с сильным кавказским акцентом влез в эфир: – Эээээ…. Какой Сиров? Ведь был город Барнаул, ээээ… значит должен быть, к примеру, город ээээ… Липецк.

– Я, Мрамор 10, заткнись долбоёб, если ты ничего не понимаешь.

Наконец с огневых позиций донёсся залп, начинающий огневой налёт. Прошуршали в небе снаряды, и ушли в сторону чеченцев, ещё несколько секунд и далёкие вспышки разрывов, кроваво отразились на облаках, а в эфире прозвучал радостный вопль Кравченко: – Молодцы, Ока! Есть! Накрыли духов, не успели убежать.

Кравченко довернул ещё чуть левее и дальше, дал ещё пару залпов. Больше духи нигде не наблюдались. Послушав ещё минут двадцать, переговоры в эфире, я оставил дежурного артиллериста и ушёл спать.

Следующий день тоже тянулся долго и нудно. На КНП из полкового начальства был только я. Никаких боевых действий ни с нашей стороны, ни со стороны боевиков не велось, В двенадцать часов пошёл в кунг, решив немного вздремнуть, а проснулся от того, что меня за плечо тряс связист с роты связи: – Товарищ подполковник, там ваши артиллеристы на связь выходят и некому ответить.

Я вскочил с кровати и обвёл мутным от сна, взглядом салон, где на кроватях вповалку спали все мои офицеры. Выскочив из кунга, в несколько прыжков ворвался на КНП. Действительно, в окопе никого из моих солдат не было, а из наушников неслось: – Лесник 53! Лесник 53! Я, Мрамор 10. Ответь мне.

– Мрамор 10. Я Лесник 53.

– Лесник 53. Мы здесь закончили работу и вместе с Танкером выдвигаемся к вам, Приём.

– Мрамор 10, я вас понял. Ждём. – Я положил наушники. – Значит, стояние здесь закончилось, через час сюда прибудет Никитин и мы уйдём в лагерь.

– Так, тогда не понял, а где все остальные мои? Дежурный связист, дежурный разведчик…, офицеры…, – переключился я на своё и во мне закипело бешенство. Воспользовавшись тем, что я ушёл спать, остальные бросили приборы, связь и тоже решили вздремнуть. Выскочив с КНП, подскочил к прицепу взвода и яростно затряс его, заорав в бешенстве: – Выходи сволочи из прицепа, пока я его не взорвал.

Первого солдата, который вывалился на меня из прицепа, сгрёб в охапку и затряс его: - Ты кто? – Неистово заорал я на него.

– Товарищ подполковник, я разведчик.., я разведчик…, – испуганно залепетал солдат.

– Ах ты разведчик, так почему ты разведку не ведёшь, а спишь? – Сильным пинком под зад послал его в окоп. Тут же на меня вывалился следующий солдат.

– А ты кто? – Схватил его и затряс.

– Я связист, товарищ подполковник.

– Почему же ты не сидишь на связи? – И точно таким же манером связист улетел на КНП. Так постепенно я отправил в окоп всех солдат. Последним мне в руки попался заместитель командира взвода сержант Палло.

– Товарищ подполковник, я замкомвзод, только не бейте меня. Я замкомвзвод.., – забормотал сержант, а я засмеялся – злости уже не было. Лишь толкнул его к окопу и следом за ним зашёл туда же, где увидел идеальную картину для начальника. Все были заняты своим делом. Разведчики старательно пялились в буссоль и дальномер, хотя наверно от испуга ничего в них не видели. Связисты: один продувал телефонную трубку, а другой с таким же упорством вызывал первый дивизион, который ему так же упорно не отвечал. Тут же уже находились, проснувшиеся капитан Чистяков и лейтенант Коротких, они оба склонились над картой и что-то тихо обсуждали. Даже чужие солдаты с испугом смотрели в мою сторону.

– Алексей Юльевич, – позвал Чистякова, – иди сюда.

Мы отошли в сторону, так чтобы нас не слышали солдаты. – Чистяков, что за ерунда? Ты, наверно, не совсем понимаешь какая у тебя должность? А ты – Старший Помощник Начальника Артиллерии Полка. – Я почти по слогам произнёс последние слова. – Если начальник артиллерии отсутствует по каким-либо причинам, то ты должен его замещать и решать все возникающие вопросы. А ты почему-то в салон лезешь и спокойно ложишься спать? Мне, товарищ капитан, сорок пять лет и я гораздо быстрее устаю чем ты, Краченко или Гутник. Тебе двадцать семь лет и в твои годы я вообще не знал что такое усталость. А сейчас здорово устаю. Да устаю, потому что ощущаю огромный груз юридической и моральной ответственности, поэтому психологически и физически устаю быстрее вас – молодёжи. А я ведь наравне с вами работаю, и по ночам дежурю наравне с вами. Вы только после ночного дежурства сразу спать бежите, а я вместо сна решаю с командиром полка вопросы не только артиллерийского обеспечения, но и другие вопросы или же выезжаю вместе с ним. Вот я пошёл сейчас спать – ты тогда должен здесь в окопе сидеть с разведчиками и связистами. Сделать всё, чтобы начальник подольше поспал и отдохнул, а ты тихонечко, следом за ним, пробрался в кунг и лёг рядом спать. Нехорошо. Чистяков проникнись, что ты не просто помощник начальника артиллерии, как Кравченко, а Старший помощник и ответственность несёшь почти такую же, как и я. А ты понять этого не можешь. Это то меня и огорчает.

