Дневник артиллерийского офицера

– Смирно, сволочи. Если пошевелитесь – прибью! – Солдаты замерли, у одного с разбитых губ стекала тонкая струйка крови, но он боялся даже слизнуть её языком. Я же уже полностью успокоился.

– Старшина! Немедленно построить батарею перед палаткой, – прапорщик пулей выскочил наружу, а в палатке повисла тягостная тишина. Снаружи слышались команды сержантов и топот ног. Постепенно всё затихло.

Я поднял голову на комбата: – Товарищи офицеры, вот как нужно в зародыше давить даже намёк на неповиновение, и не просто давить, а преподать урок другим, чтобы у них даже мысли сделать подобное не возникали. Пошли к батарее.

Выйдя из палатки, избитых солдат я поставил перед строем. Несколько раз прошёл перед замершими солдатами.

– Товарищи солдаты! Посмотрите на этих, двух долбоёбов, – я подтолкнул поближе провинившихся к строю, – всё в армии можно простить. Ну, что-то эти два дурака не так сделали – можно пнуть под жопу и простить. Ну, отрастило это чмо, непонятно зачем козлиную бородку, – я шлёпнул звонко солдата по щеке, правда, несильно, – можно сбрить и её. Ну, выпили они и попались сегодня ночью командиру полка и это можно простить. Но одно никогда не прощается в армии – это неповиновение, тем более в условиях боевых действий. Вот эти два дурака, увольняемые. Они через две недели поедут домой, но если сейчас их не остановить, то своё чёрное дело они сделают, посеют зерно сомнения и неповиновения в ваших душах. Они уедут, а вы останетесь. Они дома водку будут пить, а вас здесь будет лихорадить. Это хорошо, что они сегодня ночью попались командиру полка и мы сейчас, я надеюсь, вот так публично разберёмся с этим случаем и поставим на этом, надеюсь, жирную точку. А если бы они не попались командиру полка, тот не сделал мне замечание, а я в свою очередь не пришёл сюда разбираться. То эти двое, и ещё несколько человек, стоящих сейчас в строю, делали бы своё гнилое дело – растили эти ядовитые зёрна неповиновения. Я вам расскажу, что было бы, когда это всё всплыло. Мы бы под каким-либо предлогом отвели батарею в отдалённое место, оцепили разведротой на расстояние, чтобы солдаты подробностей не видели. Я бы набрал человек двадцать решительных офицеров, и приехали бы вас карать. Честно говорю, человек двоих мы бы просто пристрелили, половину искалечили – виновных и невиновных тоже. Невиновных – за то, что ходили, видели всё это и молчали. А потом приказ и в лобовую атаку на позиции боевиков, кровью смывать позор. Так уже было в 324 полку, когда взбунтовался целый батальон, а их было пятьсот человек и они потом кровью смывали свой позор. И никакая прокуратура не понадобилась.

Я прошёл в молчании вдоль строя, вглядываясь в лица солдат. Двоих солдат, у которых побледнели лица, я вывел из строя.

– Ну что, как перспектива, а? – Дёрнул за рукав одного из них. Солдат очумело смотрел на меня. У второго помимо того, что он побледнел, на лице горохом выступил пот – Пособники или собутыльники, тех двоих, – промелькнуло у меня в голове. Я сильно схватил его за рукав и потянул в сторону провинившихся, – Что, рядом хочешь с ними стоять? – Солдат отчаянно замотал головой и стал упираться.

– Не хочешь, – я отпустил рукав, – что ж, встань пока в строй. Что, солдаты, нормальную перспективу обрисовал вам? Ну, думаю, что в целом в батарее здоровый коллектив и вы сами разберётесь с этими подонками и их прихлебателями.

– Офицеры, выйти из строя, – подал я команду.

