Позвони мне

– А что же, по-твоему, оставалось мне делать, как следовало поступить после позорно проигранной Мировой, а до этого ещё и Японской войны? Победоносная Россия таких поражений даже своим императорам не прощает. Это только ваши комиссары считают, что революцию совершили большевики, тогда как она сделалась неизбежной расплатой за поражение власти в великой войне. Сказать по правде, Василий, вот здесь на сортировке сырья мне живётся гораздо покойней, нежели на престоле Российской империи. Детишек жалко до слёз, но о себе я ничуть не тужу. Мне адмирал обещал встречу устроить с убиенным Алёшей. Цесаревич, оказывается, на секретной субмарине вахту несет, которая базируется на одной из планет в созвездии Хромого Центавра. Может, через несколько парсеков и свидимся, я по случаю разжился коробкой шоколадных конфеток «Мишка на севере», сыночек любил их до самозабвения.

После двух часов не очень обременительного труда, именно в тот момент, когда Николай Александрович поволок на четвёртую женскую палубу первые вёдра тщательно отсортированного полуфабриката, у Чапая в кармане форменного комбинезона призывно заиграл «Интернационал». Василий Иванович не был человеком сентиментальным, но в эту минуту натурально подкатил к горлу ком. Всё-таки настоящая дружба проверяется поступками, и сегодня Создатель показал себя с самой что ни на есть положительной стороны.

Комдив, словно шашку из ножен, выхватил из кармана комбинезона мобильный телефон и, едва не переходя на истерический крик, отозвался:

– Слушаю Вас, Отче наш. Вы даже не представляете, как я соскучился за Вашим отеческим голосом, как ожидаю дружеского звонка. Вот так живёшь и не всегда понимаешь, кто на свете тебе всех дороже, за кого ты готов без раздумья собственную голову сложить.

– Обыкновенное дело, Василий, – как ни в чём не бывало ответил Создатель, – вы всегда начинаете вспоминать обо Мне, когда жареный гусь хорошенько прицелит и клюнет. Ты бы похвалился по дружбе, как устроился на новом месте. Много неожиданного, наверное, открыл для себя. Сам теперь убедился, ничего здесь особенного, нормальная жизнь, только порядка, пожалуй, побольше, чем в твоей непутёвой дивизии. Честно скажи, немного серчаешь, что самовольно переселил тебя в наши пределы? Но ведь жизнь тогда и прекрасна, когда балует нас всякими неожиданностями.

– Не стану сочинять, что обрадовался нечаянному перемещению, – признался Чапай, – однако ничего не поделаешь, придётся терпеть, начну приспосабливаться и к этой космической экзотике. Я человек военный, с хорошей закалкой боевыми походами, найду своё место в строю. С детства мечтал посвятить себя мореплаванию. Конечно, не так это всё представлялось, больше мечталось под парусом ходить, а здесь сплошные галактики и нагромождения тысячелетий. Правда, со службой не всё пока ладится. Адмирал распорядился вахту нести в женской бане, кочегаркой заведовать, и не предупредил, старый плут, что для этого с карманным бильярдом расстаться положено. Может, в хозяйстве кочегару бубенчики и не пригодятся, но всё одно почему-то обидно. Дело даже не в этом, всё-таки хочется как-то поближе к моей главной профессии определиться. Лихой кавалерии наверняка у вас нет, а вот пехота какая-никакая, полагаю, имеется. Согласен хоть рядовым с трёхлинейкой наперевес, хоть подразделением небольшим покомандовать.

– Видишь ли, Василий, профессия твоя больно уж здесь бесполезная, никто в наших пределах воевать не готовится. В отделе кадров постоянно висят на доске объявления с предложением для специалистов мирных профессий, спрос на них очень велик. Был бы ты, скажем, хорошим сапожником или краснодеревцем оказался, с трудоустройством не возникло бы ни малейших проблем. Даже не представляю, куда можно определить на космическом скороходе специалиста по истреблению полных жизни людей. Так и быть, если невмоготу отказаться от детородных своих принадлежностей, попробую выхлопотать медицинскую должность, сам будешь новобранцам яички оттяпывать.

