Бессонница

– Твой, что ли?

– А хоть бы и мой! Меня здесь все знают! У меня племянник – начальник ОВД!

Мужчины переглянулись. Входить в конфликт со столь важной персоной в их планы не входило. Однако…

– И как фамилия вашего племянника?

Поняв, что опростоволосилась (не было у неё никакого племянника, только племянница), но не желая отступать, произнесла первую попавшуюся фамилию:

– Иванов! Знаете такого?

Конечно, никакого Иванова они не знали. Но ведь, может, не врёт бабка? Нет, лучше с ней не связываться…

– Вот что, голубки, вы здесь стойте, а я, пожалуй, пойду. Впрочем, если есть ещё вопросы – спрашивайте. Но…

Подвесив многозначительную паузу, Антонина Петровна продолжила свой путь. А два сотрудника проектного бюро, задержавшиеся на юбилее начальника, ещё долго пытались понять, на что такое она намекала. Но, видно, с этим ничего не получилось и они, прождав ещё минут десять, молча двинулись в тёмную осеннюю ночь.

Нога и зуб

В ноге всё время что-то болело. То коленка, то лодыжка, то на сгибе, то в подъёме. На пятках трескалась кожа и это было жутко болезненно. Ногти поражал грибок и это было хоть и не больно, зато не фотогенично.

На пальцы всё время что-то падало, доставляя чудовищные страдания. О них цеплялись корни, их пронзали гвозди, они ошпаривались кипятком и отмерзали в первую очередь. За ногу норовили укусить собаки и гуси, коровы же оставляли свои блины там, куда с неизбежностью ступала именно она. На ней всегда что-нибудь рвалось: носки и кроссовки, брюки и джинсы, валенки и галоши. В сущности, это было самое неудачное место на человеке и с этим пришлось смириться.

Зуб доставлял куда меньше неприятностей. О нём и не вспоминали. До поры до времени. Зуб перерабатывал всё: ириски и орехи, сухари и мороженое, горячий чай и козинаки, жвачку и пробки от пивных бутылок. Его драли зубной щёткой: сначала длинным волосом, а потом, по мере истирания, коротким; в нём ковырялись зубочисткой и острозаточенной спичкой, годами не показывали стоматологу и хвастались при каждом удобном случае (растягивая рот в широкой улыбке).

Но однажды зуб сказал: «Хватит!» – и отправил своего хозяина к врачу.

И сразу стало ясно, насколько зуб важнее ноги. Потому что с больной ногой человек может жить годами, а с больным зубом – максимум сутки. После чего с ним надо срочно что-то делать.

Есть ещё одна сфера применения ног и зубов: спортивные единоборства. И опять: достаётся, как правило, ноге. По ней бьют и её ломают, проводят болевой приём и используют в качестве защиты. Зубу же достаётся в значительно меньшей степени: его прикрывает капа. Но иногда случается неприятность и бойцу становятся не нужны ни ноги, ни зубы. Он в отключке! И уже ни в зуб ногой пнуть, ни зубами ухо откусить. Полная обезноженность и удручающая беззубость…

Молчание и золото

У Никанора Степановича заболел зуб и ему не оставалось ничего другого, как сесть в электричку и поехать в стоматологический кабинет при районной поликлинике.

Надо сказать, зуб болел уже давно и все попытки его успокоить окончились ничем. Зуб был одним из последних и расставаться с ним не хотелось. Но, кажется, всё к тому шло. Увы…

В вагоне было пусто. Никанор Степанович сел у окна и с грустью принялся рассматривать проплывающий мимо пейзаж. Газета не читалась, кроссворд не разгадывался. Зуб потихоньку ныл и единственное, чего желалось в данной ситуации – уснуть минут на двадцать. Но сон не шёл.

На следующей остановке вагон начал потихоньку заполняться. Напротив по-хозяйски расположился добродушного вида толстяк восточной наружности и начал кому-то звонить. И наш герой, едущий не просто так, а за стоматологической помощью, не мог не обратить внимание на золотое сияние, исходящее из уст говорливого собеседника. Все зубы у того были золотые!

Никанор Степанович почувствовал себя неуютно. Такое богатство ему и не снилось! И наверняка этот таджик (или кто там ещё) знать не знает, что такое зубная боль. Она ему просто не ведома! Да и как может быть иначе, если у тебя во рту целое состояние!

Глаз отвести от поразительно крепких, гладких, великолепного вида золотых изделий было положительно невозможно. Больной же зуб начал проявлять повышенную активность. Захотелось чего-нибудь подобного? Но ничего другого, кроме стальной коронки, ему не видать.

Толстяк закончил разговаривать с одним абонентом и переключился на другого. Причём если с первым он ещё как-то сдерживал себя, то теперь заулыбался откровенно и широко. Смотреть на эту демонстрацию финансового благополучия было мучительно: «Да заткнёшься ты, наконец? Что ж ты болтливый какой? Чай, не у себя дома. Мог бы и поприличней себя вести!»