Из глубины строя батареи донёсся солдатский шепоток: – Блинннн…, или он дедушку грохнет, когда приедет или всей роднёй его прибьют. Бедный дедушка.
Дембеля
– Командир…. Командиррррр…. Прапорщик!!!!!! Он что, тоже что ли пьяный? – Меня долго и сильно тормошили за плечи с двух сторон и в конце концов всё-таки сумели вытащить из глубокого и здорового военного сна. Очумелый, вскинулся и, сев на матраце, всё ещё мутными от сна глазами посмотрел на тормошивших меня работяг.
– Вооо…, наконец-то… Ты что, прапорщик, с солдатами квасил?
– С какими солдатами? – Непонимающе уставился на работяг в сильно замасленных спецовках.
– С какими…, какими? Не с мои же…. С твоими. Вон они нахрюканные валяются, – озлился самый замасленный рабочий и мотнул головой в сторону.
Я послушно повернул голову и увидел рядом с собой шеренгу солдатских матрацев, на которых в разнообразных позах, в пьяном угаре, пуская в воздух тихие стоны, слюни и здоровые солдатские газы, валялись мои подчинённые. Один даже лежал мордой в собственной блевотине.
И тут всё мгновенно вспомнил. И то что я старший команды, и то что мы уже второй день находились в командировке на Михайловском алюминиевом заводе, и то что бойцы вчера вечером, наплевав на меня, открыто и нагло ушли в самоход в город. Там-то они наверно и нажрались.
– Неее…, это они без меня, – удручённо протянул я и обречённо вздохнул, – проспятся…, вот тогда и устрою разборки.
Это пришлось сказать для рабочих, а сам про себя горестно подумал: – Как бы они сами со мной разборки не устроили.
– Ладно, ладно, командир, это твои проблемы. Беги скорее в цех, там твой солдат загашенный с ломиком бегает. Всю ночную смену разогнал. Как бы кого не покалечил или убил…, – заторопили меня оба работяги, стягивая с матраца.
– Погодите…, погодите…, – упёршись пятками в старый и расщеплённый паркет огромной комнаты, лихорадочно стал пересчитывать бойцов. Со мной было тринадцать человек, а здесь валялось только двенадцать. Кого тогда нет????
Я никак, в течение нескольких секунд, не мог сообразить – Кто там мог бегать с ломиком? Потом махнул рукой и выскочил впереди рабочих из «Красного уголка» цеха, куда нас определили на постой. Перебежал большую, пустую и мрачную комнату, выскочил на обширную железную площадку с крутой железной лестницей, спускающейся в сам цех. Выскочил и опёрся на железные перила, вперив свой взбалмошный взгляд в глубину цеха, пытаясь разобраться в обстановке. Со стороны моя фигура в бриджах, заправленных в хромовые сапоги, в тельняшке ВДВ смотрелась наверно колоритно и предполагала во мне либо матёрого матроса на капитанском мостике в самый разгар шторма, либо революционного, но тоже матроса, готового толкануть в массы речугу и зажечь эти массы на борьбу с Деникиным, или с Колчаком. Только беда была в том, что эти рабочие массы в количестве двадцати человек висели на козловом кране посередине цеха. Если человек семь вполне комфортно расположились на тесной площадке крановщицы, то остальные висели, цепляясь за всё, за что было возможно и уже из последних сил.
Вполне возможно, в другое время я бы и рассмеялся, наблюдая такую забавную картинку, но увидев меня, висевшие возмущённо загалдели: – Чё стоишь? Чё лупаешь зенками? Иди…, крути руки…, – и замахали свободными руками вниз.
А внизу грозно рыча, легко, как берёзовой веткой, размахивая внушительным ломиком, бегал и прыгал сержант Кренделев, азартно пытаясь ломом достать и сбить людей с крана.
Мигом покрылся холодным потом от самой мысли выйти один на один с обезумевшим сержантом, который по жизни был на голову выше, да и физически сильнее меня, двадцатисемилетнего прапорщика. Да и чего греха таить, я его ещё и банально боялся: даже трезвого. А тут слетевший с катушек…..
Поняв, что настал вполне возможно мой последний день жизни, я тем не менее с жизнерадостно-идиотским энтузиазмом повернулся к рабочим, застывшим в священным ужасе и так небрежно кинул им: – Счас…., я его крутану…, – и ринулся вниз по металлической лестнице. Страх пропал – Так и так погибать. Овладело спокойствие и как это не удивительно, но мозг выдал готовое решение: – Кренделев сейчас пьян в стельку. Обстановку вокруг себя не контролирует. Нужно только незаметно подобраться, внезапно напасть, сбить с ног и лишить его сознания….
