Спел нормально… от души, но Командующий нахмурил брови, ему явно не понравился данный пассаж.
Ровно в двенадцать часов, проорав под бой курантов традиционное УРА, мы дружно вывалились на высокое и просторное крыльцо. В Сухуми тоже праздновали Новый год в полный рост. Так как стрелкового оружия на руках у населения было дополна, оно и отрывалось по полной программе в ночное чистое небо. Одиночные выстрелы перехлёстывались автоматными и пулемётными очередями, расчерчивая небо в разных направлениях трассерами. Осветительные и сигнальные ракеты десятками, как будто были прибиты к звёздному небу неизвестными небесными светилами. Где-то вдалеке бухала раз за разом семидесятишести миллиметровая пушка. Но всё это разом перекрыл танк, выстрелив несколько раз откуда-то с горы и совсем недалеко. Снаряды, звучно прошелестев в воздухе, упали и взорвались в море в километре от берега красивыми, высокими фонтанами воды. Вся эта канонада грохотала минут пять, а потом пошла на убыль, лишь временами спорадически усиливаясь в разных концах города.
Отпраздновав Новый год, служба опять потекла спокойно и размеренно. Но в мою жизнь всё чаще и чаще стала закрадываться не хилая тревога. И дело было в должности начальника штаба Южной Зоны Безопасности. Где-то в начале января просочились слухи о возникших разногласиях и трениях в отношениях между начальником Зоны Безопасности полковником Дорофеевым и начальником штаба, вплоть до откомандирования подполковника Буйновым в Сухуми. Вопрос о возвращении подполковника стоял так остро, что ему начали подбирать замену. Причём её, конечно, начали искать среди оперативников. И всё поворачивалось так, что выбор всё время падал на меня. Что меня здорово встревожило: мне совершенно не хотелось ехать чёрт знает куда. Из спокойной жизни окунаться в беспокойство. Жить в разбитой войной птицефабрике. Принимать решения. Да и до моря, как мне рассказывали – 40 километров, вместо наших 50 метров.
Через две недели всё вновь успокоилось: Буйнов помирился с Дорофеевым и наша штабная жизнь вновь вошла в нормальную колею. Но неожиданный вызов в кабинет Командующего миротворческих сил всё расставил на свои места….
– Товарищ Командующий, майор Копытов по Вашему приказанию прибыл, – я резко опустил руку и принял стойку «Вольно».
– Садись, майор, – генерал-майор Коробко благосклонно кивнул на стул у его стола и когда я удобно расположился и приготовился слушать, спросил.
– Ну, как тебе здесь служится?
Я насторожился. Как правило, начальство зря такие вопросы не задаёт, поэтому ответил осторожно и нейтрально: – Нормально, товарищ генерал-майор.
Коробко изменил направление вопросов: – Копытов, ты кем до нас служил?
Я про себя ломал голову над тем, куда Командующий клонит и ни как не мог понять, поэтому старался отвечать односложно и осторожно: – Командиром самоходно-артиллерийского дивизиона, товарищ Командующий.
Генерал оживился: – Да ты, Копытов, серьёзную должность занимал.
Я попытался отмахнуться: – Да что вы, товарищ генерал-майор. Так…, командир кадрированного дивизиона. Ничего серьёзного.
– Да ладно тебе прибедняться. У нас в штабе вон, одни штабники. А ты строевой офицер, – генерал мотнул головой на мои орденские планки, – воевал. Подполковник Петров рассказывал, что ты живая легенда своего полка. Пороха понюхал достаточно. И иностранные боевые награды я гляжу у тебя есть….
Мне было приятно слышать слова Командующего, но всё равно меня не оставляла ощущение ловушки.
– Да ну, товарищ Командующий, какая живая легенда? Воевал как все: не хуже и не лучше других. Да…, горжусь, конечно, что в полку было единственное подразделение, где не было убитых – это моя противотанковая батарея. Горжусь и тем, что на счету батареи официально числится 70 уничтоженных боевиков, три танка, два БМП, куча огневых точек и наблюдательных пунктов, десятки машин и ни одного убитых моих подчинённых – только двое раненых. Может это и случайность, а может и плоды моей жёсткой политики при поддержании железной дисциплины в подразделении. Не знаю…, – задумчиво протянул я, как бы оглядываясь назад, а потом продолжил, – ну, может быть, отличался от других тем, что старался воевать с юмором…
– Как, это так? – Удивлённо перебил меня генерал Коробко.
