Ступени

– Лучше бы звучало Зульфия. Мне очень нравится это имя: Зульфия, Зуля, Зуленька. По-татарски Зульфия, а по-русски Зоя, Зайка. Но я буду тебя ещё и Весной называть.

– Согласна, мой юный гражданский муж.

Иван улыбнулся; в голосе возлюбленной он не услышал иронии. Нет, ни в словах, ни в мыслях у Марты не могло быть иронии, она и в самом деле чувствовала, что с появлением в её доме Ванюши у неё в душе расцвела весна.

Рано утром, пока его гражданская жена готовила завтрак, Иван лежал в семейной постели и вспоминал вчерашний вечер, ночь. «Как она сдерживала себя во время массажа? – размышлял он. – Я думал, она холодная, а она вон какая, погорячее своей сестры. Да, сколько в ней всего: страсть, терпение, сдержанность…»

Глава 8. Гражданская жена

После того, как Марта дала согласие Ивану стать его гражданской женой, их вечера могли быть образцом для молодожёнов. Они улыбались друг другу, говорили ласковые слова, обнимались, целовались. А постель – она для них была истинным наслаждением, где «молодожёны» проявляли чудеса стойкости и, конечно же, страсти. Порой кто-то из них шутил: а вот так, кажется, мы ещё не пробовали…

Марта поражалась своему неудержимому, эмоциональному подъёму – раньше с ней ничего подобного не случалось. У неё даже работа отошла на задний план – мысли были заняты только им, Ванюшей. Он тоже стал другим: с одной стороны ему хотелось казаться более серьёзным, но оставался таковым лишь на работе, зато тренировки по боксу пропускал одну за другой. Не из-за клятвы ли Марте? Вот в армии… Пока же он, как бы имел право на тренировки, но данным ему «правом» не пользовался.

Однажды вечером он нечаянно сказал, что ему буквально на днях идти в армию. Марта вздрогнула: она думать боялась на эту тему. Но деваться некуда, поддержала разговор и даже пыталась улыбаться. Хотя Ваня заметил на её лице грусть.

– Мартушка, почему ты так печальна? Не грусти, я буду к тебе приезжать. – И вдруг, будто вспомнил чего-то: – Да, ты говорила как-то, что твой покойный муж разбился на «Яве». Извини, пожалуйста, но как это произошло? У меня с детства мечта – купить себе именно этот мотоцикл.

Женщина испуганно посмотрела на Ивана:

– Никогда в жизни! – чуть ли не выкрикнула она. – Ваня, я прошу, давай мы с тобой никогда не будем говорить о мотоциклах – я их ненавижу. И не только потому, что на мотоцикле разбился мой муж, но и потому, что на «Яве» разбился мой первый жених, ему было семнадцать… мне, кстати, тоже. Так получилось, что я хотела прокатиться с ним, но он сказал: сейчас съезжу в одно место на десять минут, потом покатаемся. Не покатались. – Марта склонила голову и через мгновение, посмотрев на Ивана, сказала: – А позднее у моей подруги разбился муж. И тоже на «Яве». Но в том, что у меня разбился муж, в этом я себя считаю виноватой, поскольку счастье только в работе видела. Именно по этой причине муж нашёл себе увлечение – мотоцикл.

– Да-а, – Иван задумался. Потом сказал, то ли в шутку, то ли всерьёз: – А мог найти и другое увлечение – женщинами.

Марта грустно усмехнулась:

– Может, это было бы лучше. И в какой-то момент, возможно, мы бы нашли взаимопонимание. Но, к сожалению, все мы учимся на своих ошибках, а не на чужих. И опять же, к сожалению, слишком поздно.

– Марта, я со страхом думаю иногда: если бы не определённые стечения обстоятельств, мы бы с тобой, наверное, не встретились.

Она сосредоточенно посмотрела на него и сказала:

– Думаю, мы бы с тобой всё равно где-нибудь встретились, потому что не встретиться мы никак не могли.

– Вот и я того же мнения, мой вечный весенний праздник, моя неповторимая, самая дорогая мне женщина. – Иван вдруг засмеялся. – И встретились бы мы с тобой, наверное, в художественном музее, разглядывая картину художника Крамского «Неизвестная».