Так и сделал. Короткими перебежками, прикрываясь станками. Как партизан. Я сумел зайти со спины сержанта, но несколько сбоку. И тут мне здорово помогла крановщица. Она начала сдвигать кран с висящими людьми в мою сторону и Кренделев, плотоядно и злобно, глядя вверх на жертвы, периодически подпрыгивая, тоже стал сдвигаться в мою сторону. Мне только и оставалось внезапно выскочить из засады и сделать красивую подсечку. Лом сразу же вылетел из рук сержанта и с оглушительным грохотом укатился под громадный станок, а громила Кренделев по инерции полетел вперёд и хорошо проехался мордой по бетонному полу. Но он ещё был опасен и его надо было вырубить. Стремительно, как коршун, накинулся на пытавшего вскочить сержанта и уже особо не целясь, стал его запинывать, прекрасно понимая, что могу что-нибудь ему сломать или вообще порушить здоровье. С пятого или шестого удара, тело сержанта обмякло и он провалился в глубокое забытье.
Пока его пинал, а потом стоял над телом сержанта, вытирая пот и, настороженно наблюдая за лежащим, был готов немедленно мочить его и дальше, если он зашевелится. Рабочие живо слезли с крана и обступили меня.
– Ну ты, прапор, и зверюга…. Вот на хрена его так было бить? – Посыпались осуждающие голоса рабочих со всех сторон.
– Уууу…, сукиииии…., – возмущённо завопил я и накинулся на обступивших, – я тут шкурой рисковал, пытаясь его обезоружить, а вы…. Чего тогда сами его не утихомирили, а ко мне прибежали? А если б кто-то из вас свалился с крана, ох и хорошо бы он отходил вас ломиком, тогда бы посмотрел, чтобы вы тут пели….. Ну, блин… раз такой базар пошёл, пошли вы на хрен. Я ухожу спать, а он очнётся вот и пожалейте его…
Подпустил матерка, махнул рукой и сделал вид, что сейчас уйду, но тут загалдели женщины из состава смены: – Ты чё…? Ты чё…? Офицер, хватай и тащи его к себе. Нам больше неприятностей не надо. Ты только завтра сильно его не ругай. Ну выпил, ну не пошло… Не убил же никого…
– Ха…, а вам обязательно чтобы убил…, – саркастически заговорил я, а потом вызверился на работяг, – Чего, морды ворочает? Хватайте его и тащите в «Красный уголок». Утром разборки с ним чинить буду.
Вырубленного и тяжеленого сержанта, с превеликим трудом, шестеро работяг, добросовестно пыхтя и обливаясь потом, затащило по узкой металлической лестнице в «Красный уголок» и положили на матрац. Дождавшись, когда они ушли, я бегло осмотрел разбитое лицо лежащего и сильно заскучал: выбиты два зуба, под левым глазом в пол лица наливающий угрожающей синевой синяк, правое ухо увеличилось в два раза и рассечена нижняя губа. Крови, правда, было мало. А ведь я ещё молотил и по корпусу – Может там всё тоже отбито и сломано? Может всё-таки врача вызвать? Но посмотрев ещё раз на ровно дышащего в отрубе дембеля – плюнул. Пьяный – оклемается.
Добрался до своего матраца и прилёг, решив утром полшестого встать, пока эти ещё дрыхнут, и уйти вообще с завода. Если не уйду, бойцы меня банально отзвиздюлят, да и наверно хорошо так попинают.
Сон долго не шёл и я впал в грустные размышления на тему – Ну, надо же мне так по замене попасть…..
……Замена с Германии в Союз, как не только я считал, но и другие сослуживцы – была удачной. Подавляющее количество заменщиков с полка шло в ЗабВо или в ДальВо и то в распоряжение округа. А уж из округа они разъезжались по дальним гарнизонам и качественным дырам. А мне повезло – прямая замена в 34 мотострелковую дивизию. Прямо в Свердловск. С отделения кадров дивизии направился с предписанием в арт. полк – тут же в городке. Попал в 1ю батарею, в списки которой был навечно зачислен Герой Советского Союза старший лейтенант Борщик Иван Владимирович. Повезло дважды. Так как в батарее из-за Героя большинство срочников были из славян. Пару грузин, один армянин, трое казахов. И всё. Наша дивизия была сформирована в 20м году по личному указанию Ленина в Баку и азербайджанцы по праву считали, хоть дивизия и стояла на Урале, но это была их дивизия, азербайджанская…. Поэтому весной и осенью эшелоны лучших комсомольцев Азербайджана, пополняли ряды дивизии. А я, глядя на лучших комсомольцев, с ужасом думал – А какие тогда худшие комсомольцы Азербайджана? Но это потом я так думал.
В строевой части полка познакомился с прапорщиком Дигусар. Николай. Молдаванин. 27 лет, как и мне. Он тоже только сегодня прибыл в арт. полк по замене с Венгрии и тоже попал в первую батарею. Только я командиром взвода управления батареи, а Николай старшиной батареи.
Обговорив все детали представления, быстро смотались до магазина и заряженные, как положено, направились в батарею представляться комбату.
Комбат первой батареи – капитан Беденко. Здоровый, ражий мужик. Благосклонно выслушал наши представления. Отрапортовав, мы с Дигусаром переглянулись и мигом из обоих дипломатов выставили на канцелярский стол водку и закуску.
– Молодцы, – веско изрёк комбат, – чувствуется опыт. Сработаемся.
