«Ах, вот в чём дело!» – наконец, я сообразил и побежал домой.
Я залетел в комнату и долго смотрел на маму, занимающуюся своими делами.
– Ты чего, сыночек? – спросила она удивлённо.
– Это правда?
– О чём ты?
–У нас будет братик?
– Правда, правда. Только вот я не знаю, братик или сестричка.
Я не был готов к такому повороту событий, к появлению в нашей семье ещё одного или одной…
– Когда? – задал я глупый вопрос, не зная от растерянности, что же ещё спросить.
Мама тихо, как-то по-особенному, нежно засмеялась, погладила меня по голове и ответила:
– Скоро, сыночек, скоро. Будет у нас малышка.
Я выбежал из комнаты и с глупым видом подошёл к своим, более осведомлённым друзьям.
– Ты чего такой размазанный? – спросил кто-то из них. – На тебе лица нет.
Не поняв от растерянности этих слов, я неуклюже потрогал свой нос и, убедившись в том, что моё лицо на месте, я «сморозил» ещё одну глупость:
– У меня есть лицо. А скоро у нас ещё будет брат.
Все засмеялись, начали трогать мои щёки, уши, лоб.
– Действительно, у него лицо. А мы думали, это картошка.
– Сам ты картошка, – огрызнулся я и толкнул остряка так сильно, что он неожиданно отлетел в крапиву.
Хохота было на всю улицу.
Когда Слава пришёл из школы, я сразу решил его огорошить новостью.
– А у нас скоро будет братишка. Или сестричка.
– Ну и что? – равнодушно отреагировал он на мою новость.
– Тебе что, не интересно знать?
– Я уже давно об этом знаю.
Второй раз за сегодняшний день я оказываюсь в дураках.
– Ты знал и ничего мне не говорил?
– А ты что, сам без глаз?
– Причём тут мои глаза? – опять я высказал глупость.
– Притом, что это уже давно все видят, кроме тебя.
Дурачком я себя вроде бы не считал, но сейчас я выглядел именно так и с обиженной физиономией ушёл от брата.
Одним весенним тёплым днём папа взял на работе машину и отвёз маму в больницу.
Через два дня он радостно сообщил нам со Славой:
– Ну, что, братья-кролики? Вы готовы встречать пополнение в нашей семье?
– Как?.. Где?.. Что, уже есть? Как его зовут? – один за другим посыпались вопросы.
– Уже есть. И зовут его пока никак, – со смехом отвечал отец. Скоро сами увидите.
Так появился у нас ещё один мальчишка. Маленький, сморщенный и очень голосистый.
Он занял когда-то бывшую нашу со Славой зыбку, которую накануне папа подвесил и закрепил на потолке.
Не скажу, что с появлением братишки круто изменилась наша мальчишеская жизнь, но, всё-таки, свободного времени поубавилось. Когда мама занималась домашними делами, она приспосабливала нас со Славиком к воспитательному процессу. Мне, как имеющему больше свободного времени, чаще, чем Славику, доставалось получать удовольствие от качки зыбки, кормления из бутылочки голодного крикуна и замены мокрых пелёнок.
Иногда, чтобы для семьи добыть дополнительное питание, мы с друзьями выходили на речку или на пруд ловить рыбу. Снасти у нас были немудрёными. При ловле мелких рыбёшек в реке – это была даже не река, речушка – мы пользовались намётом. Это такая мешкообразная сетка, прикреплённая к длинной жерди. Удавалось наловить за день килограмма два на всю нашу ватагу. Делить на всех этот улов не было смысла, поэтому мы в старом, видавшем виды, котелке варили вкуснейшую уху и тут же, на реке, съедали прямо из котелка. Иногда мы выходили на более серьёзную рыбалку. Рано утром, ещё до рассвета, с удочками мы отправлялись на пруд. В пруду водился карп, и поймать такую еду считалось большой удачей.
Однажды мы с ребятами договорились выйти на такой промысел, и чуть только забрезжил рассвет, мы уже расположились на берегу пруда. Мы – человека четыре или пять – выстроились в рядок на берегу и ждали хорошего клёва.
Утро было прохладное, безветренное. Пруд, как волшебное зеркало, завораживал своей неописуемой красотой. По берегу кустистые вётлы опускали в воду свои ветви.
Карп не хотел в такое утро помирать и совсем не набрасывался на нашу наживку. Мы терпеливо стояли и, не спуская глаз, смотрели на неподвижные поплавки. Эта напряжённость, тревожная с ожиданиями ночь и утренняя прохлада действовали магически успокаивающе на наше состояние. Хотелось спать.
Берег был обрывистый, высотой примерно метр. Рядом со мной расположился Петя Щёкин. Он, как и все мы, напряжённо следил за своим поплавком. Чтобы комфортнее себя чувствовать, Петя руки спрятал в карманы рваных штанов, а удочку засунул под мышку.
В какой-то момент Петя задремал и полетел прямо по направлению своей удочки.
Начало этого акробатического нырка, устремив свой взор на поплавок, я не видел. И только услышав в утренней тишине возле себя нешуточный всплеск, я подумал, что Петя поймал громадного, килограммов на десять, карпа, но, повернув в его сторону голову, не увидел ни карпа, ни Пети. И через мгновение я заметил бултыхающегося в воде соседа. Руки из карманов при падении он вытащить не успел, а моментально намокшие штаны крепко их прихватили.
Пытаясь вытащить руки и, видимо, спросонья, ещё не понимая, что с ним случилось, он неуклюже барахтался, высовывая из воды голову и, выплёвывая изо рта струи воды.
В какой-то момент, я своим детским умом понял, что тут дело не шуточное, и, быстро положив свою удочку, прыгнул на помощь своему соседу. Глубина у берега была не более одного метра, так что, при своём росте я смог, стоя по грудь в воде, схватить за штанину Петра и подтянуть его к себе. Наглотавшись воды, с вытаращенными от испуга глазами, да, так и оставшимися в карманах, руками, Петя оказался на берегу. Ребята подбежали к нам, вытащили на сухой берег ныряльщика, и помогли мне вылезть на сушу.
Когда всё успокоилось, и Петя уже сидел на берегу, снимая мокрую одежду, ребята начали подшучивать и смеяться над ним:
– Как там в водичке? Есть рыба?
– Ты не мог схватить одну за хвост?