– Отче наш, да на кой мне сдались чьи-то яйца, – в отчаянии запротестовал комдив, – что Вы всё время меня к ним пристегиваете. Мне о них даже подумать противно. Лучше назначьте баранов пасти, к сельским работам я с детства привык, приложу все старания, не подкачаю. За год увеличу поголовье в три раза.

– Такое впечатление, Василий, что ты только вчера на свет народился. Ведь баранов тоже охолащивать в кошаре придётся. Какая разница, кому ножичком яйца приходится чикать – баранам или вновь прибывшим рекрутам. По-моему, ты просто капризничаешь, сам не знаешь, чего добиваешься. Мой тебе добрый совет: держись, как в бою, – шашку долой и где «ваша не пропадала».

– Ради всего святого, умоляю, Отче наш, оставьте меня при Николае Романове, буду прилежно сортировкой сырья заниматься. Не скажу, что дело очень приятное, зато ни с чьими яйцами не придётся возиться. Видно, своё я уже отвоевал, дайте спокойно пожить напоследок.

– Не печалься, дружище, открою секрет: это я по-приятельски переместил тебя в наши края в порядке экскурсии, на один лишь денёк, – неожиданно обрадовал комдива Создатель. – Надо же было как-то продемонстрировать, что за приятные встречи ожидают вас всех впереди, и, как знать, может, сам сделаешь полезные выводы. Хотя я не очень рассчитываю на человеческое благоразумие и подозреваю, что оно на Земле совсем ни к чему. Хорошо, когда есть возможность проживать интересную жизнь по своему усмотрению, для нас это важнее всего. Сейчас возвернёшься обратно в дивизию, обо всём, что случилось с тобой, ни гу-гу. Командир ты толковый, оперативную обстановку сам хорошо понимаешь. Отправляйся в прошлою жизнь.

Очнулся Василий Иванович в жутком поту, в напрочь вымокшей бурке, едва ли не такой, что сушилась на бельевой верёвке поблизости от шалаша. На дворе вечерело, закатное солнце окрасило горизонт и небо над ним широкой палитрой полыхающих зорь. В эту минуту настолько желанным, родным и прекрасным показался Разлив, что легендарный рубака, не стесняясь, уронил скупую слезу.

«Что же это было со мной, – подумал Чапай, – сон ли, какое-то наваждение или в самом деле пришлось наведаться на другую сторону света и лично познакомиться с тем, что ожидает людей впереди? И как теперь жить с этим свалившимся на голову знанием? Может, в самом деле перестать валять дурака и по совету Николая Романова заточиться в жесточайшую схиму? Ещё не поздно неустанной молитвой заслужить себе будущее в каком-нибудь милом местечке, чтобы не сделаться потом тараканом или до скончания веков не ковыряться в дерьме».

Долго ещё лежал в шалаше притихший комдив, обуреваемый напором неподдающихся простому решению человеческих дум.

Глава десятая

Уже денщик тихонечко занёс и подвесил под потолком зажжённый керосиновый фонарь, неизвестно по какой причуде называемый в народе «летучая мышь». Уже из леса начали доноситься первые звуки ночной таинственной жизни, а Чапай всё не поднимался, мучительно соображал, какие выводы полагается сделать, как распорядиться собой после недавней феерической экскурсии. Ведь удалось же как-то адмиралу Нельсону сохранить армейское положение и заступить на почётную капитанскую должность в рулевой рубке космической субмарины. Или тем же скрипичным и прочим музыкальным мастерам предоставили возможность продолжать заниматься любимым своим ремеслом. Стало быть, существует нормальная возможность совмещения земной человеческой деятельности с грядущей предвечностью. Наконец, не придя ни к какому положительному заключению, комдив вздохнул полной грудью, расправил усы и негромко окликнул Кашкета.

Денщик, преданно отиравшийся неподалеку, тотчас подал свой голос и тихонько, бочком пробрался в шалаш.

