А почему бы и нет

Эпопея с цыганской дружбой сделала меня старше, разумнее и оставила след в моей голове на всю жизнь. Во-первых, я понял, что свобода, риск и решительность определяют образ и смысл человеческого существования. Во-вторых, родительское поведение однозначно предопределило моё отношение к воспитанию своих будущих детей.

Последние дни лета задали мне много поводов для осмысления своего настоящего и будущего существования.

Пришёл сентябрь, а вместе с ним и школа раскрыла свои объятья для встречи любимых и нелюбимых учеников.

Глава 3. Интересен процесс, взросления.

Я не знаю, в какую категорию этих учеников определила меня школа, но мне точно известно моё отношение к школе. Я был влюблён в неё. В школу! И ходил туда с радостью и удовольствием. В связи с тем, что учёба давалась легко, и мне не надо было тратить время на дополнительные занятия, я не пренебрегал любой возможностью дольше бывать в школе.

Расстояние от школы до моего дома составляло двести метров, поэтому, сейчас я с уверенностью могу сказать, что школа и дом были для меня чем-то одним целым, неразделимым.

Всевозможные кружки, спортивные мероприятия занимали в моей жизни всё, оставшееся от уроков, время.

Вспоминаю сейчас свою и жизнь, пишу эти строки и ловлю себя на мысли, что будто бы я был каким-то идеальным мальчиком. Конечно, нет. Я был «мальчишкой» со всеми, присущими этой категории людей и этому возрасту чертами характера и поведения.

В шестом классе я впервые в жизни влюбился в девчонку из нашего класса. Она была красива, энергична, весёлая, шумная. Одним слово – самая лучшая.

Так как учителя любили меня и, как лучшего ученика, сажали на первую парту, чтобы в нужный момент увидеть и попросить меня помочь классу. Моя «любимая» сидела, обычно, на третьей парте. Для меня было невыносимо трудно не видеть её в течение целого урока. Вот она – детская любовь! Я крутился на своём почётном месте, и стал всё чаще и чаще получать замечания от учителей.

Однажды, без разрешения учителя, что в те времена приравнивалось к «криминальному школьному преступлению», я пересел на третью парту, рядом с ней!

Не увидев меня на законном месте, учительница заволновалась – не заболел ли я – потом остановила свой взгляд на моём лице и строго произнесла:

– А кто это разрешил тебе, Наумов, пересесть на новое место?

Я молчал, не зная, что ответить на этот убийственный вопрос. К тому же, мне совсем не хотелось менять решение о нахождении возле объекта своего обожания.

– Займи своё место, Наумов, и больше не проявляй самодеятельности.

– Я с первой парты плохо вижу, что написано на доске, – вдруг, пришла мне в голову глупая мысль, и я решил твёрдо придерживаться этой версии.

– Вот как? – удивилась учительница. – Почему же ты раньше об этом не заявлял? Приведи завтра в школу своих родителей, поговорим об этом. И всё же, прежде чем пересаживаться, надо было попросить разрешения у учителя.

Вот такие строгие правила были в те времена.

С этого момента я сидел рядом с обожаемой девочкой и чувствовал себя на седьмом небе оттого, что теперь возле меня «она», и ещё потому, что я ощущал себя победителем. Каждую секунду, которая не требовала учебного внимания, я смотрел на неё, конечно, не помышляя о каких-либо планах – просто чувствовал себя хорошо. Большего мне ничего не требовалось.

Ни на следующий день, ни позже родители в школе не появлялись. Надо сказать, что я сам был причиной такого поведения моих родителей. Их никогда не приглашали для беседы из-за моей успеваемости, не было необходимости. И на этот раз они решили проигнорировать приглашение.

Мало-помалу, инцидент с моей самовольной пересадкой забылся, но, мне он дал повод снова, как и дело с цыганами, чувствовать себя победителем. Вся моя дальнейшая жизнь строилась на основе принятия решений и достижений положительных результатов. Я всегда анализировал разные варианты и останавливался на том, который казался мне правильным.

«Лучше попробовать так, – думал я,– а почему бы и нет»!

