из узкой клетки
И плоть ранима
вечное клеймо —
след родовой
на липком покрывале
Сквозь чистоту промытого стекла
смеется дочь,
увитая цветами.
«В коробочке маковой…»
В коробочке маковой
братья и сестры
испугались конского топота
Земля съежилась, стала крошечной
почти невидимой
Братья и сестры
в своей комнате узкой и темной
свечи зажгли, а лампады затеплить забыли
сидели неслышно,
иногда перешептывались
словно весенние звезды
свежестью неба дышали,
а когда кони ржали
жарко и близко
и били копытами травы,
кричали как дети,
которые в мокром поле пропали —
потерялись в сумерках синих,
плакали жалобно, горько
и так безутешно.
Братья и сестры
сундук открывали,
(медные скобы позеленели от влаги)
доставали тяжелые ткани
цвета орлиной крови
Пыль на руках оседала —
серая пыль с изумрудным отливом
Сестры головы покрывали
Братья серпы точили —
Ждали знака на небе —
месяц багряно-алый
Звезды росой умывались
Райских птиц
побелевшие тени
на зеленый бутон ложились
И слышали братья шепот —
тайнопись губ
нетронутых, нежных
своих сестер одиноких
шепот
о чистом мире,
о самом неутаённом
«Она…»
Она
словно потаенная птица
радости и сокрушения
свила гнездо
в корнях твоих древних
у бездонной реки
безымянной и чистой
уронило перо
И в глазах ее
рыбы блестят чешуею
камни становятся солнечным светом
Зеркала из бронзы и меди
в ладонях мягких и теплых
зажаты навеки.
Она врастает в мои
от счастья уставшие веки
в сердце сажает пшеничные зерна
и ждет наступления жатвы
и ждет прихода рассвета
Листья сливы ее утешают
Она смеется
доставши до солнца
Она – сокровенное пламя
в излучине спящего лета
«Ожидание добрых вестей…»
Ожидание добрых вестей
словно радость носящей во чреве
Тана вербу несет
У полночных гостей
голос
цвета отчаянной боли
Дети спят
Азиатское небо в тоске
Под орлиными крыльями – звезды
Лес как пальцы Господней руки
И деревья как братья и сестры…
«Не рукоплещет чернь…»
Не рукоплещет чернь
На площади жонглеры
ломают на куски прокисший хлеб