– Настроение нынче что-то паршивое, – пряча улыбку, заметил Чапай, – сыграл бы что-нибудь для своего командира, давненько не слышал твоей балалаечки.

– Уж и не знаю, как развеять вашу тоску, Василий Иванович. Судя по всему, любимая наша рапсодия «С одесского кичмана» едва ли придется ко времени, тут надо исполнить что-либо очень щемящее, тонко берущее за душу. К вам в последнее время трудно бывает приладиться. Раньше я наперёд узнавал любые желания своего командира, а теперь не могу – всё мечтаете о чём-то никому непонятном. Такое впечатление, что каждый день к самому Карлу Марксу на доклад собираетесь.

Кашкет бережно снял с камышовой стены шалаша подвешенную за головку концертную балалайку и тщательно протёр её висевшим рядышком полотенчиком. Поудобней уселся на своём топчане и принялся сосредоточенно подстраивать сердобольную трёхструночку. Пробные прикосновения, как одинокие капли дождя, украдкой вплелись в звуковую палитру вечернего Разлива. Даже отдалённый жабий переквак начал приобретать какую-то художественную осмысленность в нарождающемся музыкальном калейдоскопе.

– Ты у меня всё-таки однажды доболтаешься, определю я тебя в передовые окопы на доклад к Карлу Марксу, вот там и сбацаешь «С одесского кичмана», будут тебе и пряники с повидлом, и кофе с молоком. Много чего ещё ожидает тебя, дурака, впереди, ты уж поверь своему командиру. Наш Разлив ещё таким раем покажется, белугой завоешь при любом воспоминании о нём. А послушать сегодня мне хочется романс из булгаковской «Белой гвардии», сколько можно разную дрянь на своей балалайке наяривать. Есть что-то в белогвардейских грёзах про белые акации и гроздья душистые от весны моей юности. У нас под южным солнцем до одури в начале лета акации цвели. А ещё в семинарии поп, приехавший из Украины Закон Божий читать, необыкновенно вкусно из цвета акаций варенье варил. Быть может, он в Андреевской церкви служил, что неподалеку от дома Турбиных расположена. Чудаковатый был поп, без поросячьего сала даже в Великий пост не умел обходиться, трескал втихую, запираясь в семинарском сортире. Мы, не будь дураками, пробуравили ножиком дырку в доске и подловили его на горячем. Застигнутый врасплох салоед, не торгуясь, пятерки нам по успеваемости ставил, боялся, чтобы архиерею про его шалости не доложили.

– Вы никак батюшкой, по младости лет, имели намерение сделаться, Василий Иванович? – изображая недоумение, будто впервые слышит, поинтересовался Кашкет. – Представляю вас в бурке на лихом скакуне и как вы по алтарю, вокруг Святого престола, размахивая кадилом, гарцуете. Видит Бог, православие в вашем лице потеряло новоявленного Победоносца. Может, добьём капелевцев и вместе махнем на приход? Я при вас хоть пономарём, хоть регентом готов службу исправно нести, глядишь, и для себя, горемыки, постами с молитвам отпущение грехов заслужу. Больно уж в раю повидаться с брательником Ленина хочется.

Из разрозненных звуков, как из осколков драгоценного сосуда, сосредоточенный денщик начал лепить волшебный силуэт прекрасной музыки. И вот уже в шалаше, заполняя Разлив мелодией тончайшего рисунка, расцвёл непревзойдённый белогвардейский романс. Всё-таки непостижимое существо человек. Сколько раз в своей фронтовой жизни легендарный комдив кромсал и крушил капелевских офицеров, а вот сейчас, так же самозабвенно и неистово, наслаждался благородством хрустальных их душ.

Выслушав до конца белогвардейский романс, Чапай выразил глубокую признательность таланту исполнителя и как бы продолжил прерванный разговор.

