Кто служил в армии, в цирке не смеётся. Сборник рассказов

Кто служил в армии, в цирке не смеётся. Сборник рассказов
Борис Геннадьевич Цеханович

О чём вспоминают два мужика, когда-то служившие в армии, встретившись за столом? Да, как раз о том…. О смешных, нелепых, порой идиотских армейских эпизодах своей службы или сослуживцев, при этом тепло вспоминая службу, своих армейских товарищей и командиров. В представляемом сборнике рассказов как раз об этом, в том числе и об армейской службе.Фото обложки из личного архива автора.Содержит нецензурную брань.

Из сборника рассказов «Куда уехал цирк…..?»

Французская делегация

– Товарищи офицеры, – заместитель командующего округом требовательным взглядом оглядел строй офицеров, – сейчас идём по маршруту движения делегации и на всё, что мы тут настроили и сделали, смотрим глазами французов, чтобы всё выявленное сразу же исправить.

Сказал и пошёл, а за ним мы. Надо сказать, что за эти две недели мы честно выложились и теперь не стыдно было показать военной делегации французов кусочек российской армии. Или вернее сказать – не показать, а пустить «пыль в глаза». 1993 год, нищая страна, такая же нищая армия, которая держится исключительно на патриотизме и голом энтузиазме офицеров и солдат. Многомесячные невыплаты денежного содержания офицерам и прапорщикам… Отсутствие ГСМ и как следствие минимальная и не эффективная боевая подготовка и много, много чего другого, о чём не хотелось, чтобы знали хотя бы и французы. Я был старшим от нашего 324 мотострелкового полка, который выполнял часть своих мероприятий по показухе.

Мы медленно прошли весь маршрут и честно попытались поглядеть на всё это глазами иностранцев, совершенно далёких от наших проблем и для которых мы совсем недавно были грозным и потенциальным противником. Но всё было выполнено до точки и нам не было стыдно за проделанную работу. Чистота, порядок, что положено подкрасить – подкрашено. Заштукатурить – оштукатурено. Снег, вдоль дорог и дорожек, аккуратно и ровно подрезан. Так что – волноваться было незачем.

Сейчас был март, а летом прошлого года приезжала немецкая военная делегация. Но там показуху устраивали на учебном центре, типа – вот так у нас проходят занятия по боевой подготовке. Была и наша офицерская точка на самом краю стрельбища. Выложили полтора десятка пистолетов разных систем и мы изображали стрельбу. Надо сказать изображали практически – три дня с утра до вечера стреляли из всех видов и типов. Про «Стечкина и Макарова», я вообще не говорю. Со складов привезли два нагана – солдатский и офицерский. Солдатский несколько большего размера и после каждого выстрела курок нужно было взводить большим пальцем, а офицерский – самовзвод и более изящный, если так можно было выразиться. Маузер, кольт, вальтер какой-то, парабеллум и куча других марок. Это была точка 324 мсп. Вот уж тогда мы настрелялись. До одури. Но самое эффектное действо и фишка была в другом. Идёт немецкая делегация из двенадцати человек по центральной дороге, вдоль стрельбищ, где всё происходит в динамике. Их сопровождает генерал, с гордостью рассказывающий, что так у нас каждый день. Хотя эта была наглая ложь, но во благо…. А напротив центральной вышки, через дорогу травяная поляна метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. Даже трава самодельной газонокосилкой ровно подстрижена и само поле абсолютно ровное. А фишка в том, что на этом поле лежат замаскировавшись 100 разведчиков. И вот немцы идут, с любопытством смотрят по сторонам, а тут с воем взлетает химическая ракета, откидывается маскировка и на поле неожиданно появляются 100 солдат, с криком «Ураааааа…..» бегущих в атаку на делегацию и стреляющих на ходу холостыми патронами. Очень убедительно и эффектно. Как генерал потом рассказывал, немцы даже растерялись от неожиданности. Только что чистое поле в десять секунд заполнилось стреляющими и атакующими солдатами.

– Они чуть Хенде Хох не сделали….

До нас они тогда так и не дошли.

После контрольного прохода мы собрались в тактическом классе штаба дивизии.