Наступило время весенних экзаменов. Мы сдавали экзамены по семи-восьми предметам. Я с удовольствием помогал своей девочке готовиться и успешно всё преодолевать с первого захода. Наконец, лето. Счастливая пора. Я не помню, когда я объяснился своей ненаглядной в своих чувствах, знаю только точно, что мы провели всё лето вместе.

Мои товарищи, видя наши отношения, расценивали это по-разному. Одни завидовали мне, другие, с постоянным ехидством, дразнили, высмеивали нас. Постепенно я привык к разным подковыркам и гордился тем, что сумел выстоять против насмешек и издевательств.

Я не драчливый и никогда не любил силовые методы решения каких-либо вопросов, но тогда, перед окончанием летних каникул, случилось непредвиденное и, до сих пор непонятное мне, событие.

Когда двое из особо назойливых пацанов остановили нас с девочкой и, в довольно обидной форме, начали издеваться над нами, злость моя возникла моментально. Я, не рассуждая о последствиях, моментально набросился на них. Это была детская драка, без намерения нанести друг другу боль и увечье, но я смог доказать в неравной борьбе, что они не правы и, что нас надо оставить в покое. Спустя много-много лет, изредка вспоминая этот случай, я так и не смог припомнить имена побеждённых тогда обидчиков.

И вот снова школа. Мы – всё те же дети, чуть повзрослевшие, но, всё же ещё дети, пришли в седьмой класс. Так как летом со многими одноклассниками мы встречались, у нас не было бурных эмоций и объятий.

Учёба – дом, учёба – дом. Вот и осень пролетела. Приближался Новый год и зимние каникулы. Школьные, учебные дела шли успешно, без каких-либо запоминающихся событий. А вот в голове моей произошёл переворот. Без всяких причин у меня, вдруг, пропал интерес к моей девочке. Бывало, по нескольку дней мы не общались с ней один на один, а я на её вопросительные и завлекающие взгляды отвечал спокойным равнодушием. Позже я упрекал себя за такое поведение, но оправдания не искал. Дело в том, что другая девочка, учившаяся с нами с первого класса, вдруг, неожиданно повзрослела и чертовски похорошела. Моя голова, без моего ведома, часто поворачивалась в её сторону и думала о чём-то своём.

Эх, бесшабашная молодость!

Новогодние праздники. Готовился школьный бал-маскарад. Мы, участники, ждали его с нетерпением.

Пришли все учителя и ученики старших классов – а седьмой класс в нашей школе был завершающий, выпускной – не захотели пропускать такое мероприятие. Мы все были в масках. Кто во что был горазд, тот и напялил на себя всякую дребедень. Учителя тоже принимали активное участие в праздничном веселье. После игровых номеров начинались танцы. С первыми аккордами танцевальной музыки все ринулись «в бой». Мы, ещё неопытные танцоры, мешая друг другу, пытались кружиться, попадать в такт, но не всегда всё удачно получалось.

Я искал ту маску, которая скрывала желанный мне танцевальный объект. Да, вот он, то есть она. Но была она занята другим танцором – учеником с нашего класса и моим же другом. Вот это номер! Надо что-то предпринимать! Один танец, другой. Настроение моё портилось. Во время одного из игровых мероприятий я выбрал момент и увлёк желанную маску в весёлую круговерть. Следующий танец я был уже с новой подругой и танцевал с ней, пытаясь изобразить из себя хорошего танцора. Мой друг заскучал и удалился.

До сегодняшнего дня мне не было знакомо чувство ревности, хотя, конечно, я читал об этом и знал, что ревнуя, человек может совершать непредсказуемые поступки. И вот здесь, на новогоднем празднике, я впервые почувствовал нечто, похожее на ревность. Смешно было позже, во взрослом состоянии оценивать и признавать возникшее тогда чувство, как настоящую мужскую ревность. Но, всё же, видимо, это была она.

Стыдно сейчас признавать за победу то маленькое происшествие, но тогда я гордился собой, что не сробел и смог добиться желаемого.

Эти воспоминания и описанные здесь события я привожу не для того, чтобы представить себя маленьким Дон Жуаном, а только потому, чтобы ещё раз показать, что в любом деле надо ставить цель и упорно её добиваться.