– Болтаешь, дуралей, что ни попадя, как бы жалеть потом не пришлось, – по-отечески предостерёг исполнителя Василий Иванович. – Времена такие приходят, что каждому бойцу хорошенько задуматься следует, чем заниматься он станет после победы над капелевцами. Я бы на твоём месте в артисты подался, здесь не может быть никакого сомнения. Говорят, в Москве режиссёр один замечательный объявился, по фамилии Станиславский, к вешалкам очень неравнодушный. Вот бы тебя главным распорядителем вешалок взять и назначить, поди ни один крючок без дела не пустовал бы. Ну а если без шуток, скажи мне, что у нас в целом с искусством в дивизии происходит. Как оно служит великому народному делу, как оправдывает надежды революции.

– Ничего такого особенного с искусством в нашей дивизии не происходит, – невозмутимо сообщил денщик, – всё идет по заведённому распорядку. Композиторы сочиняют музыку, поэты, как им полагается, пишут стихи, артисты играют на сценах спектакли. Те, которые революцию славят, в президиумах на собраниях сидят, а те, которые истину добывают, тоже, похоже, сидят, но писем любимым не пишут. Попадаются отдельные умники, большей частью из тех, которые белокостной болезнью страдают, так они лыжи тихонько в сторону капелевцев навострили, мечтают при их благородиях звёзды с неба хватать. Скатертью дорожка, как говорится. Фурманов, не будь идиотом, распорядился в армейском клубе трёхактный балет «Семён Будённый» всем на зависть поставить. Может, и меня на заглавную роль пригласит, я уже на всякий случай не бреюсь, усы для сходства пушистые отпускаю.

При этом денщик зажмурил от предвкушаемого удовольствия левый свой глаз и провёл большим пальцем по едва наметившейся щетинке будущих роскошных усов. Быть может, в эту минуту он увидел себя на мавзолейном подиуме, может, даже принимающим военный парад из чеканящих по брусчатке кованых армейских сапог.

– Правильно мыслишь, Кашкет, последнее время стал замечать, что в тебе прибавляется революционной закваски. Мы ведь почему с беляками боремся, мы какую жизнь в дивизии наладить хотим? По Марксу и по моему разумению, люди искусства призваны служить своему народу. Именно служение рабочим и крестьянам должно сделаться при коммунизме главной задачей для творческого человека.

Василий Иванович с удовлетворением отметил про себя, что уже полностью готов не хуже Фурманова заведовать политучебой не только среди рядового, но и командного состава. Возникло приятное ощущение, будто он и сам причастен к написанию «Капитала».

– Удивительное дело, – своим чередом не сдавался своенравный денщик, – хорошо помню, как убелённые сединами профессора страстно призывали, заклинали студентов служить одному только вечному искусству. Делали это, доложу вам, весьма убедительно, и, признаться, многие охотно верили им. Согласитесь, в призывах почтенных наставников был здравый смысл. Зачем же служить тому, кто в твоих услугах, быть может, и не очень нуждается.

– Эх ты, недотёпа, неправильно вас учили, совсем не по-революционному, – категорически запротестовал Чапай. – У тебя же есть голова на плечах, сам рассуди. Личный состав не покладая мозолистых рук содержит служителей муз: кормит их, одевает, строит больницы, жильё. Вот за всё это благодарное искусство и должно не оставаться перед щедрым народом в долгу. Всегда справедливо ожидать, чтобы на добро отвечали добром. Если я проявляю ежедневно заботу и снабжаю ездовую кобылу неплохим фуражом, должна же и она отвечать благодарностью.

– Может, вы и правы, Василий Иванович, но сравнивать Шекспира с вашей кобылой мне до сегодняшнего дня просто в голову не приходило. Мне кажется, что этого гениального человека специально никто ничем не задабривал, не брал на своё попечение. Он, как и все великие люди, щедрой рукой расточал неземные плоды освящённого небом таланта. Может, оставить в покое и наших пролетарских служителей муз, пускай порхают на воле, как птицы небесные. Всё-таки хорошо, когда никто никому ничем не обязан и не требует друг от друга наград.

