Позвони мне

– Тогда давайте считать, что и вашу венценосную семью пустили в расход для торжества справедливости. Я даже думаю, что и с небом отношения у дома Романовых не шибко сложились. Ведь не стал же Господь покровительствовать августейшим помазанникам, не простёр защитный покров над обречённым семейством. Стало быть, не только богоносный народ, но и силы небесные отступились от вас.

Василий Иванович не на шутку встревожился от нелепо возникших разборок на столь ответственном ужине. Даже нельзя было представить, каким образом отреагирует на Петькино хамство царь Николай. Впору было ожидать, что оскорблённый император поднимется и отправится восвояси в таинственный лес. А уже как отреагирует на этот скандал Верховный Распорядитель, комдив не то чтобы не знал, он даже не допускал самой возможности Его негодования. Поэтому Чапаев в срочном порядке задействовал примирительную дипломатию:

– Дорогие мои, вы чего это враз побесились, зачем старое ворошить. Сейчас Кашкет с Аннушкой ушицы свеженькой на стол подадут, посидим по-семейному, за жизнь от души покалякаем. Ну-ка, ребятки, тащите сюда казанок да раков краснющих, приправленных духом укропным. У нас, Николай Александрович, такие роскошные раки в озере водятся, что не стыдно и к царскому столу подавать. Едва ли где сыщется более щедрая, более милая и пригодная для русской души сторона, нежели в нашем Разливе. Здесь блаженствуешь, словно в раю, когда бы покончить с войной, управиться с революцией да всех вас забрать сюда и жить в свое удовольствие. Повсюду столько ягод, столько грибов и зверья непуганого по лесу шастает, что можно для еды ничего самому не выращивать. Бери у природы, не ленись только стряпать.

– Насчёт зверья сразу предупреждаю: всё что угодно, только не это, – забеспокоился царь, – умерьте, советую, по отношению к мясу свой аппетит. При подведении общих итогов, за каждую загубленную особь спросят по самые не хочу. Один мой знакомый барон в бытность свою к жареным гусям весьма пристрастился, вот они теперь и клюют его без перерыва, разумеется, куда следует. У него уже вместо задницы две обглоданные костяшки остались. Чего только ни делал страдалец: и извинялся, и пощады просил, обещал закормить отборной пшеницей, – а те знай себе долбят, аж искры секут. А по поводу «старое ворошить», я вот что скажу, Василий Иванович. Это оно для вас старое, а для меня единственное и неизбывное, вечно болящее. Эти негодяи кровожадней, чем дикие звери, с нами расправились. Не пощадили даже цесаревича Алексея, непорочного ребёнка жизни лишили.

Николай достал из брючного кармана батистовый, с вышитой царской монограммой, платок и тщательно промокнул просветлённые детской обидой заплаканные очи. И даже в императорских слезах было столько достоинства, такая благородная печаль сопутствовала им, что Василий Иванович от чистого сердца позавидовал необыкновенно красивому горю этого недоступного Богом избранного человека.

– Я всего ожидал, – продолжил Романов, – всё мог предположить, но такой жестокости, такого неслыханного варварства, воля ваша, предвидеть не мог. Вы не опасаетесь, что после дичайшей расправы над нами у власти не осталось никаких препятствий для совершения любых, самых чудовищных преступлений?

Вопрос императора повис без ответа, потому что задан был всем. А за совершённое злодеяние спрашивать следует всегда персонально. Потому что люди еще с библейских времен, побивая несчастных каменьями, научились уходить от личной ответственности. Такая расправа не позволяла установить, чей именно камень оказался смертельным. Вот и получалось, что никто не нарушил самую главную заповедь: «Не убей!».

Между тем от природы не склонный к сентиментальностям ординарец счёл справедливым не отмалчиваться по спорному поводу и взял на себя право ответить за всех:

– А вы чего ожидали, господа хорошие? Вам распятая Русь пряников тульских должна была накупить? В ваших руках было всё: и огромная власть, и богатства, и верность народа безмерная, – вот только совестью да смекалкой обнёс для чего-то Господь во время помазанья. Надо было не только забавам во дворцах предаваться, но и царскую ответственность перед народом нести. Вы хоть пытались прикинуть в уме, сколько нашего брата в ходе бездарно проигранной вами войны непонятно за что пострадало? Кабы всю их невинную кровушку собрать воедино, поболее батюшки Урала в берегах наберётся. Тоже единственной, как печально заметили вы, вечно болящей кровушки. Потому что перед смертью, не забывайте, все люди под гребёнку равны.