Со своим одноклассником, у которого я отбил девочку, по этому поводу мы не дрались, не враждовали, а, наоборот, ещё больше сдружились. Мы были хорошими друзьями ещё много-много лет и после окончания школы, пока не разъехались в разные места и не потеряли друг друга. А то наше увлечение, как часто бывает в жизни, вскоре исчезло, и мы с улыбкой вспоминали конфликтную ситуацию.

Последние годы, восьмой, девятый, десятый классы не запомнились мне какими-нибудь неординарными событиями, хотя, конечно, три года молодой жизни не могли пройти тихо, безмятежно. Я не буду говорить о тех старых и новых романах с девчонками, которых было достаточно, но все они были для меня значимы и каждый из них в определённый отрезок времени доставляли мне много положительных эмоций.

Восьмой класс. Новая школа, другие учителя, обновление ученического состава. Всё это значительно изменило наше и, в частности, моё отношение к учёбе и другим школьным делам. Все «выборные» должности в классе: староста, главный «выпускник» стенной газеты, организатор художественной самодеятельности остались за мной. Я не хотел этого, но, по привычке, основной, сохранившийся состав учеников считал, что всё это моё и без вопросов выбирал меня. Приходилось смириться с таким положением и продолжать трудиться.

Очень важным и запоминающимся событием в последних трёх классах было знакомство с преподавателем физкультуры. Это был неординарный человек – специалист своего дела. Александр Дмитриевич! Он был уникален тем, что сочетал в себе так необходимые для преподавателя черты: любил детей, умел с ними общаться, свой предмет физкультуру знал досконально, мог рассказать и показать любой приём в каждом школьном виде спорта. При всём этом, он был требователен и строг, не прощал лени, разгильдяйства. Учителя его уважали, а мы – ученики любили, тянулись к нему и с удовольствием с ним занимались. Урок физкультуры был для нас любимым и самым ожидаемым.

Как нашему физруку удавалось создавать команды по разным видам спорта – лёгкая атлетика, плавание, волейбол, баскетбол, лыжный спорт – не знаю, но почти всегда на районных, областных соревнованиях мы занимали призовые места. Он воспитал много мастеров спорта.

Я особенно любил лыжный спорт, всегда участвовал во всех соревнованиях и в девятом классе уже был мастером спорта. Любимая моя дистанция – десять километров.

У меня был друг Вовик – такой же, как и я, любитель, который предложил в летнее время, на каникулах, сделать в лесу, на Саранцевой горе, примитивный стадион. Мы каждый день ходили с ним в лес, соорудили там легкоатлетическую площадку для прыжков, бега, толкания ядра, метания копья. У нас там был турник, брусья и особенно ценна была трасса для бега на длинные дистанции. Эту же трассу в зимнее время мы использовали, как лыжню на пять километров.

Как-то летом я шёл по улице и, вдруг, увидел улыбающегося, идущего навстречу старого цыгана Романа и Клару.

Прошло несколько лет с тех пор, когда мы расстались, и я, честно говоря, уже подзабыл этих милых цыган. Но, сейчас, видя их, я сразу всё вспомнил, тем более, что они, в отличие от меня, совсем не изменились.

– Ну, здравствуй, сынок – подошла и обняла меня цыганка. – Как ты вырос! Мужчина!

– Те авес бахтало, – протянул ко мне большую, чёрную руку Роман. Я не понял, что он сказал, но с удовольствием ответил на его рукопожатие. – Здравствуй, здравствуй, красавец. Когда придёшь к нам? Твои цыганские друзья часто тебя вспоминают. Они тоже выросли.

– Да, да, – поддержала его Клара. – Они помнят тебя. И после твоего ухода из нашего табора все потребовали от нас сандалетки, такие же, как у тебя. Пришлось искать для них. До сих пор многие носят такую обувку.

Мне стало грустно и смешно, услышав такие слова от цыган. По сути, я ведь мало времени был у них в таборе и вот такую память оставил о себе. С другой стороны, мне стало стыдно за то, что меня до сих пор помнят в цыганском таборе, а я… не часто вспоминал о своём странном, детском поступке и о самих мальчишках с цыганского табора.

– Ты как живёшь, сынок? – спросил Роман.

– Да, как все. Школа, дом, друзья, – скромно ответил я.