– Ну, товарищ Командующий, едет например автомобиль «Волга» набитая боевиками. Так мне не интересно просто по ней запустить ракету и уничтожить машину с бандюгами. Нет, я сделаю это так, что потом весь полк оживлённо делиться впечатлениями о работе противотанкистов…
– Ну-ка, ну-ка расскажи-ка по подробнее.
– Сидим мы как-то в засаде и видим, как на поле застряла легковушка с боевиками. Офицеры, кто был со мной, хотели сразу же её уничтожить, но я предложил дождаться, когда один из них сбегает в деревню за помощью и тогда уничтожить две машины. Офицеры согласились. Боевик убежал и через сорок минут примчалась МТЛБ. О такой удаче мы и мечтать не могли. Когда они зацепили машину, то первой ракетой я уничтожил легковушку с боевиками, второй – МТЛБ. Но механик-водитель МТЛБэшки успел выскочить из машины и помчался по полю к деревне. Все засуетились, хотели его следующей ракетой уничтожить, а я предложил – пусть он спокойно добежит до деревни и там его грохнем….
– А зачем так делать? Какая разница – где его валить? – Удивлённо протянул генерал.
– Во.., товарищ генерал, и мои удивились. А знаете, как это было смешно, когда он чесал по полю с пыльным шлейфом – как от хорошего автомобиля, ожидая каждую секунду роковых выстрелов по себе. А выстрелов всё нет и нет…, скорость он всё снижает и снижает…. И вдруг, уверовав, что он спасся, душара остановился на окраине и нервно закурил, наверно, глядя на чёрный дым от машин и размышляя о счастливой своей звезде, о справедливости Аллаха и так далее. А когда он повернулся и спокойно зашагал к окраине – тут мы его и сделали…
– Ну, ты и изверг, Копытов…, – задумчиво протянул Командующий, помолчал и неожиданно спросил, – А сюда как ты попал? Послали или сам напросился?
– Да служил, товарищ Командующий, в кадрированном полку и скучно было. Солдат в полку не было. У меня в дивизионе было лишь двое офицеров. Всё что можно было сделать, я сделал и затосковал, – сам, того не замечая, я уверенно лез в распахнутые ворота ловушки – лез как баран, не замечая, как Командующий всё более и более оживлялся. А я, не замечая этого, всё «пел и пел», – а тут подвернулась возможность сменить обстановку и я воспользовался ею…
Я резко оборвал свой рассказ, внезапно поняв, куда клонил Коробко, но было уже поздно.
Командующий манерно захлопал в ладоши, а потом энергично потёр их друг об друга: – Во, Копытов – всё правильно… Вы, наверно, думаете что сидит Командующий как сыч в своём кабинете и ничего кроме службы не видит. Погряз генерал в сложных отношениях с ООНовцами, с грузинами и абхазами и ничего не знает. Ээээ…, ошибаетесь. – Коробко помахал наставительно указательным пальцем передо мной, – Командующий всё видит, Командующий всё знает. Командующий знает, что Копытов от безделья по несколько раз на дню на спортгородок бегает, часами бродит по побережью моря. Знает и то, что Копытов по воскресеньям с подполковником Морозовым, вопреки приказу Командующего, с рынка пешком возвращаются и при этом не пропускают ни одного ресторана, ни одного кафе. Знаю и не наказываю, потому что эти два русских мужика пьют везде, но чести российского офицера, чести России не теряют и ведут себя весьма порядочно. Я ведь, Копытов, знаю почему ты не с
Пашей Мошкиным по этим кафешкам бегаешь… Ну, ладно – лирику в сторону. Давай к делу переходить.
Командующий вышел из-за стола и несколько раз энергично прошёлся по своему небольшому кабинету, потом резко отодвинул стул от стола и сел прямо передо мной.
– Майор, я мог, конечно, поставить тебя по стойке «Смирно» и приказать убыть в Зугдиди, для приёма должности начальника штаба, – генерал значительно помолчал, сверля меня глазами, – но если есть возможность, почему бы не поговорить по душам и убедить подчинённого в том, что это необходимо именно ему выполнить, а не другому. Вижу – отдохнул ты тут и затосковал. И в горы ты тогда сбежал с особистом и по партизанским районам с удовольствием шастал. Ведь ни один штабист наш так не поступил бы. Так что, Копытов, собирай свои сумки, каску свою знаменитую и готовься к новой деятельности – там тебе скучно не будет. Что скажешь?
Я едва вслушивался о чём говорил мой начальник и лихорадочно искал благозвучные причины чтобы отказаться, но в голову ничего толкового не лезло, а говорить что-то надо.
