Заклятие страхом

6

Утром во вторник Суздальцев погнал патрульную машину в поселковое отделение милиции, чтобы вплотную заняться делом. Отделение находилось на центральной площади и представляло собой двухэтажный дом старой постройки. Здесь было несколько кабинетов. Один из них, временно пустующий, отвели для районного следователя. Обстановку кабинета составляли громоздкий шкаф с книгами по юриспруденции, старенький письменный стол и несколько стульев. На стенах висели дипломы в рамочках.

Сперва он встретился с начальником Липатовым, разведал в общих чертах о криминогенной обстановке в поселке. Иван Кузьмич предоставил в его распоряжение все необходимые для работы документы, а в помощники выделил энергичного лейтенанта с большим стажем Генриха Филякова. “Женат, тридцати пяти лет, мой лучший работник, – так коротко охарактеризовал его шеф. – Располагайте им на свое усмотрение”.

За два выходных дня Александр Захарович уже успел вдоволь навидаться с двоюродным братом – удачливым фермером Петром Алексеевичем. Тот давненько выскочил на пенсию, и теперь ему было куда приложить недоистраченную за шестьдесят пять лет энергию. Он владел фермой, где содержал и выращивал различную домашнюю скотину, имел несколько соток земли под бахчевые и прочие культуры. Встретил он брата с размахом, они успели порыбачить, о многом поговорить и вспомнить. Но этих двух выходных дней Суздальцеву было достаточно, чтобы соскучиться по настоящей работе.

Не застав никого в доме Ганеевых, следователь направил машину к набережной. Притормозив у входа в продовольственный магазин, он прямиком направился в кабинет директора – флегматичного на вид толстячка с отвисшими черными усами и холодными рыбьими глазами. Выслушав следователя, Игорь Николаевич тяжело вздохнул:

– Думаю, Милена Кимовна совершила очень опрометчивый поступок, предоставив ночлежку матерому преступнику. Может быть вам удастся урезонить ее. – Он усмехнулся, но, встретив на себе строгий и испытывающий взгляд, замешкался и пробормотал: – Вы хотите видеть Милену Кимовну? Располагайтесь в моем кабинете, а я сию же минуту отыщу ее и пришлю.

Увидев ее, Суздальцев мгновенно встал и выпрямился, потому что против ожидания встретил весьма элегантную женщину с яркими васильковыми глазами, поразительно сочетавшимися с матовой кожей, чувственным ртом, гордым, почти высокомерным подбородком, а ее плечи, прямые и широкие, как и вся осанка, выражали спокойную уверенность. Впрочем, Милена сама давно привыкла к подобным знакам внимания к своей персоне, уверовав, что ее внешность всегда привлекает пристальные взгляды – и восторженные, и завистливые.

– Я вас слушаю, – присаживаясь, она вопросительно посмотрела на сыщика большими яркими глазами, и под этим взглядом он испытал странное чувство неловкости. – Любопытно, чем привлекла вас моя особа?

Он присел напротив нее.

– Из разговора с Игорем Николаевичем я понял, что не только он, но и ваши сослуживцы считают, что вы очень опрометчиво поступили, предоставив приют незнакомцу, да еще с запятнанной репутацией.

– И вы так думаете? – ее тон не мог скрыть беспокойства.

Он смягчил свое замечание улыбкой и добавил:

– Мое мнение созреет только тогда, когда я сам с глазу на глаз поговорю с ним. Кстати, дело Эдварда в свое время вел я, работая в Петровске в отделе по расследованию убийств. Какой он сейчас, мне трудно судить, но тогда этот парнишка напоминал мне затерянного в этом мире ягненка, который по злой воле очутился в стане хищников. Ну, а каким он стал после длительного заключения – в этом мне придется разобраться. Как-никак, а время порой круто меняет человека.

– Вы меня пугаете…

– Александр Захарович, – отозвался следователь, углядев едва заметную перемену в выражении лица своей собеседницы.

– Вы меня пугаете, Александр Захарович. Ведь я приютила этого, как вы заметили, заблудшего в нашем мире человека по доброте душевной. Он мне сказал, что отец не пожелал принять сына в свой дом.

– Вот как! – оживился Суздальцев. – Рем Павлович не пожелал принять сына?

– Вот именно. Ну, не отпускать же мне его в никуда – как- никак он спас моего сына.

– Это уже интересно. Можно подробнее?