Василий Иванович, разумеется, не лишён был своих представлений о Вильяме Шекспире. И насчёт перед сном помолиться с Дездемоной, и по поводу «Убить или не убить» имел свои, опытом Георгиевского кавалера выстраданные убеждения. Однако какое отношение имеют все эти гамлеты и датские короли к революционной обстановке в дивизии, понимал с трудом. Поэтому деликатно подвёл разговор о проблемах искусства поближе к местным, доморощенным повелителям муз.

– Дался тебе этот Шекспир, зачем нам нужны чужие кумиры, давай лучше о своих писателях поговорим. Наша дивизия талантами не обделена, русские люди башкою крепки и изобретательны. Что ты можешь сказать, например, про писателя Михаила Булгакова, он талантливый сочинитель или же нет? Его романы добавят могущества русскому слову, принесут литературные лавры нашему дорогому Отечеству?

– Мне бы гораздо проще было ответить на этот вопрос, если бы я знал ваше мудрое мнение, товарищ комдив, – предусмотрительно заметил Кашкет. – Всё-таки партия – наш рулевой, опасаюсь, как бы самому не в ту степь забуриться. Иногда мне кажется, что в делах революции я ещё не настолько силён, чтобы на своё беспартийное мнение целиком положиться.

– А мне тогда зачем твой ответ? Ты давай, дураком не прикидывайся, правду скажи: нравится роман «Мастер и Маргарита» или вызывает сомнение? Это гениальное произведение или собачья белиберда? Фурманов на сто процентов уверен, что писатель Булгаков, на самом деле, сбежавший из сумасшедшего дома белогвардейский поручик. И что нам давно уже пора определиться с ним по назначению – то ли обратно в дурдом, то ли обеспечить под стенкой по заслугам исход.

– Я, Василий Иванович, сам всё время ломаю голову, нравится мне писатель Булгаков или нет, вроде бы роман «Мастер и Маргарита» неплохо написан, но бесовщиной от него несомненно попахивает. Так что, ей-богу, не знаю.

– Вот, проходимец, таки отправлю на передовую, чтобы мозги тебе на место поставили. Так всю жизнь дурачком не прокатишь, башку свернёшь обязательно. Колобок, он только сначала от деда с бабкой ушёл, а потом всё одно к рыжей лисице на зуб закатился.

– И что это вы, Василий Иванович, передовой меня постоянно пугаете. Будьте уверены, не хуже Петьки вражеского языка голыми руками возьму. Ни про какую уху сопли разводить не стану. Это у него то чей-то брат занемог, то у кума кобыла издохла. Я сразу шашку наголо и любого противника, как кочан капусты, в солому перекрошу.

– Это с балалайкой-то своей наголо? Не боишься, что кони в дивизии все обхохочутся? Я тебе так скажу: хорошо, когда каждый своим делом норовит заниматься. Вот тебя, дуралея, в консерваториях искусству учили, значит, в искусствах и находи себе применение. Почему бы тебе в нашем армейском клубе не поставить спектакль по роману «Мастер и Маргарита». Главным консультантом пригласим самого Михаила Афанасьевича, пускай сочинитель воплощает на революционных подмостках своих фантастических персонажей. Талантливая молодёжь среди бойцов в дивизии есть, подберём достойных исполнителей на всякую роль, пора красноармейцам в большое искусство подаваться. И вешалку, между прочим, не хуже, чем в московских театрах, соорудим. Не знаю, как с неприятельским языком, а с вешалкой у тебя, убеждён, неплохо должно получиться.

Тем временем в Разлив, на полном скаку, нарушая вечернее умиротворение глухим стуком конских копыт и звоном трясущейся сбруи, залетела штабная тачанка. И вот уже в дверном проёме командирского шалаша замаячила крепкая стать потирающего руки ординарца.

Петька был из тех редких и счастливых людей, присутствие которых в любой ситуации сообщает окружающим весёлый оптимизм и ощущение вкуса здоровой жизни. По всему видно было, что день у Петрухи, как и положено, сложился на славу. Об этом свидетельствовало светлое сияние ликующих глаз и заплечный увесистый сидор, который он по ходу сбросил в руки Кашкету.