– Товарищ Командующий, почему я? Ведь посмотрите: в оперативном отделе есть более грамотные офицеры. Там ведь все «академики» – Паша Мошкин. То есть подполковник Мошкин, подполковник Петров, подполковник Буреев или же майор Кокин – добросовестнейший офицер, а у меня только среднее образование. Они, наверняка, лучше меня справятся с должностью начальника штаба. Я ведь не «штабной», а только строевой офицер....
Командующий ещё больше заулыбался: – Товарищ майор, и этот твой ход я предусмотрел, но если ты ещё раз произнесёшь фамилию Мошкин – то твой друг Паша завтра же улетит на вертолёте в Россию. Если он думает что я забыл этот его позор с полячкой, то он глубоко ошибается.
– Копытов, если ты не знаешь чем занимается начальник штаба там, то я тебе сейчас всё это популярно расскажу. В Южной Зоне Безопасности ситуацией и обстановкой будете рулить полковник Дорофеев и ты. А должность начальника штаба, согласно устава, имеет право отдавать приказы от имени командира и начальник штаба согласно своих обязанностей отвечает также и за ведение разведки – чем ты там и будешь в основном заниматься. А не бумажки перекладывать и подписывать, как ты думаешь. Помимо этого ты будешь контактировать с городской и краевой полицией, с управлением государственной безопасности, с руководством мэрии Зугдиди, тесно работать с миссией военных наблюдателей ООН и другими иностранными неправительственными организациями. Не только контактировать и работать, а «качать» и «качать» информацию. Сам понимаешь – без выпивки здесь не обойтись, – Командующий развёл руками и сделал значительную паузу, а потом ехидно продолжил, – Ну а теперь давай рассмотрим персоналии. Паша Мошкин – твой друг. Ты вспомни, вспомни, Копытов, эту историю с полячкой…
….Мы уже два часа сидели с Пашей в небольшом и уютном кафе на берегу моря. Я был в прекрасном настроение и в пол уха слушал очередной бред пьяного товарища на сексуальную тему, вкушая прекрасно приготовленную рыбу. У Паши был на этот счёт «бзик» – когда он выпьет то, считал себя неотразимым Дон Жуаном, хотя сейчас он выглядел обыкновенным алкашом только в военной форме. Правда, будучи трезвым Паша вполне прилично выглядел и по трезвянке мог бы иметь некоторый – но только некоторый успех, причём, у не совсем разборчивых женщин. Покончив с рыбой, я откинулся на спинку стула и сожалением посмотрел на подполковника: – Пора заканчивать с Пашей выпивать. Опять выпил всего триста грамм водки и «поплыл». Ну, ёлки-палки и это офицер…!
Паша Мошкин, закончив свой очередной вымысел, пьяными, заплывшими от водки глазами оглядывал посетителей женского пола, медленно переводя взгляд от одной женщины к другой.
– Во…., Боря, вот это баба…, – восхищённо воскликнул опьяневший товарищ и кивнул куда-то за мою спину. Я, как будто случайно, оглянулся и взглянул на группу ООНовцев оживлённо вошедших в кафе. Это были знакомые мне военные наблюдатели от ООН: здесь был Гарри Табах – американский наблюдатель, с развед. группой которого мне приходилось несколько раз сталкиваться в боестолкновении на границе с Гондурасом десять лет тому назад, пару турок, один швед, поляк и незнакомая мне ООНовка, в камуфляжной форме. Действительно, женщина была очень привлекательна – высокая, стройная блондинка. Камуфляжная форма с польскими знаками различая, выгодно подчёркивала красивую фигуру и все остальные её женские прелести. Гарри Табах взмахом руки поприветствовал меня, остальные отделались лишь вежливыми кивками, а полячка безразлично скользнула по нам серо-бархатными глазами.
– Да, Паша, прелестное создание, но не для нас, – без сожаления констатировал я, отвернувшись от вошедших.
– Боря, Боря…. Спокуха. Если ты на неё не претендуешь, то я её сегодня клею.
– Паша, да я и не собирался знакомится с ней, – засмеялся в ответ, – и тебе не советую даже к ней близко приближаться.
– Боря, обижаешь, – Паша наклонился через стол и, дыша почти мне в лицо свежим водочным перегаром, возбуждённо зашептал, – Боря, да я могу с тобой поспорить на пару коньяка, что сегодня она отсюда уйдёт только со мной.
Подполковник откинулся обратно и с хитровато-пьяной ухмылкой свысока поглядел на меня, потом помахал пальцем перед моим лицом: – Всё будет, как я задумал.
