Позвони мне

Последнее время распоряжения комдива, его поступки и загадочные ухмылки порядком осточертели ординарцу. Теперь эта идиотская свистопляска с никому не нужным спектаклем. А тут ещё Анка не на шутку запропастилась, молодость уходит, но никакой личной жизни не складывается. Может, пора бросить всё к чёртовой матери и махнуть с ней хотя бы в Актюбинск, поближе к городской, человеческой жизни. Петька сплюнул в сердцах и полосонул нагайкой пристяжного коня.

Оставшись в Разливе вдвоём, комдив распорядился организовать Кашкету традиционный вечерний чай. Денщик немедленно приступил к исполнению. Он подвесил над очагом походный медный чайник и занялся необходимыми приготовлениями.

Василий Иванович, тем временем, расположился за центральным пеньком, разложил на столешнице вышитый бисером кисет с табаком и оправленную в серебро черешневую трубку. Привычным ловким движение он отделил от горелки мундштук, поднял с земли подходящий пруток и начал прочищать курительный инструментарий. Несколько раз собирал трубку, продувал её с лёгким шипением, чем-то оставался опять недоволен и снова прочищал тонким берёзовым прутиком.

– Может, помочь? – поинтересовался незаметно подошедший к командиру денщик. И не дожидаясь ответа, добавил: – Не нравится мне эта театральная затея, Василий Иванович. Поговаривают, будто Булгаков с нечистой силой знается, как бы порчу какую на нас не навёл. Писатель он, может быть, и неплохой, но белогвардейщиной от него за версту попахивает. Если уж так приспичило приобщать красноармейцев к большому искусству, предлагаю поставить спектакль «Буденный и Маргарита». Оно и Маргарите приятно, до самого сердца проймёт, и бойцам хороший пример для подражания. Все эти чёрные кошки и разборки с Понтием Пилатом до добра дивизию не доведут. Фактически, это же наглый подкоп под самого Карла Маркса. Фурманов только вчера рассказывал на курсах ликбеза про прибавочную стоимость, а мы начнём в армейском клубе без счёта червонцы на головы бойцам высыпать. Какой же дурак после этого революцию пойдёт защищать, все немедленно колдовством или ведьмованьем чёрным займутся. И опять-таки, Анка у нас на сносях, рискованно запускать в Разлив нечистую силу, того и гляди уродцем разродится.

– Не боись, не принесёт нам уродца, – самоуверенно заявил комдив. – А червонцы бросать на бойцов с балкона никто и не будет, мы им блестящих значков и грамот почётных подбросим, пускай забавляются. С виду, быть может, раскрасим почти как червонцы, но в буфете они не пройдут. А вообще-то давай отправимся спать, чего-то ни чаю, ни курить мне сегодня не хочется.       Долго кряхтел и ворочался в шалаше удручённый комдив. После круиза на космической субмарине в голове заварился непроглядный сумбур. Не находилось ответа на самый главный вопрос: что теперь должно быть критически важным для героя революции – борьба за мировое пролетарское счастье или спасение бессмертной души? В какой-то момент, перед тем как окунуться в целительный сон, ему вдруг привиделось приветливое лицо Николая Романова, ну явно же призывающее на рабочее место блаженного императора. Невероятным усилием воли Чапай отогнал наваждение и окончательно принял решение оставаться рыцарем мировой революции.

Утром, проснувшись против обыкновения довольно поздно, комдив разглядел сквозь дверной проём шалаша сидящих за центральным пеньком ординарца, денщика и, по всей видимости, доставленного в полном здравии живого писателя. На столе отдувался парами большой самовар, и компания, разливая по кружкам крутой кипяток, о чём-то увлеченно беседовала, не забывая черпать из эмалированной миски свежее кизиловое варенье.

На плече у писателя Булгакова, словно охотничий сокол, сидел внушительных размеров чёрный котяра, не обращавший никакого внимания на хозяйничающую в Разливе вертлявую шавку, которая, подвизгивая и вращая хвостом, шныряла между обувкой сидящих мужчин. Особо заметное внимание она уделяла дорогим штиблетам приезжего франта. Собачонка несколько раз обнюхала, облизала их, потом, изловчившись, сыканула пару раз на лакированный глянец, но не успокоилась и стала высматривать новые возможности для совершения мелких собачьих гадостей.