– Но будя-будя, – строго осадил разгорячённого ординарца комдив, – чего зря трепаться, язык без костей, он меры не знает. Вот и хозяюшка наша распрекрасная в самый раз с ушицей пожаловала. Давай, Аннушка, становись царицей этого вечернего бала, распоряжайся по-нашему.

Действительно, из сполохов пляшущего языками костра появились Анка с Кашкетом, бережно несущие за горячую дужку казан, и поставили его на белую скатерть, прямо по центру стола. Денщик доложился компании с помощью поднятого большого пальца о качестве рыбацкой ухи. Раскрасневшаяся от кострового огня и избытка плотских страстей, пулемётчица, вооружившись столовым половником, принялась колдовать над бесценной юшкой, аромат от которой распространялся далеко за пределы стола.

– Это вам, дорогой Николай Александрович. – И жрица застолья бережно поставила перед заметно смущенным царём полную миску. – Вы, наверняка, подзабыли вкус костровой, с двойным наваром, ухи. Навряд ли в заоблачных далях такие окуни и карасики водятся, как в нашем родниковом Разливе. И чего вас туда занесло, жили бы лучше до старости вместе с российским народом.

– Какие там карасики, – взъерошился с полуоборота студент Александр, – постоянно одни только яблоки жрать за обедом приходится. У меня изжога от них на всю жизнь приключилась. Честью пролетарского дворянина клянусь, если ничего не изменится, голодовку бессрочную готов объявить. Лучше сгореть на костре, как Джордано Бруно, нежели до скончания века поносами мучиться. Я уже и бомбу готов самодельную проглотить, только бы не казниться вкусом антоновских яблок.

– Это в вашем колхозе «Светлый путь» одними только яблоками потчуют, – заметил царь Николай и попробовал из ложки на вкус ароматную юшку. – А вот в нашей артели «Тихие заводи» иногда по утрам и орешками балуют, не жирно, конечно, но очень приятно, и жить по-прежнему хочется. Я слышал, что у вас на день Парижской коммуны тыквенные семечки членам правления колхоза в кулёчках выдавали. Что ни говори, а хороших, добропорядочных людей везде отмечают и поощряют при случае.

Василий Иванович, заметно подобревший после первой выпитой чарки и наваристой костровой юшки, начал приходить к заключению, что гости, в сущности, неплохие ребята и с ними можно тепло провести и эту сумасбродную встречу. Возникло приятное ощущение, будто они знакомы много уже лет и данная вечеринка – всего лишь обычные дружеские посиделки. Командир налил всем полные чарки по второму кругу, – для Александра это уже был четвёртый подход, с учётом режима активного самообслуживания, – и спросил с воодушевлением:

– За что пить будем, гости мои ненаглядные? Если имеете в сердце охоту высказать доброе пожелание, с удовольствием послушаем вас. Мы ведь тоже без застольных речей опрокидывать стопки не очень приучены, как и полагается в русских православных традициях.

– Можно поднять бокалы за Карла Маркса или Фридриха Энгельса, например. А ещё лучше – за мировую пролетарскую революцию, – незамедлительно подал компании идею непревзойденный специалист по взрывному делу Александр Ильич Ульянов.

При этом посоловевшие глаза его плотоядно пожирали волнующиеся любовью и молодостью обнажённые Анкины руки. Пулемётчица, в кураже от своей востребованности в сугубо мужском окружении, с игривым кокетством поднесла студенту полную миску янтарной ухи.

Чапаев, внимательно отслеживающий всё происходящее за хлебосольным столом, чётко для себя зафиксировал, что ещё немного – и ленинскому брательнику придётся проглотить уху вместе с алюминиевой миской. Настолько недвусмысленным становилось выражение Петькиной звереющей физиономии. Поэтому он украдкой пригрозил ординарцу зажатым стальным кулаком. Но студент, похоже, быстренько и сам сориентировался в ситуации и картинно, едва ли не спиной повернулся к искусительнице, демонстрируя полное к ней безразличие.

Царь Николай между тем, обратившись непосредственно к предложившему политический тост Ульянову, искренне возмутился:

– Вот уж бокалы! Может, вы еще посоветуете выпить за Гришку Отрепьева или за Малюту Скуратова – это же все ваши кумиры? По-моему, в приличном обществе полагается пить за порядочных, благородных людей или, по крайней мере, за добрые пожелания. Похоже, ваше пребывание в вечности не способствовало освобождению от готовности служить безобразиям. Видно, не всякого ущербного или горбатого человека даже разлука с Землей хоть немного исправит.