Я несколько вспылил и достаточно резко ответил: – Паша, сходи в туалет и критически посмотри на себя в зеркало – только в большое посмотри, там лучше видно. Этой полячке нужно будет выпить ну очень много водки, чтобы опуститься до твоего уровня, но она к сожалению или к радости столько просто пить не будет.
Мошкин не обиделся, как я ожидал, а лишь скептически, насколько это можно было в его состоянии, улыбнулся и стал разливать водку по рюмкам.
– А.., если хочет опозориться, то пусть делает что хочет, – решил про себя и с удовольствием накатил очередную рюмку.
В течение последующих пятнадцати минут, пока ООНовцы ждали заказ, Паша навернул ещё три рюмки водки и ещё больше опьянел. Мои надежды, что он надерётся и забудет про женщину, не оправдались и едва заиграла музыка, Паша вскочил с места – это ему так показалось, что он легко вскочил. На самом деле он мучительно долго выдирался из-за стола, едва его не опрокинув. Опасно качнувшись в сторону, Паша всё-таки установил равновесие и достаточно твёрдым шагом направился к столику военных наблюдателей. Я предполагал, что Паше сейчас вежливо откажут и он спокойненько вернётся ко мне. Но действительность оказалась гораздо хуже. Подполковник подошёл к столику ООНовцев и сделал пару неуклюжих комплиментов полячке, после чего непринуждённо облокотился на стол, это ему тоже так показалось, со стороны же хорошо было видно, как Паша тяжело опёрся руками на край стола и здесь силы его оставили. Правая рука предательски подогнулась и Мошкин всем своим телом рухнул на стол, заставленный только что принесёнными закусками и салатами. Сидевшие за столом резко отпрянули и вскочили со стульев, а Паша сделав попытку выпрямиться, лишь усугубил ситуацию – скатился со стола и упал на пол, потянув на себя зажатую в кулаке скатерть. Удивлённые крики, звон бьющейся посуды оглушительным грохотом обрушился на меня. Подполковник, облитый соусами, чересчур резко вскочил с пола, тут же поскользнулся на салате и, резко взмахнув руками, рухнул на соседний столик, также успешно завалив его на пол вместе с сидевшими.
Потом был позор, голимый, сплошной позор. ООНовцы, возмущённые до глубины души, удалились из кафе, а я долго и нудно извинялся перед посетителями из местных, которые впрочем всё это восприняли, как развлечение. Потом извинялся перед администрацией кафе и из своего кармана платил причинённые убытки. Паша, в это время в отключке, сидел на стуле и под весёлый смех присутствующих пару раз падал со стула на пол. В довершение всего мне пришлось взвалить на себя беспомощное тело офицера, перемазанного салатами и соусом и тащить в гостиницу. На следующее утро Командующего посетила целая делегация военных наблюдателей, которая высказала справедливое возмущение поведением российского офицера и его непотребным видом, правда обо мне они отозвались хорошо….
– Вижу, улыбаешься – значит вспомнил. Вот так подполковник Мошкин напьётся и упадёт. Кстати, его ООНовцы и не примут – опозорился он, – Командующий развёл руками и многозначительно помолчал.
– Подполковник Петров, – менторским тоном продолжил Командующий, – эта кандидатура даже не рассматривается. Единственно, что он может хорошо делать, так это организовывать мероприятия и концерты. Так он и будет вместе со своей женой болтаться по блок-постам и бренчать там на гитаре на радость солдатам.
– Буреев, подполковник. Ну…., этот выпьет и никому слова не даст сказать. Сам выболтает всю информацию и ещё потом будет искренне и долго удивляться – откуда, мол, противник всё про нас знает?
Остаётся майор Кокин. Мастер спорта по боксу, а такие звания, товарищ майор, чтоб ты знал без ущерба для здоровья так просто не даются. Поэтому поведение Кокина и некоторые его поступки неоднозначны. Вспомни, как он на Новогоднем вечере выпил и спел же 49 куплетов про танкистов. Да ещё в стойке «Смирно!». Так он и у ООНовцев встанет и будет петь….
…. Майор Кокин Алексей – это особый разговор. Прибыл он через неделю, после моего прибытия и его поселили ко мне в номер. Маленький, щуплый, несколько неадекватный в поведении, но искренний он сразу привязался ко мне, признав во мне старшего брата. Молчаливый и старательный он полностью положился на меня и всюду тенью следовал за мной. Пить он не умел и сильно хмелел после первой же рюмки. Как-то раз, во время очередной выпивки, Лёха разоткровенничался и рассказал о своей боксёрской карьере…