– И такое возможно.

– Марта, всё забываю тебя спросить: я обратил внимание, что ты последнее время не куришь. Неужели всё-таки на мои уговоры поддалась?

– В том числе и на уговоры, – таинственно улыбнулась она. – Ты доволен моим ответом?

– Очень.

Через несколько дней после этого разговора, в конце октября, Молодцов получил повестку из райвоенкомата: его призывали в армию. Проводы в армию чаще всего проходят, как свадьба: с вином, песнями… У Вани было так: он пришёл с гостинцами к двоюродной тёте, которую почитал как мать или, во всяком случае, как самую близкую родственницу. И хотя последнее время заглядывал к ней реже, но звонил довольно часто – Марта помогла ей в своё время поставить телефон.

Ваня, Руфа и её сожитель посидели за столом, попили чаю. Но стоило Ване встать, как тётя со слезами бросилась ему на шею, говоря слова благодарности: и за постоянные подарки, и за дом, в котором она живёт. Много добрых слов она сказала своему любимцу.

Этим же вечером Марта старалась держаться бодрой, хотя с трудом сдерживала себя. А утром, когда Ваня уже стоял с рюкзаком на плече, она, как и Руфина вчера, бросилась ему на шею. Он начал успокаивать её, целовать. Перед тем как покинуть эту квартиру, он прижал к себе любимую женщину.

– Ваня! – вскрикнула она. И замолчала, прикусив губу; в её глазах стояли слёзы, потом ручейком покатились по её бледным щекам.

– Марта, не плачь.

Она схватила его за руки, стала осыпать их поцелуями, то одну, то другую.

– Ваня, Ванечка, я люблю тебя, люблю. – И снова стала целовать его руки, поливая их своими слезами. – Ванюша, приезжай, постарайся, служи хорошо, – несвязно лепетала она.

Так и осталась Марта в памяти Ивана – с безутешной болью в глазах.

Глава 9. Армия

На областном призывном пункте, куда свезли новобранцев из многих районов области, Иван был уверен, что его сегодня же отправят в спортроту. Куда именно он не знал, но ещё летом в военкомате ему сказали, что будет служить недалеко от дома.

Проходит день, он томится в огромной казарме, где днюют и ночуют такие же, как он – будущие защитники Родины. Кому-то везло: сегодня приехал, сегодня и уехал с «покупателем». Куда – это секрет для призывников. Молодцов попытался выяснить, но офицер, к которому он подошёл, просто отмахнулся: не до тебя, мол. А на призывном пункте столпотворение: где-то пьют, спорят; где-то под гитару поют, веселятся; в дальнем углу за грудки схватились…

Лишь на третьи сутки его и ещё несколько человек повели на медкомиссию.

После медкомиссии человек сто – в их числе Иван – построили, вывели за территорию призывного пункта, посадили в автобусы и повезли в аэропорт.

Прилетели на какой-то аэродром в Подмосковье. Не дав как следует размяться, посадили на другой самолёт. Прошел слух, что летят на Дальний Восток. «Что-о?! – про себя завопил Иван. – Какой Дальний Восток?» И вспомнил, как мельком видел своего тренера в райвоенкомате – тот разговаривал с майором. Тренер, заметив своего ученика, отвернулся. Как он сказал Ивану недели две назад? «Редко стал посещать тренировки, Ваня. Я столько сил в тебя вложил, а ты… Думаю, тебе полезно от бокса отдохнуть». А до этого тренер ругался, говорил, что Иван не оправдал его надежд. Должен чемпионом Советского Союза в этом году стать, а у него то техникум, то институт. «Отдохни, студент». Неужели всё-таки тренер оказал ему медвежью услугу?

А самолёт летит уже час, два… Кто-то из новобранцев пустил слух: сначала летим до Хабаровска, затем поездом до Советской Гавани, что на берегу Татарского пролива. И все, кто в самолёте, попадут в авиационную школу механиков. Иван недовольно хмыкнул: «Нашли, кого учить на авиамеханика, в стройбат – другое дело». Но он взял себя в руки, надеясь на месте узнать, мол, как это: почти мастер спорта по боксу, плюс строитель, а его – в авиационную школу. Думал он и о Марте: она будет ждать его в самое ближайшее время. Спортсмены обычно минимум раз в месяц приезжают домой. «Обманул я Марту. Не придётся мне скоро приехать».