– И что вы такие конфликтные? – вставая из-за стола, обратился к окружающим с примирительной речью Чапай. – Разве можно на таких неуважительных тонах проводить приятельский ужин? Ведь у нас же общая доля, общая матушка-Русь, неужели нельзя относиться друг к дружке по-братски? Предлагаю расслабиться и выпить до дна мировую, выпить за Родину нашу, неизбывную славу и гордость для истинно русской души.

Все без приглашения поднялись со своих мест, сдвинули гранёные стопки и с решительным выражением лиц опрокинули этот, как нельзя более кстати, примирительный тост. Так издревле повелось в нашем бесшабашном Отечестве. Люди могли враждовать, до кровавых чертей изводить и себя, и соседа, но, когда вопрос подымался про матушку-Русь, всякие личные страсти и прихоти отступали на задний план. Оставалась только она, необъятная и непостижимая, как вечерняя зимняя молитва, как стремительный бег разгулявшихся вешних вод.

Удачно и, главное, ко времени выпитый тост заметно смягчил общий градус настроения почтенной компании. Все с облегчением заулыбались и переключились на осаду изобилующего вкуснятиной стола. В ход пошли и уха, и роскошные раки, в самом деле величиной чуть ли не с лапоть, за которые можно не только по пять, но и по пятнадцать запросить на одесском привозе. Душистые, мастерски запаренные в крутом укропном настое, они были приняты публикой на ура. Николай, смачно прожёвывая очередную раковую шейку, доставшуюся непосредственно из заботливых рук пулемётчицы, заметил окружающим:

– Я полагаю, славная жизнь могла бы процветать на Руси, когда бы всякие горе-господа не баламутили почём зря наш богоносный народ. Православные люди по-детски добры и доверчивы, поэтому без труда поддаются на уловки пустых болтунов, не стесняющих себя в обещаниях. Пока власти в руках не имеешь, обещать можно всё что угодно, а получишь хоть малую, хоть безмерную власть – и враз обнаружится, что ничего изменить невозможно. Я даже больше скажу: чем могущественней представляется обретённая кем-либо власть, тем беспомощней на поверку оказывается её якобы распорядитель.

Царь с досадой развел руками и попросил пулемётчицу приготовить для него небольшой с зернистой икрой бутерброд. При этом рассказал смешную историю, как в детстве всячески хитрил за столом и пытался под наблюдением взрослых вместо бутерброда с опостылевшей чёрной икрой скушать чистый кусочек обыкновенного хлебушка. Приняв из Анкиных рук деликатно составленное угощение, Николай обратился к демонстрирующему аппетит кашалота студенту и по-хорошему полюбопытствовал:

– Скажите хоть теперь, Александр, чем же мой батюшка так плох был для вас, чем провинился перед российским студенчеством? Ведь ваш просвещённый и почтенный родитель под покровительством царской короны до больших чинов дослужился. Если не запамятовал, директором народных училищ всей Симбирской губернии был, от казны содержанием немалым довольствовался. И вот, в благодарность Отечеству, вырастил для России завзятого цареубийцу. Славный блюститель образования оказался, одно загляденье! Коль уж вы так желали демократии, равенства, братства, взяли бы да и подарили свой симбирский особняк под сиротский приют или хотя бы под избу-читальню для бедноты приспособили. Народничество, чтоб вы знали, это самая отвратительная болезнь русского дворянства. Ах, как мы умеем картинно скорбеть и сокрушаться по поводу житейских тягот простого народа, вот только поступиться собственным благополучием никто не торопится. Главное дело, ты им дворянские привилегии, достойное содержание, а они тебе в благодарность смертоносную бомбу в карету. Ведь это ваши разбойники учинили расправу над дедом моим и за батюшкой кровавую охоту устроили. Я так до сих пор в толк не возьму: вы чего добивались-то? Разве сделалась жизнь простого народа в многострадальной Руси хоть на крохотку лучше после всех ваших революций и кровопусканий? Расправиться с безоружным императором и его невиновной семьёй дело нехитрое, для этого много ума не потребуется. Но вот чтобы Отечество наше возвысить, приумножить богатство его, для этого разума у предводителей черни не хватит. Сотню лет будут грабить нами нажитое, лучших людей изведут, изолгутся вконец, изворуются. Потом землю, политую кровью наших славных дедов, примутся потихоньку спускать – так бездарно и загубят Россию.

После продолжительного императорского спича за столом воцарилось общее молчание, все сосредоточенно переваривали сказанное, по-своему перемеривали долю Отечества. Даже Аннушка, по природе не склонная к серьёзным разговорам о высоких материях, пригасила лучистый свой взор. Наконец комдив нарушил затянувшееся молчание и, с огоньком подзадоривая поникший коллектив, спросил у студента:

– Как считаешь, верный борец за пролетарское дело, если бы твой младший брательник оказался при власти в четырнадцатом, выиграла бы Россия войну или так же бесславно оставила поля тяжелейших сражений? Мы ведь немало схоронили там своих лучших товарищей, а с ними, похоже, закопали и царскую власть.