Василий Иванович, сообразив, что в глазах заезжего писателя следует выглядеть подобающим образом, начал облачаться в парадный мундир, с кавалерийским задним разрезом и прорезными карманами. Управившись с крючками и пуговицами, он не спеша пристегнул именную шашку и командирский, с секретными картами, неразлучный планшет. С удовлетворением осмотрел себя в походном зеркале и для пущей важности надел через голову полевой бинокль, потом ещё раз посмотрелся в зеркало и всё-таки приторочил кобуру с увесистым револьвером.

Из шалаша комдив вывалился разряженным как новогодняя ёлка, поэтому все, включая щеголеватого литератора, невольно поднялись со своих мест. Один только кот на плече Михаила Булгакова не выразил никакого восторга в связи с долгожданным явлением легендарного воина.

Свежим голосом хорошо отоспавшегося человека Чапай пожелал всем присутствующим доброго здравия и зачем-то иронично добавил, что тому, кто рано встает, Бог и кроме чая чего-то даёт.

– Вот вам Михаил Афанасьевич Булгаков, как и заказывали, собственной персоной пожаловал, – отрапортовал сияющий ординарец. – Первым делом хочу доложить, что с таким попутчиком хоть в бой, хоть в разведку без страха отправлюсь. Половину дороги без меня коней погонял, можно командиром тачанки, минуя испытательный срок молодого бойца, назначать.

– Рад, очень рад видеть вас, – искренне, от души пожал протянутую руку писателя Чапаев, – кота пока не приветствую. Если шкодить не будет, у нас в Разливе найдёт для себя на любой вкус развлечение. Может статься, что денщик ему «Мурку» на балалайке исполнит, главное, чтобы зверь с головою дружил. Как добрались? Не шибко потрусил вас в тачанке мой сорвиголова? Вот так в погоне вся боевая наша жизнь и проходит. Молодёжь в суровых буднях совсем одичала, отбилась, так сказать, от высокой культуры. В связи с этим дело имеется к вам исключительно важное, не терпящее никаких отлагательств. Вы ещё немного почаёвничаете здесь без меня, пока я к водице спущусь, освежусь после крепкого сна в нашем озере. А уж потом посидим, обо всём не спеша побеседуем.

При упоминании озера котяра на плече у Булгакова заметно насторожился, загорелся глазом и показал для чего-то клыки. Писатель мягко потрепал его по взъерошенной холке, и тот сделал вид, что угомонился, но сквозь щёлку левого глаза зорко сопроводил режущим зрачком удалявшегося командира.

Прибывший мастер художественного слова произвел на Чапая должное впечатление. Благородные линии твёрдого мужского лица, с глазами, наполненными глубоким внутренним светом, белоснежная рубашка под строгим концертным пиджаком на красном подбое – ничто не ускользнуло от острого глаза наблюдательного комдива.

Но, разумеется, всё это только красивая внешность. Необходимо было, прежде всего, пообщаться через мобильник с кем следует, получить надёжную информацию сверху, только тогда можно определиться, что это за Мастер и где его ненаглядная Маргарита. И вообще, стоит ли подпускать бойцов к творчеству Михаила Булгакова – это пока ещё далеко не решённый вопрос. Кашкет хотя и баламут, но про то, что писатель знается с дьявольской силой, слухи по дивизии ходят упорные. Поэтому просто обязан провести массированную тыловую разведку и самому во всём разобраться.

Ещё на подходе к заветной коряге Чапаев заметил, как с насиженного им топляка попрыгали в воду загорающие на солнечном припёке озёрные жабы. Но одна, особенно наглая, примостилась на тонком дальнем конце, раздула дрожащие щёки и скорчила такую гримасу, будто страдает немыслимым запором и готова пройтись от натуги по нижним ярусам безобразного жабьего лексикона.