– А теперь я объясню, что такое командир батареи и командиры взводов в боевых условиях. Вот я, капитан Плеханов не даст соврать, требую, чтобы каждый солдат и сержант за участие в боевых действиях был представлен как минимум к двум наградам по отъезду отсюда. К первой за то, что вы не испугались и приехали сюда, вторую за то, что вы выжили в этих боевых условиях. Ну, а третья и дальше за конкретные бои и дела. Да, Плеханов, пока я не забыл, вот этих скотов, ни к каким наградам не представлять. Это мой приказ. Продолжаю. Вот эти наградные должны писать ваши офицеры, не просто писать, а выдумывать вам подвиги, за которые вы будете представляться к наградам. А это достаточно нудный и трудный процесс. Поверьте – я знаю. Так, на хрен им этим заниматься, если половина из вас скоты и сволочи. Это первое.

– Второе. – Снова повернулся к командиру батареи, – может быть, я сейчас неправильно поступаю, но хочу посоветовать тебе, Плеханов. Через неделю эти дураки поедут домой: забудь им выписать какую-нибудь справку, чтобы они приехали и не смогли получить своих «боевых денег», пусть там побегают и подождут, пока полк не вернётся из Чечни. Если у тебя ещё есть такие, которые здесь пальцы веером распускали – поучи и их. Чтобы они знали: кто их кормит, награждает и кто деньги даёт.

Я подошёл к стоявшим перед строем солдатам, рукой, за подбородки, поднял им головы и, глядя им в глаза, прошипел: – Это я заработал «боевые», это я – штабной офицер, убил семь боевиков. Мне положены эти деньги, а не вам. – Опять повернулся к командиру батареи, – а этих гадов, до отправки на дембель, арестовать и посадить в яму. Пусть там сидят.

На этом, посчитав, что в достаточной мере провёл воспитательную работу, поставил задачу продолжить воспитательный процесс в таком же духе и отправился к себе, где застал вооружёнными своих офицеров.

– Товарищ подполковник, – обратился ко мне Чистяков, – мы тут присмотрели бочку на колёсах и договорились со связистами. Если привезём её, то они будут в ней на свою роту возить воду и нам давать. Ну, и мяса присмотрим.

Так как мы страдали от нехватки воды, то после небольшого колебания дал добро на эту небольшую экспедицию, а вечером бочка уже стояла рядом с нашим салоном и, в принципе, все вопросы по снабжению водой были решены.

* * *

Вчера зачищали северный Горагорск. С утра прибыли на КНП полка и хотя мы отсутствовали всего лишь двое суток, но бойцы, державшие там оборону, успели засрать все ячейки. Командир сильно возмутился и заставил зенитчиков, так как они стояли ближе всех, убрать говно из окопа. Наконец всё успокоилось, мы расставили приборы, наладили связь с подразделениями и были готовы оказывать помощь Внутренним войскам, производившим зачистку. В основном, конечно, помощь будет оказываться артиллерией и если понадобится, то и стрельбой прямой наводкой из танков. ВВэшники же, слева от нас в расположение 7ой роты, развернули батарею 122 мм гаубиц Д-30 и сейчас суетились на огневой позиции вокруг гаубиц, готовясь к открытию огня. Их начальник артиллерии сказал, что у них есть ещё батарея 82мм миномётов. Остальные пехота. Вот они и будут зачищать сегодня северный Горагорск, завтра – южную часть. Наконец все заняли исходные позиции и были готовы к проведению операции. Сначала мы двумя нашими дивизионами и их батареей Д-30 нанесли огневой налёт по северной окраине. Основные цели для налёта были вокруг разбитых цистерн для воды и оттуда в основном могли встретить огнём, наступающих. Пока вёлся огонь артиллерии прилетели две пары вертолётов и по окончанию арт. налёта атаковали с воздуха уже центр населённого пункта. В небо сразу поднялись в разных местах дым от загоревшихся домов. А вертолёты, построившись в круг, раз за разом заходили на цель и били неуправляемыми ракетами. Когда закончились ракеты они прошлись ещё огнём из пулемётов по центру Горагорска и улетели. Едва стих рокот винтокрылых машин, как командир ВВэшников дал команду на начало зачистки. Из расположения седьмой роты вылетело несколько БТР с десантом на броне и, не доезжая до коммерческих палаток, десант мигом спешился, разделившись на две группы, которые по обочинам дороги, стали перебежками приближаться к окраине. БТРы тоже потихоньку двигались за ними, поводя из стороны в сторону башнями с пулемётами. Все в бинокли и приборы напряжённо наблюдали за продвижением солдат. Ясно было, что если они встретят сейчас сопротивление со стороны боевиков, то боевики будут настроены драться за каждый дом. Солдаты всё ближе и ближе к окраине. Вот присел на корточки гранатомётчик вскинул на плечо гранатомёт, прильнул к прицелу – выстрел. Из-за большого расстояния выстрела слышно не было, но в прибор хорошо видно было как граната, прочертив воздух трассером, вонзилась в ближайший дом. Пока солдат заряжал новую гранату, пулемётчик и ещё несколько солдат яростно поливали огнём поражённую цель. Ещё выстрел из гранатомёта и вторая граната рванула внутри дома.