Тут же скрутил пробку с горлышка и разлил водку по мутным стаканам. Выпили за представление, выпили за знакомство. А когда прикончили первую бутылку Беденко, аппетитно закусывая колбасой, так простенько сказал.
– Ну что ж. Полк сейчас в лагерях. Вы представились мне, а теперь шуруйте на вокзал и по домам. И приезжайте обратно, так…., – капитан прижмурил левый глаз, что-то просчитал в уме и выдал, – Месяца через полтора.
Удивлённо вскинул глаза на комбата – ведь только что рассказали ему и я, и Дигусар, что мы отпуска отгуляли и прибыли служить дальше.
– Товарищ капитан, так у меня и у прапорщика Дигусар вчера закончились отпуска.
Комбат потянулся за второй бутылкой и, разливая водку, продолжил: – Вот я и говорю. Езжайте ещё на полтора месяца и потом приезжайте в батарею. Да…, перед отъездом не забудьте рапорта написать на очередь по предоставлению жил. площади.
Я решительно отодвинул стакан с водкой в сторону. Посмотрев на меня, тоже сделал и старшина.
– Товарищ капитан, что-то не пойму. Мы приехали, представились. Вы сейчас должны нас представить личному составу. И всё. Приступаем к приёму должности. А вместо этого вы отсылаете нас по домам. Объяснитесь.
Беденко весело ухмыльнулся на мою запальчивую тираду и пододвинул к нам стаканы: – Ладно, ладно. Чего в бутылку сразу полезли? Хотите, чтобы вас представил личному составу – сейчас представлю. Думаю, что потом вы сами всё поймёте. А пока выпьем.
Комбат вышел из канцелярии и дал команду на построение, а через пять минут мы уже были представлены.
Мдаааа…. Перед нами стоял воинский строй, но если бы меня с завязанными глазами привезли сюда и развязали, то увидев людей в строю, я подумал, что попал на Зону. И передо мной Зеки. Бритые головы, угрюмые и настороженные взгляды исподлобья, мрачные выражения лиц. Все как на подбор здоровяки и крепыши, источающие угрозу и физическую силу. Впечатление усугублялось ещё фуфайками без погон, в которые они были одеты. Не добавляло настроение и толпа азеров, любопытно столпившихся по бокам строя батареи, но несколько в стороне. И по манере, по развязным позам, по гырканью гортанными голосами, чувствовалось, что здесь они настоящие хозяева.
Беденко недовольно зыркнул на азеров и те, ощущая угрозу от здорового и авторитетного офицера, стали медленно и недовольно расползаться по расположению. Чувствовалось, что этого офицера они опасаются.
Распустив строй, мы за комбатом вновь зашли в канцелярию: – Ну что, нужны ещё пояснения? – Комбат засмеялся.
– Парни. Это дембеля. К сожалению, в батарее только два офицера – я и старший офицер на батарее старший лейтенант Богданов и всё построено так, что они воспринимают только меня и Богданова. Они увольняются через месяц-полтора и вас они не будут слушать. И авторитета своего вы у них не завоюете. У нас хоть в батарее славяне в основном, да ещё во взводе управления командира дивизиона, а во всём остальном дивизионе азербайджанцы. Да и в полку, в основном азера. Вы их тоже видели. Так что езжайте домой, через месяц-полтора всех уволим. Азера-дембеля тоже уволятся. Наберём молодёжь – вот тогда и будете работать. А сейчас – только нервы себе мотать. Да, кстати, так как у нас зачислен в списки Герой Советского Союза, а он родом из под Киева, то их обл. военкомат вышел с инициативой в нашу батарею – прислать весь рядовой состав с деревни, откуда родом Герой, старший лейтенант Борщик. А это совхоз-миллионер, несколько тысяч жителей и солдат в батарею будут отбирать на общем собрании совхоза. Так что должны прийти хорошие ребята. Нам главное только молодых сержантов с учебок хороших подобрать. Вот. – Поставил точку в своих рассуждениях Беденко.
Я мрачно хлопнул стакан водки и ворчливо проговорил: – Что я дембелей не видел? Они везде одинаковые. Какая разница, когда вливаться в коллектив и ставить себя в нём – сейчас или через полтора месяца? Я хочу сейчас. Зато через полтора месяца, на полном основании молодёжью буду крутить…
Примерно тоже самое сказал и Коля Дигусар, правда уверенности в его голосе на несколько порядков было меньше, после чего комбат подвёл итог всего представления: – Ну что ж. Это хорошо, что вы не испугались, но тяжеленько вам тут будет….
Полк находился на полигоне, а 1ая батарея, которая оставалась на неделю в пункте постоянной дислокации, на следующий день после представления тоже выехала на полигон.
Где и начался у меня процесс становления в новом коллективе.
Бойцы батареи восприняли меня, как командира взвода управления, с безразличием. Даже мои бойцы со взвода, без любопытства и равнодушно восприняли мое выступление перед ними и мои требования к ним. Лишь высокий и внушительного вида дальномерщик рядовой Жежера с презрением сплюнул в строю.
Пришлось сделать вид, что я этого не видел, хотя ну очень чего-то и сразу захотелось зарядить ему кулаком «в дыню».