– Вы главного никак не поймете, Василий Иванович, – воспрянул духом единоутробник самого Владимира Ильича и даже перестал наваливать на краюху хлеба зернистой икры. – Если бы у власти стоял мой Володя, со своими верными соратниками, ни о какой войне не могло быть и речи. Вы, смотрю, до сих пор ещё не вкурили, что на самом деле означает великий призыв к единению всех пролетариев. Вы спросите себя: ну зачем воевать между собой российскому и германскому рядовому солдату, когда они являются одинаково угнетёнными пролетариями, фактически единой семьей по несчастью? Сомневаюсь, чтобы царским угодникам доводилось кормить собой вшей или сербать похлебку в окопной грязи, спать под проливными дождями и ночными морозами и здесь же, на месте, справлять любую нужду. И ждать ежечасно, ежеминутно, когда смертельная пуля отправит на кровавый алтарь очередную безвозвратную жертву.

– И охота вам по чем зря фантазировать под такие давно не вкушаемые нами закуски, милейший господин Александр Ульянов, – сокрушённо покачивая императорской головой, выразил недоумение великий князь Николай. Он внимательно посмотрел на лишённые былого блеска, неухоженные ногти своей левой руки и продолжил: – Вот попомните слово моё, доживем эдак года до сорок первого и диву дадимся, когда обожаемые вами германские и российские пролетарии примутся беспощадно колбасить друг дружку. В таком интернациональном братстве сойдутся, так будут усердствовать, что четверть просвещённой Европы не за понюшку табака ухандохают. Управятся без услуг ненавистных вам императоров, исключительно под знаменем борьбы за всеобщую справедливость.

Отродясь не склонный к уступкам, защитник всего трудового народа немедленно выразил свой категорический протест. Возобновив активные действия по сооружению очередного бутерброда из чёрной икры, студент изложил марксистскую точку зрения на возможную историческую перспективу.

– Видите ли, Николай Александрович, – академическим тоном заявил он. – Во главе пролетариев должны стоять самые честные, самые умные кормчие, проверенные жизнью вожди. Такие, например, как мой младший братишка Владимир. В России всегда отыщутся настоящие патриоты, способные решительно вести за собой народные массы в светлое будущее.

– Вот-вот, дело говорит наш Сашуля, – подхватил инициативу Ульянова воодушевленный комдив и пододвинул поближе к студенту миску с осетровой икрой. – Народу нужны толковые полководцы, без них даже самая победоносная армия не в состоянии добиться блестящей виктории. А уж ленинская партия не подкачает, никому не позволит своротить нас с революционного пути.

Император посмотрел с тоской в звёздное небо и, неожиданно для всех, сам налил себе полную стопку. Извинился перед компанией и хлобыстнул её до самого дна. Резко выдохнул, как это делают простолюдины, и произнес назидательно:

– Так-то оно так, но всё-таки хорошо, когда люди сами, без всяких вождей своё место в жизни находят, желательно, чтобы без бунтов и потрясений, но обязательно с покоем в душе. Не хочу прослыть дурным пророком, но предвижу, что с толковыми полководцами у вас, Василий Иванович, не шибко заладится. Когда будут при власти, больно грамотными и резвыми скажутся, а как только с Кремля-то долой, круглыми дураками объявятся. До того никудышными сделаются, что не всякой кобыле и гриву заплетать им доверите. Вот такими, похоже, окажутся пролетарские ваши вожди, первыми и разбегутся из-под священного знамени Октября, только пятками засверкают. А пролетариям всех стран покажут большой грязный кукиш. В присутствии дамы не имею возможности нарисовать более полную перспективу.

Василий Иванович положительно не мог согласиться с обидными царскими предсказаниями – они оскорбляли память бойцов, не щадивших в борьбе за народное дело свою горячую кровь. Комдив первый раз от чистого сердца пожалел, что не пригласил на сегодняшний ужин политически подкованного комиссара. Уж тот бы выдал по памяти пару страниц из «Капитала» и утёр императору нос. А теперь, в присутствии подчинённых, приходилось самому держать оборону и давать демагогу достойный отпор.

– Ваша правда, чего здесь греха таить, всякое в жизни бывает, может, иной раз и не самые лучшие полководцы к власти приходят, – допустил рассудительно Чапай, – но сейчас на дворе времена иные. Сейчас во власть такие парни пришли, что только держись. Грамотющие, молодые, щебечут, как птицы, на любых языках, эти спуску никому не дадут, больших дел наворотят.