– Дон! Дон! Что там у вас? – Нервно начал запрашивать командир ВВэшников.

– Тайга! Я, Дон. В доме была обнаружена огневая точка боевиков, правда огонь не вёлся, но мы для профилактики туда дали несколько выстрелов. Продолжаю движение.

Действительно, движение возобновилось, и вскоре фигуры солдат замелькали у разбитых цистерн. Ещё через несколько минут оттуда пришли сообщения, что окопы боевиков брошены и никого там нет.

Ещё несколько распоряжений по радиостанции о наращивание усилий и закрепления на достигнутом рубеже. Ещё несколько команд и всё закрутилось уже на нашем КНП. Мы начали стремительно сворачиваться, для перемещения к стеле на северной окраине Горагорска, чтобы уже оттуда руководить зачисткой.

Пока разворачивали КНП на новом месте, в брошенных окопах боевиков, внизу на дороге сосредоточились основные силы Внутренних войск. Их командир оставил необходимое количество офицеров с нами, а сам убыл на цистерны и организовал там передовой наблюдательный пункт. Туда же выдвинулась радиопередающая установка. И полился металлический голос над замершим городком: «Боевики! Сдавайтесь, вы окружены, сопротивление бессмысленно. Ваше сопротивление приведёт к лишним потерям среди вас и мирного населения, Сдавайтесь! У вас есть один час. Через час мы приступаем к зачистке. Все, кто будет обнаружен – будет арестован. Кто будет обнаружен с оружием – будет уничтожаться….». – И так целый час.

Мы думали, что мирного населения в городе не осталось, но как только начали обращаться по радиоустановке, из всех щелей полезли жители. Они выслали на переговоры старейшин, которые начали убеждать командование ВВ, что боевиков в городе нет, и просили больше огня не открывать. Но в этот момент поступило сообщение от одного из подразделений радио электронной борьбы, что в южной части Горагорска зафиксировали возросший радиообмен между боевиками. Быстро подготовили данные и двумя дивизионами нанесли мощный огневой налёт по всему южному Горагорску.

Эффект был потрясающий: поднявшаяся большая туча из красной пыли от попадания снарядов в пятиэтажки из красного кирпича полностью закрыла ту часть города. Командир полка ВВ от такой картины и такого мощного огневого налёта, аж заплясал на цистернах, где он в этот момент находился. После этого радиообмен прекратился. А ещё через час, северный Горагорск был зачищен полностью и там началась рутинная паспортная проверка населения, с целью выявления людей без местной прописки.

