Дом Анны

Серафима: – А вот не будет и всё. Узнаешь. Придется другую искать.

Алов: – Не верится даже.

Молчат.

Серафима: – Коля, мы ведь больше не увидимся с тобой. Болею я уже сильно. Господь зовет к себе. Пора. Но я тебе не оставлю. И деток своих – всех, кого Господь вокруг меня собрал. Буду молиться за вас. Ты не бойся ничего.

Алов: – Я и не боюсь, матушка.

Серафима: – Я когда была послушницей у матушки Антонии, к нам ночью грабители стали ломиться. Верно думали, что если к матушке ходит много людей, значит, у нее богатства есть. Бес им такие мысли вложил. У них и оружие было.

Алов: – Какой же это год был?

Серафима: – Лет 40 назад. Может и больше. Стучали в двери, в стены, в окна. Даже стреляли. Но в дом проникнуть не могли. Из наших кто со страху на печку залез, кто под кровать. А грабители требовали денег. Я испугалась так, что все деньги, какие были, выбросила в окно. И они ушли. Только матушка Антония лежала на кровати спокойно-спокойно, и молилась. Так велико было у нее упование на Волю Божью. Она нам говорила, что никто в дом не войдет. Что Матерь Божия нас хранит. Но мы от страха ничего не слышали. А матушка ведь не ходила, и говорила тихо. При стрельбе пострадали иконы. Вот иконы было жалко, а деньги – нет. Покрова Пресвятой Богородицы раскололась от выстрела пополам. Пули потом и в потолке нашли. Вот такая была история. Я ее долго вспоминала. Маловерные были. А ведь мать одного из бандитов потом к нам приходила.

Алов: – Зачем? Прощения просила?

Серафима: – Просто. Посмотреть. Проверить. Как и что.

Алов: – Это матушке Господь открыл?

Серафима: – Но матушка милиции никого не выдала. Говорила, что Господь – отмщение, Матерь Божия сама за нас заступится. А сын этой женщины вскоре умер. Внезапно. Чего только не случалось в нашей жизни, Коля.

Алов: – А как же мне без работы быть?

Серафима: – Молись. Божья Матерь тебя не оставит. И я замолвлю словечко. Все изменится. Не печалься. Отец Ферапонт тебя укроет пока у себя…Темно уже совсем, Коля. Спать ляжешь в келье на месте старой бани. Баня-то сгорела наша…

Алов: – Сгорела? Как же это произошло?

Серафима: – Есть у нас в деревне церковь Параскевы Пятницы. Настоятель там – отец Иоанн. Как стал настоятелем, так и мучает его бес. Пьёт батюшка. И так пьёт, что сладу никакого нет. Человеческий облик теряет. Бьет жену и детей. И вот прибежали как-то они ко мне уже ночью – просят приютить. Матушка Юлия и трое деток. Старший большой уже. Лет семнадцать. Конечно, оставили. Отец Иоанна пришел ко мне на утро, как собака побитая, просил простить. Мол, пусть домой возвращаются. Я же ему сказала: «Пока не победишь свою страсть, будут у нас жить. А я за тебя помолюсь». Ушел. А вечером опять напился.

Алов: – Может, ему врач нужен? Нарколог? Кто алкоголиков лечит.

Серафима: – А вечером он напился и пришел к нашему дому с ружьем. Стрелял в воздух, выл от отчаянья. И уже совсем нехорошие вещи выкрикивал. И так всю неделю. Запой у него был. Потом приехали из города батюшки, забрали его. Так и жила матушка с детьми у нас. Домой не возвращались. Недели через три вернулся отец Иоанн. Приходил ко мне – говорил, что это я виновата во всём.

Алов: – Как такое может быть, матушка?

Серафима: – Я ему сказала: «Оставайся, я тебе помогу», а он: «Ведьма ты»…Говорил, что я настроила его семью против него. Что же поделать, Коля…Больной он человек. Только молиться. И мне испытание.

Алов: – Так это он баню поджёг?

Серафима: – Баню не он поджёг. Господь смилостивился. Отец Иоанн немного в себя пришел. Месяца два спустя. Сейчас служит, как прежде. Но пить не перестал. Правда, тише себя ведёт. И никого не трогает. Сын его поджёг.

Алов: – Сын? Удивительное дело…Зачем же?

Серафима: – Мстил. Он у нас пожил какое-то время. Глядим – вещи стали пропадать. Мне Господь открыл, что это он. Говорила с ним. Так он меня после этого разговора возненавидел. Сбежал от нас. У себя дома жил, пока отца не было. Матери дерзил. Обидные слова ей говорил. Послушница моя – Фрося совсем не спала в ту ночь. Она его и спугнула. Хоть и темно было, но увидела – Господь сподобил, что это он бутылку с бензином принес. Разбил, поджег и бежать. Если бы не Фрося, мы бы все сгорели. Баню, конечно, спасти не успели.