– Ну что, товарищи офицеры, заметили? Какие недостатки?

Генерал смеющимся взглядом смотрел на нас, переглядывающимися между собой.

– То есть ничего…, – полувопросительно и полу утвердительно произнёс он и констатировал, – что значит служите вы внизу и в политесе ни хрена не соображаете. А вот я заметил… Снег у вас грязный и чёрный. А он в представлении французов, да ещё на Урале – должен быть белым и чистым. И асфальт перед казармой раведбата? Ну.., он чистый, но серый. А он должен быть чёрным.

Командир дивизии, подспудно ожидавший охеренного недостатка, слегка расслабился и недовольно пробурчал: – Конечно, грязный. У нас за забором целая ТЭЦ стоит, весь район теплом и горячей водой обеспечивает, а топится она на уголёчке и как ветер в нашу сторону, так всё тут сажей угольной засыпает…. Что от нас хотите? Уж какой есть…., – командирским чутьём мигом поняв, что к утру от него потребуют чистый снег и чёрный плац.

Он не ошибся. Зам командующего многозначительно поднял указательный палец вверх и назидательно произнёс: – Вот в этом и заключается искусство и талант командира – «Находить эффективные решения в самых неожиданных ситуациях». – Сказав такую «вумную вещь», убыл в штаб округа, оставив нас искать в наших бестолковых головах это «искусство» и «талант».

Честно говоря, насчёт плаца никто особо не заморачивался. В тактическом классе сидели не зелёный лейтенанты, а служившие очень долго и видевшие очень много, поэтому решение лежало просто на поверхности. Его даже озвучить никто не успел, как поднялся со своего места толстый майор, начальник вещевой службы дивизии и, тяжело вздохнув, сказал: – Товарищ генерал-майор, ваксу разведчикам я дам. Но только пусть они мажут экономно, чтобы на весь плац хватило.

Командир дивизии удовлетворённо кивнул головой и через две минуты командир разведбата был полон генеральскими рекомендациями и пожеланиями, в дикой для сугубо гражданского человека манере. Типа – Я, товарищ подполковник, ничего не знаю. Как вы это будете делать, но завтра, в девять часов, я смотрю чёрный плац с белыми квадратиками. И на нём ни одного следа от солдатского сапога…..

После такого лёгкого решения, также легко созрело и второе, но уже насчёт снега. И головы всех присутствующих синхронно стали поворачиваться в сторону начальника продовольственной службы дивизии, который в отличие от толстого вещевика, наоборот был тощим и нервным. Он судорожно задёргался под нашими взглядами, совсем не желая вставать и предлагать своё видение решения этой проблемы. Хотя, после озвучки своего решения начальником вещевой службы, оно прямо напрашивалось

– Ну…, товарищ майор, я вижу вы что-то хотите сказать…, – намекающее помог комдив начпроду.

Тот обречённо встал и жалобно мякнул: – А как списывать, товарищ генерал-майор, будем?

– А точно также как вы списываете свои офигенные недостачи со складов. Вы думаете, что я ничего не знаю? Зря. Так… Я слушаю….

Начпрод глянул с немой просьбой о помощи на зам по тылу дивизии, но матёрый полковник, из племени таких же матёрых ворюг, невинно хлопал глазами и излучал уверенную непричастность к данному делу.

Тяжело вздохнув, майор убито предложил: – Могу дать две тонны муки с НЗ. Но только до следующей инвентаризации нужно как-то списать….

– Вот и хорошо. – Удовлетворился генерал, – о списании сами думайте. На то вы и учились в своём Вольском училище четыре года как….

Дальше генерал многозначительно не стал говорить, но мы автоматом про себя продолжили – ВОРОВАТЬ.

Следующие десять минут прошли в бурном, на высоком методическом уровне, обсуждении – Как правильно рассыпать две тонны муки. И когда две тонны правильно нужно рассыпать – сейчас, вечером или рано утром? Будет ли ветер? С какой стороны? Короче, скрупулёзно были учтены все нюансы и мелочи. Даже то, что у военных ветер всегда дует в харю, как бы он не повернулся.