Насчёт сомнительного лексикона Василий Иванович безусловно превозмог зелёную жабу и по ярусам прошёлся без единой запиночки, к тому же успел подхватить с земли сучковатую палку и прямой наводкой атаковать противника. Снаряд на сей раз не достиг желаемых азимутов и просвистал мимо цели, отчего у негодующего Чапая приключилось небольшое умопомрачение. Ему почему-то вдруг показалось, что жаба строит ехидную рожу, обнажая два хищных клыка, точь-в-точь такую же, как у писательского попутчика в обличье подозрительного кота. В это не хочется верить, но сволочь таки квакнула обидное слово «дурак» и плюхнулась в студёные воды Разлива. Комдиву стоило немалых усилий, чтобы сдержать себя и не кинуться в воду с оголённой шашкой на расправу с намылившей ласты рептилией.

Погуляв ещё для порядка по нижним ярусам всё того же многострадального русского слова и потискав рукоять притороченной шашки, Василий Иванович понемногу угомонился. Он как был – в парадном облачении, при бинокле и всём боевом снаряжении – с облегчением расположился на заветной коряге, предусмотрительно протерев сухим песком осквернённое рептилией место. Присутствие жабьего духа, конечно, омрачало предстоящий разговор с верховным распорядителем, однако комдив извлёк из кармана галифе мобильный свой телефон и набрал сакраментальный девятизначный номер.

На том конце связи немедленно отреагировали: «У аппарата, внимательно слушаю вас».

– Я, быть может, не очень и вовремя, Отче наш, поэтому заранее приношу извинения, но у нас в дивизии ситуация возникла сомнительная, можно даже сказать, несуразно тревожная. Беспокою Вас исключительно потому, что дело касается не только меня одного. О себе-то я меньше всего хлопочу, с утра до ночи только и делаю, что занимаюсь благополучием красных бойцов.

В эту минуту прямо перед комдивом из озера выплыла только что покинувшая поле брани зелёная жаба. Обнажила два кошачьих клыка и как ни в чём не бывало проквакала всё то же обидное слово «дурак». Прятаться мерзость не стала, бессовестно распластала по воде четыре когтистые лапы и вывалила стеклянные фары.

Глаза у Чапая вылупились едва ли не больше, чем у дрейфующей жабы, – не всякая помидорина даже в августе месяце могла получить такой спелый окрас, которым налилась его негодующая физиономия. Однако устраивать морскую баталию в присутствии самого Создателя не мог позволить себе даже такой матёрый рубака. Разговор приходилось вести, что называется, под «колпаком у Мюллера», то есть под издевательским наблюдением заклятого противника. Поэтому Василий Иванович демонстративно отвернулся в противоположную сторону, невероятным усилием воли подавил в себе гнев и весьма любезным голосом продолжил:

– Я, Отче наш, справочку желаю навести про одного незаурядного человека. Сегодня ко мне в Разлив пожаловал писатель Булгаков. Имя этого борзописца наверняка Вам знакомо. Ходят слухи, что писатель с нечистою силою знается. Не в моих правилах совать свой нос в чужие дела, но, если возможно, просветите немного, кем, по Вашим оценкам, приходится этот горделивый, пишущий странные опусы господин?

– Это ты прав, Михаил Афанасьевич действительно гордый, непростой человек. Вместо того чтобы развлекательные романы строчить, принялся биографии посланникам небес сочинять. Всё, что положено знать под Луной человеку про Божьего Сына, сполна преподано в текстах Писания и не должно становиться предметом литературных мечтаний. Это наше безраздельное право, кому следует персональные биографии составлять, и в помощниках мы до сих пор не нуждались. По опасной тропинке балансирует писатель Булгаков, не там, где положено, он пытается обрести свой душевный покой.

– Я в таких сложных разборках не хотел бы участвовать, Отче наш, – предусмотрительно дистанцировался Василий Иванович, – но мне необходимо сегодня же знать: может ли творчество Михаила Булгакова оказаться полезным для нашей дивизии? Мы ведь решительно настроены поставить в армейском клубе спектакль по мотивам романа «Мастер и Маргарита». Но о писателе по дивизии слухи зловещие бродят, как бы ненароком не спутаться нам с бесовщиной. Дайте, по-дружески, дельный совет, ставить на нашей сцене Булгакова или повременить. А быть может, подключить Михалкова Серёжу, больно уж ловок подставить верное слово в строку.