Чистяков переминался с ноги на ногу, обиженно отворачивая лицо в сторону, так ему было неприятно. Многое мне в нём не нравилось и я считаю, хотя это и субъективное точка зрения, но он не дорос до этой должности. Нет у него и возрастного веса, достаточного военного и житейского опыта, чтобы занимать эту должность и пока он был лишь простым исполнителем моих указаний. Конечно, он считал, что имеет достаточно опыта и как-то в разговоре со мной поделился своей «голубой мечтой», что он готов быть начальником штаба отдельного противотанкового дивизиона. Долго терпел его упущения по службе и сейчас впервые, как стал начальником артиллерии, по серьёзному отругал Чистякова.

– Надеюсь, Алексей Юльевич, что ты поймёшь, о чём здесь я толковал и сделаешь правильные выводы. А сейчас дай команду, чтобы ВУНА (Взвод Управления Начальника Артиллерии) построилась

…Я подошёл к небольшому строю взвода управления и медленно прошёлся вдоль него, вглядываясь в лица солдат, после чего остановился напротив командира отделения разведки.

– Шароборин, ты командир отделения разведки, вот тебе и вопрос. Что из себя представляет данная местность и оборона нашего полка? – Сашка захлопал глазами, повернул голову налево, посмотрел на Евдокимова, затем посмотрел на Ахмерова, который стоял справа, и недоумённо пожал плечами.

– Шароборин ты же, как разведчик постоянно трёшься около меня во время боевой работы и информацией обладать должен большей, чем другой солдат взвода и мыслить должен как разведчик, более шире, чем связист, к примеру, а ты спишь, – теперь уже обратился ко всему взводу, – товарищи солдаты, послушайте, что скажет вам начальник артиллерии. Оборона нашего полка растянута более чем на двенадцать километров и сплошной линии обороны нет. И если можно так образно сказать, то сейчас у нас очаговая оборона и разрывы между очагами в обороне достигают до четырёхсот метров. А местность здесь, посмотрите направо, – все повернули головы в сторону обороны первого батальона, – холмистая, резко пересечённая, кругом множество полей невидимости. И поэтому даже днём противник под носом первого батальона, и даже под нашим носом может скрытно выдвинуться из Горагорска, зайти к нам в тыл и с этого направления, или с другого направления внезапно атаковать КНП или КП полка. А вы до сих пор живёте реалиями мирного времени, как на Чебаркульском полигоне, где на весь лагерь ночью для охраны достаточно иметь нескольких дневальных с тупыми и грязными штык-ножами. Проснитесь, мы на войне… И враг здесь хитрый и коварный. У вас ни у кого нет таких родителей, которые могли бы вас спокойно выкупить из плена. Думайте хотя бы о них. Вам всем понятно, балбесы? – Солдаты как китайские болванчики закивали головами.

– Не слышу, – взревел я.

– Так точно, всё понятно товарищ подполковник, – проорал строй и замер.

– Вот так, товарищи солдаты, – удовлетворённо сказал я и ещё в течение десяти минут инструктировал их как действовать в тех или иных обстоятельствах, а потом распустил строй. Через десять минут я удобно сидел в кресле с кружкой крепкого чая в руке и с любопытством наблюдал, как мой взвод, вздрюченный пятнадцать минут назад, отбил в сторону от беспризорного стада корову и пытался убить несчастное животное. По ней уже сделали несколько выстрелов и корова хотя и вся в крови, но продолжала упорно двигаться за стадом. А стадо, недоумённо и испуганно мыча, уходило всё дальше и дальше. Наконец силы у коровы иссякли и она упала сначала на передние ноги, а потом медленно завалилась на бок. Ещё несколько выстрелов в голову и всё было кончено. Теперь бойцы с ножами в руках растерянно ходили кругами вокруг неё, не зная с чего начать. Первым решился водитель салона Степан Вершинин, присел на корточки и стал пытаться ножом разделать животное. А через несколько минут около коровы появились с ножами солдаты с мотострелкового взвода, которые обороняли КНП, и, отодвинув моих бойцов в сторону, умело и сноровисто начали разделывать тушу.