– Мой Денис в полдень возвращался с противоположного берега, где собирал грибы. На перекидном мосту он споткнулся и бултыхнулся в реку. И утонул бы, если бы на крик не отозвался находящийся поблизости Эдвард – плавать парнишка так и не научился. И вот этот незнакомый человек со странной внешностью, рискуя своей жизнью, бросился к мосту, прыгнул с него, вынес Дениса на берег и откачал его. Могла ли я после этого не проявить к нему хоть чуточку сострадания? Как бы вы, Александр Захарович, поступили на моем месте?

Суздальцев сдержанно кивнул.

– Очень благородно с вашей стороны. Между прочим, я сегодня заезжал к вам домой, но двери, в том числе сарайные, оказались запертыми. Ни Дениса, ни Эдварда. Это вас не пугает?

– Пугает, – ответила она взволнованным голосом. – Пугает потому, что недобрые слухи и пересуды забродили по поселку.

– А вот это вас не должно пугать.

– Почему?

– Думаю, что это его недоброжелатели забросили, словно мину замедленного действия, слухи в самую гущу поселкового населения, чтобы очернить несчастного. Повторяю: следствие по делу Эдварда Веригина вел я, и, если быть откровенным, меня до сих пор мучают сомнения по поводу виновности этого парня. Может даже случиться, что следствие будет возобновлено и продолжено.

– Даже так?

– Скажите, Милена Кимовна, какое впечатление он произвел на вас лично?

– Двоякое. С одной стороны несуразная внешность – большая голова, крупный нос, широкий рот и ямочка на подбородке делают его угрюмым и невыразительным, с другой – покладистый, мягкосердечный, немногословный. Они с Денисом сразу приглянулись друг другу. Сын сказал мне по секрету, что они собираются на Волчьих холмах ставить хижину. Может быть они уже сейчас этим занимаются, раз вы не застали их дома… Сама я весь день на работе, в школьные каникулы Денис предоставлен самому себе. Вернее, был предоставлен до встречи с Эдвардом. Видно, тюрьма не смогла ожесточить его. Знала я одного бывшего зека – наглый, надменный, хамовит, рожа так и просит кирпича. А этот… И хотя молва разнесла по поселку, что он в клинике для душевнобольных побывал, мозги у него на месте. – Помолчав, Милена спросила: – А что вам известно о прошлом Эдварда?

Суздальцев тихо вздохнул.

– С самого рождения ему выпали плохие карты, и они оказались битыми. Думаю, что попытка променять свою нищенскую юность на колонию была для него единственно доступным способом огородиться от внешнего мира и от того страшного и коварного в нем, с чем ему в одиночку было не справиться. И он выбрал жизнь подальше от людей и цивилизации.

– Вы хотите сказать, что мой сын может продолжать дружить с Эдвардом?

– Ничего не могу сказать, пока сам не увижусь с ним. Тогда и поговорим. Ведь последний раз я видел его двадцать лет назад. Но в одном я убежден: иногда неказистое дерево может буйно цвести и давать превосходные плоды.

7

К полудню, на пятый день работы, хижина приняла вид завершенного строения. Зеленым шатром над ней нависли кленовые ветви. Покатую крышу спасал от протекания дождя наброшенный на ивовые плетенки кровельный толь, который покрыли дерном. К боковым стенкам из подогнанных друг к другу жердей густо подвязали хвойные лапники, чтобы их лесное жилище казалось неприметным. Лишь в одном месте вырезали отверстие для вывода дымоходной трубы. Когда пришло время подумать об убранстве лесной лачуги, Эдвард с Денисом отправились в сарай, забрали оттуда развалившиеся стол, тумбочку, пару стульев, прочие необходимые в быту предметы, все это вместе с огромной чугунной печью с дымоходом погрузили в тележку и покатили на Волчьи холмы.

Позади них на поводке шагал Маугли.

Взобравшись на холм, Эдвард вооружился инструментами и быстренько починил привезенную мебель. Стол занял место в самом дальнем от входа углу. Часть пола, чтобы удобно было лежать, застелили толстым слоем сухих листьев и сена, поверх них уложили циновки. Вход в хижину прикрывал брезентовый полог. Установили печь и попробовали зажечь ее. Эдвард чиркнул спичкой, хворост загорелся и через минуту он пылал вовсю. Чтобы не дать погаснуть огню, Денис сбегал к свежесрубленным дровам, взял те, что поувесистее и суше, принес и бросил в пламя. Дымоход работал надежно. Правда, печь, будто ненасытное чудовище, пожирало дрова, зато угольки в ней красиво разгорались.