Царь Николай обреченно закивал головой и, глядя перед собой в пустоту, сквозь мучительную улыбку согласился:

– Пожалуй, что наворотят, только вряд ли и времена, и полководцы другие. Времена иные разве что у очень глупых людей постоянно случаются. Мудрость великая на том и стоит, о том без устали и повторяет, что ничего не меняется. Вот извольте, потрудитесь полюбопытствовать, почитайте книгу проповедника Екклесиаста, в ней, как в фокусе морского бинокля, вся Библия сосредоточена. Проповедник, между прочим, понятным языком как на духу говорит: «Что было, то и будет, и что делается, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

– Вы, Николай Александрович, – съязвил нажравшийся до отвала студент, – никак без пригласительного билета в святые отцы подались. Писание, что таблицу умножения, без единой запиночки шпарите. Можно на новогодние утренники к детишкам ходить, под ёлкой Евангелие декламировать.

– Да уж по заслугам, по великим страданиям нашим, – абсолютно серьёзно ответил царь Николай, – к сонму православных святых надеемся быть сопричислены.

Разговор в этой стадии подошел к какому-то логическому завершению, он уже не предполагал дополнительных реплик и комментариев. Поэтому Василий Иванович, на правах хозяина дружеского застолья, предложил обществу немного размяться: «Кому требуется, рекомендую пройтись, освежиться, пока Аннушка с денщиком не обновятся с посудой, не накроют заново стол».

Над Разливом во всю глотку шпарила озверевшая от одиночества луна. Полный диск её был уже настолько велик, что, казалось, ночное светило свалится с катушек прямо на Землю. И лес, и костер, и залитая зловещим фосфорическим светом поляна – всё настороженно замерло в ожидании неминуемой вселенской катастрофы. Но странное дело, что все собравшиеся в Разливе люди, в действительности малые и беззащитные существа, испытывали при этом несказанный кураж, как будто вся их беспокойная жизнь была только и подчинена ожиданию конца света.

Как почётные гости, так и принимающая сторона разбрелись лениво по ближайшим кустам, а комдив, пользуясь удобным моментом, решил украдкой наведаться к озеру. Очень много спорных вопросов возникло по ходу беседы, которые требовали незамедлительных ответов. И получить их можно было только через волшебную мобильную связь.

Василий Иванович с оглядкой спустился по береговому откосу, подошёл к кромке воды и восстановил справедливый баланс уровня жидкости в природе. Только после этого облегчённо присел на заветный ольховый топляк. Он достал из глубокого кармана габардиновых галифе сотовый телефон, включил рабочий режим и привычно набрал девять сплошных четвёрок. В трубке незамедлительно ответили:

– Говорите, слушаю вас.

– Я, конечно, премного извиняюсь, Отче наш, быть может, звоню и не вовремя, но мне до зарезу хочется поговорить о сегодняшних наших гостях. Должен признать, они оказались неплохими ребятами, даже расставаться не хочется, право же, почти такие, как мы. Вам, наверняка, хорошо всё известно. Знаете, кем они были у нас на Земле, где и кем пребывают сейчас, и, главное, точно осведомлены, что ожидает этих людей впереди. Даже не сомневаюсь, что их личное дело хранится под грифом «секретно», но умоляю, поделитесь по дружбе хоть какой информацией, просто сгораю от любопытства.

Чапаев, за время телефонного знакомства, был порядком осведомлён о всяких причудах Создателя, о Его непредсказуемой манере рассмеяться в самый неподходящий момент. Однако на сей раз собеседник превзошёл самые смелые ожидания. Обрушившийся хохот зарождался почти что беззвучно, с мелкими всхлипываниями и подвываниями, потом вдруг выплеснулся таким громовым раскатом, что комдив непроизвольно поднял очи к небу в поисках электрической молнии. После резкого обвала нечеловеческого ликования, из трубки как ни в чём не бывало послышалось:

– Как всегда, ошибаешься, друг мой Василий, они не по нашему ведомству числятся. Не в моей, к счастью, компетенции знать и определять их дальнейший вселенский маршрут. Не то чтобы недоступны, скорее неинтересны они мне, для подобных клиентов водятся специалисты иного профиля. Если горишь нетерпением, могу, по-приятельски, предложить секретный связной телефон. Номерок запомнить несложно, всего-то состоит из девяти обыкновенных шестёрок. Звони вечерком, у них справочная служба довольно любезная, работают по высокому классу, получишь ответы на любой свой вопрос.