К вечеру вернулись в лагерь и после совещания решили немного выпить, так как Чистякову привезли водку. Накануне мы скидывались по пятьдесят рублей. Накрыли стол, сели выпили. К сожалению надо сказать, что пить у меня в штабе никто не умеет, а это большой недостаток. Чистяков и Гутник выпивают по сто – сто пятьдесят грамм водки, и такое впечатление, как будто они сутки копали ямы, при этом их не кормили, а потом налили по полному стакану водки и они сразу косеют. Командир взвода вообще не пьёт, ну а если выпьет грамм сто – это дрова. Короче после 100-200 грамм водки разговаривать было не с кем. Начался пьяный базар, особенно у Чистякова: полилось безмерное хвастовство и бахвальство. Немного посидев с ними, я разрешил им выпить ещё чуть-чуть и лечь всем спать. И сам лёг спать, потому что в три часа ночи заступал на дежурство на ЦБУ. Спал очень крепко, но даже сквозь сон слышал, что пьянка была в полном разгаре, кто-то приходил ещё и тоже пил. Потом уходил и снова приходил. Когда проснулся, чтобы идти на дежурство, то увидел у нас в кунге в компании с Чистяковым и Гутником, которые были в «говно» пьяные, такого же пьяного начальника штаба танкового батальона майора Хрущёва. Сильно разгневанный поднялся с кровати и высказал своё капитальное неудовольствие и разогнал затянувшуюся пьянку. Чистякова и Гутника спать, а Хрущёва в своё расположение. Через несколько минут с неприятным осадком на душе я ушёл дежурить на ЦБУ.

Майор Хрущёв уже был там. Покачиваясь и кренясь из стороны в сторону, бродил по просторной палатке и цеплялся то к дежурной смене радиотелефонистов, то к оперативному дежурному. Ко мне не лез. В конце-концов пристал к оперативному дежурному и агрессивно, с пьяной настойчивостью стал его пытать: – Ты, старший лейтенант, знаешь кто я такой? Нет…, ты мне ответь…, ты вообще понимаешь, кто я такой или нет…? – Оперативный молчал, скрипя зубами.

– Ты, старлей, зубами не скрипи…. Ты ведь даже разницу не понимаешь между собой и мной. Ты, вот кто? А ведь ты политработник. А я – начальника штаба танкового батальона. Майор! Да я пьян.., Да…, я свинья…, но я начальник штаба батальона, а ты политработник…..

И так далее и тому подобное. Оперативный дежурный сопел, скрипел зубами и еле сдерживал себя, чтобы этого начальника штаба не выкинуть с ЦБУ. Я не вмешивался в назревающий конфликт, так как считал, что дежурный и сам справится с этой ситуацией, тем более что парень был гораздо покрепче чем Хрущёв. После оперативного дежурного майор переключился на дежурного радиотелефониста. Но и здесь не достиг взаимопонимания. Разочарованно, с пьяным высокомерием, Хрущёв осмотрел всех присутствующих и его мутный взгляд остановился на мне.

– Если он подойдёт ко мне и задаст какой-либо идиотский вопрос, то я ни слова не говоря заеду ему в рожу и выкину его отсюда. – Просто и без всяких изысков решил про себя.

Но увидев меня, у Хрущёва наверное появились другие мысли. Глупо хихикая, он выскочил из палатки, отчего все облегчённо вздохнули. А ещё через десять минут со стороны моего кунга послышались «залихватские» пьяные песни.

Кипя от возмущения, я ворвался в кунг. Там опять сидели Чистяков, Гутник и Хрущёв, который, увидев меня на ЦБУ, вернулся в кунг разбудил офицеров и попытался продолжить пьянку. Разборки были короткие. Начальник штаба танкового батальона был безжалостно вышвырнут из кунга на улицу. Водку в ящике я пересчитал и засунул его под свою кровать, предупредив офицеров, что если они продолжат пьянку, то разобью все бутылки. Угроза подействовала моментально. После разборок я вышел из кунга. Остановился, глядя на звёздное небо и размышляя над степенью завтрашнего наказания для своих офицеров. Ко мне тихо подошёл часовой Степан Вершинин.

– Товарищ подполковник, а что делать с товарищем майором?

– Не понял, Вершинин, с каким майором?

– Пойдёмте, товарищ подполковник, я вам покажу. – Степан провёл меня вдоль маскировочной сети, закрывающей прицеп, и на её углу поднял часть сети.