– Что касается Михалкова Сергея, судить не берусь, эта фигура по другому ведомству числится, а что до Булгакова, могу подсказать. Искусство ведь дело достаточно тонкое, многое зависит и от того, как намерены ставить спектакль, – рассудительно заметил Создатель. – Маргариту на шабаше можно и голой, а можно и в галифе показать. Лысая гора тем и сильна, что ни для кого не ставит запретов, не возводит ненужных преград, можно и Понтия Пилата без порток на сцене по-театральному выставить. Всё зависит от того, что вы собираетесь бойцам своим через этот спектакль преподать. «Мастер и Маргарита» произведение сложное, оно, как жизнь людей на Земле, предполагает различные драматургии. Ты вот негодуешь на клыкастую жабу, а она, может быть, совсем ни при чём. Рекомендую тебе за булгаковским котярой нет-нет да и присматривать.

– Да что же мы, по-Вашему, совсем сумасшедшие, чтобы бойцам Понтия Пилата голые яйца со сцены показывать? Нам, прежде всего, побольше справедливости из романа Булгакова на сцену вытащить хочется, правду жизни во всей полноте показать. У меня такое впечатление, что ребята из бригады Воланда большевистскую закалку прошли, можно сразу к Фурманову в команду записывать. Нам бы в дивизию с десяток таких красавцев привлечь, через пару недель без всяких соплей в коммунизме окажемся. Много чего интересного открылось мне из текстов Михаила Булгакова, немало хороших примеров для наших бойцов там преподано.

– А тогда зачем морочишь Мне голову? Ставьте спектакль, как написал Михаил Афанасьевич, тем более что сам автор приглашён консультировать театральную труппу. Вот только Иешуа Га-Ноцри и Понтия Пилата, Мой вам добрый совет, не очень на сцене выпячивайте. Критикуйте бездарных писателей, нечистых на руку торгашей, в пух и прах разнесите советскую бюрократию, только не следует ломиться со своим уставом в чужой монастырь. У себя наводите порядок, а наших коллег не цепляйте, не вынуждайте их нервничать.

– Мне и самому история с Иешуа и Понтием прокуратором не очень-то нравится, – согласился Василий Иванович. – Мы с комиссаром личный состав по Марксу муштруем, в строгом атеизме содержим бойцов. Но сердце вещает, что без этих ключевых фигур привередливый писака не согласится сотрудничать. Он по своей бестолковщине отчего-то решил, что это в романе и есть самые главные персонажи. Представляю, какие претензии возникнут к этим героям у товарища Фурманова. Конфликт между Булгаковым и Фурмановым практически неизбежен. У меня, если честно, просто крыша дымится, даже не представляю, как поступить с этой театральной бедой, хотя и от затеи поставить спектакль не готов отказаться. Очень много полезного в нём, способного хорошо послужить революции.

– Ты знаешь, Василий, Мне пришла в голову неплохая идея: вот возьми и предложи Фурманову сыграть роль всемогущего Воланда, у него это неплохо должно получиться, не напрасно он в тужурке из чёртовой кожи по дивизии носится. Я полагаю, ценного опыта он выше крыши набрался, того и гляди рога прорастут. Ты его в баньку хоть разок пригласи, подозреваю, у него давно уже в сапогах копыта лохматые цокают.

– Вот это идея, вот это совет! – аж заёрзал на коряге от восторга Василий Иванович. – Комиссар как пить дать согласится играть повелителя тьмы, особенно если узнает, что с ним на сцене в роли Маргариты будет голая Анка скакать. Всё-таки голова у Вас крепко работает. А скажите по правде, как, на Ваш взгляд, к роли Мастера я подхожу?

– К роли мастера чего? – поинтересовался Создатель.