Наконец многочасовой перелёт закончился приземлением в Хабаровске. Слух подтвердился. Отдохнув в одной из воинских частей, новобранцев повезли на поезде дальше, но не до Советской Гавани, а немного ближе – до порта Ванино. Затем пешим ходом до пункта назначения – военного городка.

Будущих курсантов авиационной школы привели в баню. Иван был в недорогой куртке, но хороших брюках, а на ногах – почти новые чешские ботинки «Цебо». Всё это узрел сержант, спросил вежливо: «Свои вещи домой будете отсылать?» – «Нет», – ответил Иван. Хотя практически все укладывали гражданскую одежду в посылки, выданные интендантской службой. Иван, обиженный тем, что его загнали в такую даль, не думал о каких-то шмотках. «Если вам подойдёт что-то из моих вещей, – сказал он сержанту, – забирайте». Тот прикинул на глазок размер ботинок и брюк, и, забрав подарок, ушёл.

После бани новобранцев облачили в новое обмундирование: кирзовые сапоги, хэбэшные штаны с гимнастёркой, бушлат с шапкой, и повели строем в столовую. На столах – как в ресторане. На первое – борщ по-флотски, на второе – плов, на третье – компот. Кто-то пошутил: «Это что, для нас такой праздничный обед?» Один из сержантов добродушно усмехнулся: «Привыкайте, здесь всегда так кормят». На ужин подали картофельное пюре с жареной рыбой и чай. Желающим предлагали солёную горбушу без нормы, а также белый и чёрный хлеб. Если кому-то не хватало – бери в хлеборезке.

Позавтракали макаронами с тушёнкой, тридцатью граммами сливочного масла и большой кружкой какао. Курсанты удивлялись такому питанию. Сержанты же без юмора говорили, что за время учёбы в авиационной школе, практически все курсанты поправляются не меньше, чем на шесть килограммов.

В первый вечер Ивана назначили командиром отделения карантинного взвода карантинной роты. И сделано это было с помощью небезызвестного сержанта, который кивнул на Ваню другому сержанту… Из рядовых были назначены командирами отделений и в другие взводы. Каким образом сержанты отбирали из вновь прибывших командиров отделений, а потом предлагали их командирам взводов – в основном бывшим лётчикам – для многих осталось загадкой. Главным преимуществом новоиспечённых командиров отделений было то, что они даже в карантине имели право ходить в магазин или в клуб без сопровождения сержантов. Были у командиров отделений и другие преимущества.

Но всё это не радовала Молодцова. Он чувствовал себя чужим в авиационной школе, обиженным. Обидно было и то, что в роту однажды пришёл ефрейтор, руководитель хора, и отобрал человек семь с вокальными данными. Взял он на заметку и акробатов (были такие), жонглёров… А его, Молодцова, без пяти минут мастера спорта по боксу, забыли.

Как оказалось, в роте ещё были недовольные. Иван, как и многие солдаты, в свободное от занятий время бродил по коридорам одноэтажной деревянной казармы. И однажды, прохаживаясь по длинному помещению, он разговорился с двумя рядовыми – Пашей и Славой. Одному их них исполнилось на днях двадцать пять лет, другому – двадцать два. Так слово за слово, они разоткровенничались: служба, мол, конечно, хорошо, а дома лучше. Павел вдруг выдал мысль, что знает верный способ комиссоваться из армии.

Молодцов заинтересовался.

– И какой же это способ? – спросил он.

– Понимаешь, есть такое заболевание, – начал объяснять Павел, – называется оно энурез, то есть моченедержание. Точную причину этой болезни врачи до сих пор не могут разгадать.

– И что дальше? – нетерпеливо спросил Иван.

– А то, если ты решишься два-три раза в неделю мочиться понемногу в свою постель, а потом об этом узнает, например, командир взвода или кто-то ещё из офицеров, тебя положат в госпиталь. А если и там продолжишь в том же духе, тебя наверняка комиссуют. Так что думай.

– А сам что?