В загоне среди курей и индюка, весь в курином помёте и в перьях спал, по-богатырски раскинувшись, майор Хрущёв. Увидев такую смешную картину, я засмеялся. Вершинин, глядя на меня, сначала захихикал, а потом тоже засмеялся от души. Вытирая слёзы, после смеха я повернулся к часовому.

– Степан, пусть майор спокойно спит. Не тревожь его и курей. – Солдат, давясь от смеха, кивнул головой.

Остальная часть ночи прошла спокойно.

* * *

Утром, когда пришёл в кунг, Хрущёва в загоне уже не было, он проснулся в пять часов утра и сразу же убрёл к себе в расположение танкового батальона. Чистяков и Гутник уже поднялись, но чувствовали себя плохо. Ползали как сонные мухи по салону и молча готовили себе кофе. Я тоже молча сел на свою кровать и стал подшивать воротничок. Молчание затягивалось и первым не выдержал Чистяков: – Товарищ подполковник, мы конечно виноваты, но больше такого не повторится. Сейчас мы попьём кофе и будем готовы участвовать в зачистке южного Горагорска. – Он и Гутник замерли, ожидая моего решения. Я откусил нитку, полюбовался на аккуратно пришитый подворотничёк и внимательно посмотрел на них.

– Товарищ Чистяков, прежде чем участвовать в зачистке, я бы вам посоветовал посмотреть на себя в зеркало. Если третья мировая война будет такой же страшной как ваши морды, то лучше сейчас выйду и застрелюсь. На зачистку возьму Кравченко, а вы в качестве наказания посидите здесь. Вам всё понятно, товарищ майор? – Чистяков, а вместе с ним и Гутник синхронно мотнули головами.

После завтрака, выстроив машины, командир поставил моё ПРП во главе колонны и мы двинулись в расположение первого батальона. Проехав мимо позиций первого дивизиона, через пару километров выскочили на асфальтную дорогу, повернули влево. Миновали уже полностью разобранный на дрова полевой стан и разрушенную нефтебазу, около которой уже пару дней стоял на позициях второй дивизион. Ещё когда свернули на асфальт, то впереди, метрах в четырёхстах уже ехал автомобиль УРАЛ, тоже в сторону первого батальона. До позиций батальона оставалось около километра, как перед мордой УРАЛа сверкнула очередь из трассирующих пуль. Били со стороны первого батальона. Я насторожился, а УРАЛ прибавил скорости, и тут справа от автомобиля поднялся серый султан разрыва. Откуда стреляли, видно не было, но это точно – стреляли «обезумевшие» солдаты первого батальона со сторожевого поста. Капитан Шпанагель приказал своим солдатам, на сторожевых постах в том числе и на тыловом, стрелять во все машины, о которых он их не предупреждал.

Урал стремительно улетел вперёд, а мы подтянулись к месту обстрела, сторожевой пост молчал. Миновав его, мы свернули влево и по полю за УРАЛом подъехали к КП капитана Шпанагеля.

Из машины вылез весь бледный Семёнов и кинулся ко мне: – Борис Геннадьевич, вы же наверно видели, как меня обстреляли? Что за ерунда? Меня обстреливают вот так уже раз третий…. Ведь когда-нибудь они убьют своего. Идите и подействуйте на Шпанагеля. Он вас послушает.

Я лишь выразил сочувствие Семёнову и развёл руками: – Константин Иванович, я всё понимаю. Не раз говорил с ним на эту тему, но всё бестолку. Лучше ты сам подойди к командиру полка и доложи об этом инциденте. Всё-таки капитан Шпанагель его подчинённый, а не мой.