Ординарец, источая запах свеженькой водочки вперемешку с конским и собственным потом, с перещёлком офицерских сапог сделал под козырёк и доложился Чапаю о выполненном поручении, особенно отметив доставленный в полной сохранности гостиничный сидор.

Василий Иванович, несомненно, обрадовался возвращению ординарца, но, согласно субординации, не выразил личного восторга и, не обращая внимания на пухлый сидор, недовольно пробурчал:

– Где тебя нелёгкая носит? Уже можно было двадцать раз возвернуться не только из штаба Фрунзе, но на тот свет и обратно смотаться. Не иначе как с бабами где-то возжался, знаю тебя, кобеля.

– Так я же Чумайса в штаб армии по вашему распоряжению сопровождал, – начал торопливо объясняться Петруха, поправляя пристёгнутую шашку и деревянную кобуру немецкого маузера. – Нормальным дружбаном, между прочим, рыжий кренделёк оказался. Часики карманные в золотой оправе по- братски мне подогнал, теперь на службу в Разлив без опоздания буду являться. Свежих банок с тушёнкой полный сидор передал, в знак уважения к вашим геройским заслугам. И ещё акциями с электростанций обрадовать обещал, того и гляди жизнь потихоньку наладится.

– Я тебя, контра, обрадую акциями с народных электростанций, не хватало только в штабе дивизии собственных буржуев иметь. Уж больно торопится на свой лад похозяйничать этот рыжий барбос, последнего слова большевики ещё не сказали. Запомни и ты: мы ещё устроим кое-кому прогулку без яхты, по ленинским, милым сердцу местам. Сибирь необъятная, места для всех хватит. Между прочим, пока ты водяру с буржуем хлебал, мы с Кашкетом времени зря не теряли, вместе ломали голову, что бы такого приятного для молодёжи в дивизии сделать, как приобщить её к сокровищам мирового искусства. И вот решили в армейском клубе поставить спектакль по знаменитому роману Михаила Булгакова. Между прочим «Мастером по Маргаритам» эта весёлая книжица называется. Давай и ты подключайся к пролетарской культуре, будем вместе рядить и советоваться, как бы получше всё это депо обстряпать. Я предлагаю репетировать сразу в авторском присутствии, чтобы было, как говорится, из первых рук. Нечего нам тень на плетень наводить, поэтому сочинителя Булгакова следует немедленно доставить сюда. Пока лошади ещё не охолонули, дуй на тачанке в расположение и к утру хоть разбейся, но доставь его целым и невредимым в Разлив.

– Управлюсь ли за ночь, Василий Иванович? Неровен час, коней загоню. Целый день не выпрягал рысаков из тачанки, сорок вёрст в один конец и примерно столько же было обратно. Может, завтра с утра, на свежих копытах рвану за писателем? Никуда он не денется, доставлю в полной сохранности, получите как из швейцарского банка. Закажете – и пару балерин вместе с ним прихвачу, для настоящего театра они в самый раз пригодятся. Прикидывайте сразу, чтобы тачанку по чём зря не гонять.

– Откладывать ничего мы не будем, – категорически заявил Чапай, – некогда ждать, молод ещё, не знаешь настоящую цену времени. Мне в твои годы тоже казалось, что его и девать вроде бы некуда. А вот ныне такое привиделось, после чего каждый день, минута, прожитая на нашей Земле, начинает казаться таким драгоценным даром, что любые богатства мира с готовностью отвалишь за них. Так что не медли, малость перекури и трогайся в путь. С писателем будь повнимательней, революции нужны толковые головы. А то ведь тебе только словечко против шерсти скажи, шашку небось навострил, что косу перед жатвою.

Петька был одним из тех редких и решительных людей, которые любое поручение принимаются выполнять незамедлительно. Поэтому ещё не остывшие кони с места рванули в карьер, и тачанка умчалась на поиски знаменитого писателя. Только дробное постукивание скорых копыт утонуло в лесной чащобе.