– К роли писателя, конечно, – немного обидевшись на недогадливость Всевышнего, ответил комдив. – Я, между прочим, имею твердое намерение написать на склоне лет мемуары. Во-первых, если сам о себе не напишешь, ни одна сволочь потом и не вспомнит. И во-вторых, кому, как не мне, поведать будущим поколениям про боевые походы, про погибших товарищей, про весь наш революционный героический путь.

Неожиданно, прямо напротив комдива, из воды снова вынырнула всё та же клыкастая жаба. Рептилия скорчила отвратительно мерзкую рожу и нагло проквакакала обидное слово «дурак». Василий Иванович проявил незаурядную стойкость и проигнорировал эту подлейшую вылазку. Хотя в мыслях не отказал себе в удовольствии врезаться с шашкой наголо в фалангу из зелёных атакующих жаб, искромсать их в лапшу, а клыкастую мерзость подцепить на кончик клинка и проскакать с ней на горячем коне в развевающейся каракулевой бурке.

Представьте себе, из телефонной трубки немедленно последовал комментарий Всевышнего. Складывалось впечатление, что он лично присутствует при этом бородинском, с жабьим уклоном сражении.

– Ну что ты с ней, дуралей, по полю без толку носишься. Взял бы, как умные люди, супец заварил с задними филейными лапками. Какой же из тебя, скажи мне на милость, писатель, если ты с французской кухней не очень в ладу. Доля писателя совсем не из лёгких, прежде чем сделаться хорошим Бальзаком, не одну жабу придётся сожрать. И учти, самая главная книга без устали пишется на небесах. Крайне желательно, чтобы написанная кем-то словесная книга хотя бы местами совпала с большой главной летописью, иначе усилия автора окажутся пустой авантюрой, а за это могут и в угол, как ребёнка, на коленки поставить. Заставят потом до скончания веков читать с выражением собственный бред перед зеркалом. Не возрадуешься, что с кириллицей подружился. Так что желаю успеха в твоём литературном и театральном теперь уже творчестве. Не забывай про Меня, не ленись позванивать изредка.

Разговор хотя и оборвался довольно неожиданно, но в целом Василий Иванович остался удовлетворённым его положительным результатом. Он лихо соскочил с ольховой коряги, подошёл к кромке плескавшегося озера, поколдовал над пуговицами командирских парадных штанов и шумно, с хорошим напором облагодетельствовал студёные воды Разлива излишками своей мятежной стихии. И опять же не отказал себе в удовольствии живо представить, как бы кстати в этот момент вынырнуть под тугую струю ненавистной клыкастой жабе. Чудодейственного душа Шарко на сей раз не случилось, и комдив без должного энтузиазма приступил к выполнению обязательных после сна физкультурных нагрузок.

Против обыкновения, за отсутствием душевного энтузиазма, он лениво подрыгал ногами, как это делают конвульсирующие под электрическим проводом жабы. Потом совершил череду не очень добросовестных по глубине приседаний, под утешительный скрип генеральских сапог, и, передумав оголять для джигитовки беспощадно разящую шашку, направился вверх по откосу к командирскому шалашу.

За центральным пеньком наблюдалось заметное оживление. Прежде всего, в Разливе появилась долгожданная пулемётчица Анка, которая столичной штучкой порхала вокруг очарованных её волнующими формами физически здоровых самцов. Она хлопотливо раскладывала на дубовой столешнице походные закуски, расставляла стаканчики и прочую столовую утварь для празднования долгожданной встречи. Здесь как нельзя более кстати оказался привезённый ординарцем чумайсовский сидор. Петька, словно фокусник в цирке, опускал руку в защитного цвета волшебный вещмешок и поочередно извлекал, удивляя публику, то заморскую банку с консервами, то прозрачный с наклейкой пузырь настоящей смирновской водочки.

Обыкновенно Чапай не склонен был поощрять, когда без его командирского распоряжения начинали организовывать застолье. Однако на сей раз, в связи с присутствием высокого гостя да ещё ввиду благополучного прибытия зазнобушки Анки, комдив отнёсся к самодеятельности своих подчинённых на редкость снисходительно. Он благосклонно выслушал рапорт пулемётчицы о героически выполненном секретном задании и принял в сургучных печатях пакет от самой Надежды Константиновны, в котором якобы содержались последние заветы самого Ильича и ещё кое-какие чрезвычайные документы. За всё вместе командир объявил отличившейся боевой подруге персональную благодарность и пообещал сделать представление к награде, может, даже с вручением именного бинокля и отреза материи на вечернее платье.