Но командир полка и сам всё видел. Он отвёл командира батальона в сторону и долго там его ругал. В это время мы разворачивали приборы и связь, готовя их к работе. Прибыли представители от ВВ. Я с ними быстро определил цели, по которым работаю своей артиллерией. Батарея Д-30 внутренних войск уже била по южному Горагорску и в разных местах населённого пункта взлетали в воздух обломки зданий и земля от разрывов, а также подымались вверх клубы дыма от горевших домов. Открыла огонь по району школы миномётная батарея первого батальона и мины одна за другой ложились то во дворе учебного заведения, то в школьном саду. Ещё несколько мин разорвались на крыше школы. Закончив этот огневой налёт, командир батареи дал команду на перенос огня на зелёный массив дач. Там в садах, по сведениям разведчиков, скрывается зенитная установка, но открыть огонь не успели – поступила команда от представителя ВВ – «Стой»! Их подразделения, охватив с трёх сторон Южный Горагорск, стали втягиваться в улицы. Населённый пункт горел в нескольких местах, выкидывая в небо густые клубы дыма. Потрескивали выстрелы и гулкие разрывы гранат ментов, но боевиков не обнаружили. Так прошёл час. Поступило сообщение, что подразделения ВВ дошли до южной окраины и приступили к самой зачистке. Тут я не выдержал и подошёл к командиру полка.

– Товарищ полковник, разрешите сгонять в город. Менты его уже прошли, духов не обнаружили, так что всё будет нормально. Хочется посмотреть на результаты работы своей артиллерией. Со мной ещё несколько офицеров проскочат, и охрану возьмём.

Полковник Никитин поколебался, но всё-таки отпустил нас на один час в город. Через несколько минут на ПРП мы подъезжали к крайнему дому и скирдам, где 7 октября накрыли семь духов. Воронки от снарядов были видны везде, так что боевикам сладко не было. Мы соскочили с ПРП и разбрелись по позициям боевиков, а я направился к окопу, куда было прямое попадание. Открывшиеся картина впечатляла и боевик, наверно, даже почувствовать ничего не успел, как он мгновенно предстал перед Аллахом. Нечего было русских дразнить и разные унижающие жесты показывать.

Оставив для охраны ПРП сапёров, которых взяли с собой, мы: подполковник Семёнов, майор Громов, начальник связи Юра Кириченко, майор Порпленко, авианаводчик и начальник инженерно-сапёрной службы полка майор Яблоков пошли в глубину частного сектора. Дома здесь стояли богатые, окружённые большими садами, где спокойно гуляли в большом количестве брошенные гуси, куры и индюки. В одном дворе, через разбитый забор, увидел даже пару павлинов. Но всё кругом в воронках, посечено осколками или разрушено снарядами. Практически в каждый дом было попадание двух и более снарядов. Разбитые сараи и гаражи, поваленные от взрывов заборы. Как артиллериста меня такая картина радовала. Боевикам, да и местным жителям, если они прятались здесь при артиллерийском обстреле было наверно жутко и страшно.

Как-то так получилось, что через несколько минут я, незаметно для себя, остался один и, вспомнив про дом родственников главы администрации Комарова, пошёл в ту сторону. Свернув несколько раз на улицах и переулках, вышел к означенному дому. К сожалению, этот дом был единственным, в который не попал ни один снаряд. В результате огневого налёта, который я произвёл несколько дней тому назад, все дома и постройки вокруг него были поражены и полуразрушены. Несколько домов сгорело. Но этот дом стоял целым. Лишь на крыше осколками снарядов был побит шифер и взрывной волной выбиты стёкла в окнах. Ну что ж, им повезло. Развернулся и пошёл на крики и одиночные выстрелы, которые были слышны на параллельной улице. Оттуда также доносился рёв мотора БМП и автомобиля. Пройдя по разбитому и травянистому переулку и свернув за угол, вышел на улицу. В тридцати метрах от меня человек двадцать ментов толпилось у одного из домов, заглядывая во двор через полуразбитые ворота. Кто-то, увидев меня, сказал об этом окружающим и все обернулись, насторожились. Да.., наверно, странно им было видеть, в то время когда они ходили по улицам только толпой, одиночного военного, неизвестно откуда вылезшего, да ещё в странной каске. Я не спеша приближался к ним, стараясь не делать резких и лишних движений. Чёрт его знает, какие мысли бродят в этот момент в башке у насторожившихся ментов. Впереди всех стоял старший лейтенант.

– «Хайль Гитлер»! – В шутливом фашистком приветствии вскинул руку.