Когда закончили обсуждать и перед тем как отпустить всех, комдив задумчиво протянул: – Вот сейчас, товарищи офицеры, родилась очередная армейская легенда – Как снег мукой посыпали…, – и сам же первым грустно рассмеялся.

Да… Конечно. Как листву на деревьях и траву красили зелёной краской, я слыхал. Самому не приходилось в таком принимать участие, но вот жёлтые листья осенью с деревьев отщипывали. Или в нашей дивизии, газон перед казармами 276 полка подстригали ножницами и безжалостно боролись с одуванчиками – газон с травой должен быть зелёным. Довольно забавно летом было видеть, как солдаты на карачках, с большими ножницами, шеренгой ползли по газону и ровненько стригли траву.

Остаток дня и вечера в разведбате был большой шухер. Весь батальон старательно наяривал сапожными щётками плац, тщательно обводя ваксой снаружи и внутри белые линии и квадраты для занятий по строевой подготовке. Но и когда плац стал аспидно-чёрным, суматоха лишь снизила накал, плавно перетекая в другую ипостась. Теперь солдаты бдительно охраняли по периметру плаца девственную черноту асфальта и до полуночи можно было слышать даже в офицерском городке истошные вопли: – Куда прёшь, лошара? Ослеп что ли чмошник?

По-моему, до домов доносились даже звучные и смачные удары. Да и после двенадцати часов по периметру плаца неутомимо маячили патрули разведчиков.

С самого раннего утра, ещё до подъёма, всё закрутилось уже теперь в пехоте. Яростно зевая, как прописано в Уставе – на ширину приклада, озверевшая пехота со всевозможными ёмкостями потянулась к машине с мукой, где раздачей распоряжался деятельный тыловой прапорщик. Тут же было чуть ли не всё командование полка и весь офицерский состав батальона, чью территорию нужно было превратить с маленькую, дикую, нетронутую цивилизацией Сибирь.

Перед тем как раздать муку, командир полка практически в танце, показал – как надо правильно, с его точки зрения, рассыпать муку именно тончайшим и равномерным слоем.

Наблюдая всё это со стороны, со своей учебной точки, я с грустью вспомнил Германию и один случай, когда на полигоне, в рядом стоявшей немецкой ракетной части, перегрузкой ракет руководил обыкновенный унтер-офицер. У нас бы на месте унтера с флажками стоял бы как минимум полковник – начальник ракетных войск и артиллерии дивизии. Так и здесь, командир полка, как бестолковый председатель херового отстающего колхоза, руководил дебильным мероприятием.

Но, тем не менее, к половине девятого всё было готово. Приехал зам командующего, поглядел, похмыкал и констатировал: – Потянет….

И всё прошло, в принципе, нормально, за исключением двух досадных моментов. Первый: не учли степень русского и широкого гостеприимства и то, что западный человек всю жизнь пил слабые алкогольные напитки – вина. На крепких они быстро сдуваются и «выпадают в осадок». Вот и здесь, французские гости долго реанимировались утром и вместо 9 часов утра, когда они должны осмотреть казармы и городок по лёгкому морозцу, их привезли пол двенадцатого дня. Когда солнышко пригрело и весело потекли по чёрному плацу звонкие мучные ручейки… И второе: хоть и было французам в том, тоскливом похмельном синдроме, плохо, но нашёлся и здесь умник, который всё-таки задал провокационный вопрос – А почему здесь снег белый, а вон там чёрный?

Командующий округа, сопровождающий и активно «вешающий лапшу» про могучую российскую армию, долго щурил глаза на предательски чёрные сугробы, на территории соседней части и ничего умного не мог сказать, лишь азартно брякнул какую-то херню, тут же сам мимолётно удивился своей буйной фантазии и повёл на следующую учебную точку.

Но и такой ответ лишь вяло удивил французских вояк. В том состоянии они бы не удивились и вышедшему из-за угла матёрому медведю с автоматом в лапах.

Обои

День был в самом разгаре. Хоть полк и был кадрированный, но работы всегда было навалом. Я сидел на грязном и замасленном обрезке бруса в цехе ПТО (пункт технического обслуживания) и с удовольствием смотрел на свою противотанковую установку. К вечеру закончу основные операции по её полной консервации и останется только перетащить в бокс и там уже окончательно заклеить люки и кое-что ещё. После чего можно было гнать в ПТО очередную установку.