Ну что же, делу время, а потехе час, – на правах хозяина положения напомнил присутствующим известную мудрость Чапай и предложил всем товарищам располагаться поудобнее за почти что семейным столом. Что, вообще говоря, происходило само собой, без всяких дополнительных распоряжений. Даже Кашкет давно уже примостился на краешке тесовой скамейки, потирал от нетерпения руки и едва сдерживал распирающее желание принять на грудь грамм двести смирновочки. Да и консервы от чумайсовских щедрот с американскими наклейками совсем не портили приятных аппетитных ожиданий.

– Вот и наступил, Михаил Афанасьевич, долгожданный звёздный ваш час, – со старта обрадовал автора знаменитого романа комдив. – Нынче же примемся ставить на сцене армейского клуба театральную версию Мастера заодно с Маргаритой. Всё складывается на редкость удачно, как хорошая партия в домино, даже Аннушка наша, украшение, радость дивизии, к первому акту пожаловала. За всё вместе и предлагаю выпить безотлагательно.

Компания в полном согласии сдвинула налитые доверху чарки. Последовав примеру своего командира, почтенное общество дружно накинулось отведывать извлечённые из щедрого чумайсовского сидора закуски. Беседа завязалась без всякого принуждения, выпившие люди на удивление легко стали азартно обсуждать предстоящий спектакль. Самый живой интерес вызвало выдвижение соискателей на заглавные и второстепенные роли. Более всех кипятился Кашкет, непрестанно напоминая присутствующим о своём неоконченном консерваторском образовании и, как следствие, о законной претензии на одну из ведущих ролей. Может быть, только один ординарец не выражал явным образом горячей привязанности к лицедейскому жанру.

– Полюбуйтесь, Михаил Афанасьевич, красавицей нашей Аннушкой, – мурлыкал на ухо писателю заметно повеселевший комдив. – Разве подберёшь на роль Маргариты более привлекательную актрису драматического жанра? Она тебе хоть Джульетту, хоть Тристана вместе с Изольдой, без всяких репетиций и грима, не хуже самого Шекспира преподнесёт. Вы случайно, когда роман свой писали, не заезжали тайком в четвёртую пулемётную роту?

– К вам в пулемётную роту, признаться, я тайком не наведывался, – с демонстративным сожалением заявил сочинитель, – но только сценарий спектакля будет таков, что Маргарите придётся неоднократно голой на публике появляться. Это довольно непростая для любой актрисы задача. Ей ведь необходимо при этом и своё достоинство, и натуральность ситуации полностью сохранить. Не представляю, как ваши красноармейцы будут реагировать на подобные экстравагантные сцены. С другой стороны, переделать что-либо в произведении нет никакой возможности, сразу развалится общая драматическая ткань.

– Вы, товарищ Булгаков, по моим наблюдениям, очень недооцениваете нашу революционную молодёжь, – молниеносно отреагировал Чапай. И тут же задал пулемётчице прямо в лоб судьбоносный вопрос: Скажи мне и писателю, Аннушка, сможешь перед всеми бойцами на сцене без порток и обувки пройтись?

– Если чтоб жеребцам нашим поглазеть – конечно, не стану. А если для дела революции потребуется, всё смогу, – как на военной присяге отчебучила захмелевшая Анка и начала немедленно стягивать с себя гимнастёрку.

– Да погоди ты, не враз, – принялся осаживать пулемётчицу командир и подмигнул Михаилу Булгакову. – Это потом, по ходу спектакля, когда все артисты войдут в свою роль и публика поймёт, ощутит, что наступил самый подходящий момент.

И уже обращаясь непосредственно к приезжему писателю, комдив не без гордости поинтересовался:

– Ну как вам она, уважаемый Михаил Афанасьевич?