Алов: – Поймали его?

Серафима: – Да почти сразу. К утру. Но мы ничего в милицию не писали. Отпустили его, в конце концов. У нас претензий к нему нет.

Алов: – Что же это с людьми происходит, матушка? Сейчас особенно…

Серафима: – Сам знаешь. Что написано в Евангелии, то и происходит. Ещё и бес людей мучает. А в последние времена многие болеть головой будут. Так старцы говорили. Душевные болезни будут процветать. На самом деле, любая душевная болезнь лечится верой. Пост, молитва, таинства Божии. У меня и шизофреники бывали. У Господа милосердия океан, любви – нет меры. Главное – повернись лицом к Господу. Он всегда поможет. Будет вера – все возможно. Благодать дается без меры. Это мы не готовы ее принять. Не чисты сердцем, Коленька.

Алов: – Сложные времена, матушка…Вы уйдете. Кому верить? У кого окормляться?

Серафима: – Господь не оставит. Господу верь и святым Божьим. Все у них сказано, и написано. Конечно, мы не бесплотные духи, нам нужна и поддержка человеческая. Слабы потому что. Но, ничего не поделать, Коля. Времена такие, что людей с горячей верой и твердыми убеждениями будут высмеивать. Поносить. Свои же братья по вере. Ты держись золотой середины.

Алов: – Иной раз лучше прослыть в их устах мракобесом и радикалом. Матушка, это ведь новое поколение книжников и фарисеев. Они подвергают сомнению всё. И даже святость канонизированных святых. И думают, что тем самым они служат Богу. И вот, что я думаю… Получение знаний – самых разнообразных, в разных областях науки, культуры, искусства, и хорошего образования считается в Талмуде благом и методом познания Бога. Богоугодным делом. Они остались книжниками. И я теперь очень хорошо понимаю, почему Господь выбрал апостолами людей простых.

Серафима: – Ты умный, Коля. Говоришь по-умному. Я простая. Только школу и закончила. Пять классов. Знаю, что сейчас много среди верующих людей образованных, но они в сети лукавые и попадают. Ты будь умнее. Рассудительней. Всех жалко, а таких тем более. Но стой в том, чему научен. Ты много старцев успел повидать. Пообщаться. Не долго, правда…Но многим Господь и этого не дает.

Алов: – Спаси Господи. Я о том, что всегда есть те, кто хочет нашу веру изменить. Исказить. Впрочем, фарисеи, распиная Христа, тоже думали, что этим служат Богу.

Серафима: – А ты внимай себе. Что тебе до этих людей? Хочешь им помочь – помолись. Вот и всё мое рассуждение. Вслед их басням и мудрованиям не ходи.

Алов: – Мне, наверное, уже пора. Благословите, матушка…

Серафима: – Бог благословит (осеняет Алова крестным знамением). Погоди. Сейчас тебе проводят. Фрося! (зовет послушницу). Фрося!

В комнату входит послушница Фрося.

Фрося: – Молитвами святых отец наших…

Серафима: – Аминь. Вот, Фрося, проведи Колю в келью, что на месте старой бани стоит. Завтра утром его разбуди. В шесть часов.

Фрося: – Хорошо, матушка. Благословите.

Серафима: – Бог благословит (осеняет Фросю крестным знамением). Коля…А ты на могилку-то ко мне приезжай. В следующем году. Не забывай меня.

Алов: – Приеду…

Алов и Фрося уходят. Фрося провожает его до новой избы, через узкий коридор проводит его в келью. Включает свет. Келья небольшая, в ней едва топится печка. Икона только одна. Под ней горит лампада. Высокая кровать. Полка с книгами.

Фрося: – Если нужно потеплей, вот – дрова на полу. Растопите печку посильней.

Алов: – Спаси Господи, Фрося.

Фрося: – Во Славу Божию. Спокойной ночи.

Алов кивает. Фрося быстро уходит. В комнате прохладно. Алов открывает печь, подбрасывает дрова. Окна кельи узкие, выходят на деревенское поле. Алов смотрит в темноту некоторое время. Он выключает свет и садится на кровать. Теперь комнату освещает только лампада. Николай креститься, ложится, не раздеваясь, на кровать. И почти сразу засыпает.

Продолжение первой картины

Утро следующего дня. Алов стоит на железнодорожном вокзале. Звонит телефон.

Голос в трубке: – Николай, доброе утро! Не спишь?