Тут же, в цеху уже минут пять слонялся и капитан Зинченко с зенитного дивизиона, зажав в подмышках несколько рулонов дрянных и дешёвых обоев. Может быть, в другое время я просто скользнул бы взглядом по нему, но дело в том, что сегодня утром на разводе Зинченко сообщили о наконец-то пришедшем приказе об увольнении из Вооружённых Сил. А тут он бродит по цеху, с видимым интересом заглядывая во все бочки и ёмкости, не пропуская ни одной, каждый раз сожалеюще качая головой. Правда, в последней бочке он увидел то, что искал и с долгим, обрадованным вздохом, присел рядом со мной.

Задача, поставленная ему, была незавидная и предполагала после её окончания, в зависимости как это понравится генералу Бийскому – будет либо нравоучительная беседа в виде генеральского монолога, либо рёв опять же раненого самолюбия генерала.

Неделю назад Бийский случайно забрёл на КПП «Зелёное поле», после чего там драли всех. Начиная от капитана Зинченко, ответственного за Контрольно-Пропускной Пункт и кончая командиром полка. Драли за неухоженных дневальных, драли за бардак, за неряшливую документацию, за форму дневальных, стоявших в наряде второй месяц… Но больше всего ругали за отклеившиеся обои в комнате отдыха. Хотя по назначению она дневальными не использовалась, они уютно устроились в первой комнате, где несли службу, жили и отдыхали. Зинченко год назад сделал там неплохой ремонт, но этой весной образовалась с крыши протечка, вовремя её не устранили и угол полностью замок, откуда и свисали убого лохмотья обоев. Свисали давно, а ремонтировать было нечем. Нам зарплату месяцами задерживали, а уж про отделочные материалы службы КЭС (квартирно-эксплуатационная служба) говорить вообще не приходилось. Там числилась только одна женщина и куча погнутых солдатских кроватей на складе. Вот Бийский и поставил задачу привести комнату и сегодня в 12 часов он будет её проверять.

Вообще, зам командующего нашей армии генерал Бийский был своеобразной фигурой, вокруг деятельности которой рождалось множество весёлых армейских анекдотов.

Три дня тому назад построил он нас на Учебном центре и начал растолковывать свою очередную сумбурную идею. На дворе было лето и непонятно откуда, днём, повылазило злое комарьё. И вот над нами вьются две тучи наглого и откормленного комарья. Одна туча над нами, вторая над генералом, который вальяжно прогуливался вдоль строя. У нас у каждого по березовой веточке и как только генерал поворачивался в другую сторону, так мы хлестали себя, на миг отгоняя назойливых и самоубийственно упорных комаров. А генерал ходит и ему хоть бы хны. Но на его длинном носу уже некоторое время сидел комар и жадно упивался генеральской кровью, неприлично раздувшись «по самое не хочу».

Повернувшись в очередной раз и, уловив взмахи берёзовых веточек, генерал укоризненно начал говорить: – Товарищи офицеры, где ваша офицерская выдержка? Хотя бы меня постеснялись… Вот я вижу, что у меня на носу комар сидит, но ведь веточкой не махаю, – Бийский скосил глаза и сосредоточил взгляд на раздувшимся комаре и осторожно, чтобы не спугнуть показал на него пальцем.

– Вот… пьёт гад мою кровь, но я же генерал и не позволю себе махать веточкой….

В этот момент, комар потерявший от жадности всякую меру, неожиданно лопнул и тут же умер, а крупная капля крови прокатилась по коже и застыла, повиснув на кончике носа.

– Блядь…, – неожиданно озлился генерал, – я хотел похвалиться генеральской выдержкой и дать этой суке спокойно улететь, а эта скотина подвела меня и лопнула….

От злости генерал не рассчитал силу движения руки – хотел скинуть капельку крови, а вместо этого сам себе заехал в нос. Ему было очень больно, даже глаза повлажнели… И только и оставалось зло выматериться.