Мария

– Я люблю тебя!

– Только тебя!

– Только с тобой!

В какой-то момент, когда Виктор, в дикой страсти переводя движения поцелуев с рук на грудь Марии, с груди на плечи, с плеч на шею, не смог остановиться, поскольку Мария творила то же самое с другой стороны, целуя Виктора, их губы встретились, остановившись друг напротив друга…

Все замерло…

Вечность остановилась…

– Маша!

– Витя!

И их губы сплелись в таком страстном поцелуе, что казалось, они превратились в единое целое, единое целое, скрепленное пламенем страсти.

Неизвестно, сколько времени они провели в таком положении, но когда, их горячее страстное целое, наконец, распалось на два тела, едва способные дышать, Виктор, положив голову на подушку, сладко произнес:

– Это волшебство…

– Это самое настоящее волшебству, – сладко повторила за ним Мария. – Я приняла тебя, любимый…

Словно мягкий, незаметный, но стремительный вихрь пронесся по номеру, сметая все на своем пути. Комната покрылась багровым туманом, который принялся медленно рассеиваться. Туман рассеивался… и медленно и стремительно, не задевая при этом ни Виктора, ни Марию… и вдруг все окуталось сладкой пеленой. Что испытывал Виктор в этот момент, он не мог бы даже… представить в будущем…

Это была любовь…

Мария сидела в кресле, облаченная в какой-то странный, но изящный черный балахон. На столе стояли два бокала, бутылка вина, ярко горела свеча. Виктор сидел напротив в своем костюме.

– У нас мало… – дрожащим голосом произнесла Мария. – У тебя… мало времени.

– Маша?…

Мария его не слышала.

– Когда я увидела тебя, мне стало так легко. Я решила, что смогу справиться с этим. Ты был таким… хорошим. Боже, что я натворила?

– Маша?

– Видясь с тобой, я словно питалась твоей… твоим чудом. Те стихи, что ты читал мне, будоражили меня до такой степени, что я не могла совладать с собой. Я не могла объяснить себе, почему, слыша их в твоих устах, меня обдает пламенем. Грустью любви… все, что ты читал мне, было пропитано этим. Я не могла понять, почему, как? Как в таком человеке, как ты, заложена эта безысходность…

– Маша!

– Виктор! – Мария посмотрела на него своими черными прекрасными, а в эту минуту, казавшимися страшными глазами. – В этой поездке я пыталась непреднамеренно поделила людей на полезных и ненужных. Полезные делают все, чтобы этот мир существовал, делают его лучше, они борются за него, делают друг друга лучше. Как ты! Но мир обречен, все же. Со дня создания он мучается в болезнях, войнах, распрях, убийствах… Мир страдает. Зачем хорошим людям терпеть то, на что они обречены? Боже, я не то говорю!

– Машенька, я не понимаю…

– Но, оказалось, что достойных людей так мало, по сравнению со всякой мразью, готовых уничтожать и себя и себе подобных, и весь мир в целом. – Мария произнесла это таким страшным голосом, что Виктору стало не по себе. – Я отпустила двух хороших людей, хоть и, казалось бы, несуразных неудачников, и они полюбили друг друга, и теперь, я надеюсь, готовы на все друг для друга. И я их отпустила в эту грязь, в этот, так называемый мир, который не доживет до того момента, когда его сожжет солнце. Он уничтожит себя сам. Но зачем хорошим людям это терпеть, они же будут бороться за него до конца, до своего конца, но в итоге, все равно, останутся одни мрази. Я их отпустила… В мире еще много людей, которые сумеют все испортить, уничтожить, довести до финальной черты, черты, когда тут уже ничего не останется, и некому будет сражаться за что-то светлое. Их, хороших людей, будет настолько мало, что их просто сожрут. Но, шанс всегда есть, он должен быть. Без него не имеет смысл существование, чего бы то ни было. Это надежда. Пусть будет надежда. Ты был моей надеждой. Ты полюбил меня. Но рядом со мной… ты… прости, я снова о стихах. Может, я их просто не так поняла.

Мария плакала. Из ее прекрасных больших черных глаз текли слезы. Она поднялась и встала возле Виктора на колени.

– Нет, что ты! – Виктор хотел встать.

– Сиди, Виктор. Дай мне твою руку. – Она взяла его руку и поцеловала ее. Меня не нужно было целовать в губы. Я сама виновата, не смогла сдержаться. Эта страсть, эта любовь! Что ты со мной сделал? Витенька, радость моя. Эти фонтаны… это все…

– Маша, у меня такое ощущение, что…

– Тише… осталось совсем мало времени. А я хотела бы тебе столько сказать!

– Так, говори, милая… – Виктор совсем растерялся.

Слезы лились из глаз Марии беспрерывно.

– Откуда это? Слезы? Откуда у меня это? Откуда эта тяга к тебе?

– Ты же человек, у каждого есть чувства, сердце…

– У меня нет сердца! – грозно воскликнула Мария.

Виктор был сражен.

– Я буду держать тебя за руку, Витя, – нежно продолжала Мария.

– Маша, скажи, что происходит?

Маша с трудом улыбнулась, сквозь слезы.

– Знаешь, Витя. Все живое на этой земле, и не только на этой, не только в этом мире, рождается и умирает. Рождается и умирает. Можно вечно наблюдать за рождением жизни, как наблюдала и…

– Что, Маша?

– И забирать ее, как настанет срок. Это судьба, природа, это… вечность! Но люди задумали обыграть и судьбу, и природу, и вечность. Они решили, что сами имеют право распоряжаться жизнью другого человека, людей, целых народов, наций… А сейчас речь идет уже обо всем человечестве. Еще до двадцатого века хватало терпения спускать им все с рук и не вмешиваться. То теперь все кончено. Я предотвратила войну на юге, там, куда я ездила, я не позволила так легко и просто закупить для этого оружие. Я делаю это по всему миру, потому…

– Почему, Маша? Кто ты?..

– Потому, что человек способен уничтожить себя сам, себя и всю землю.

– Маша, кто ты? – не успокаивался Виктор, ощущая, как к блаженству подступает страх, невиданный страх.

– Человек встал у меня на пути, пытаясь пресечь течение времени и изменить вечность, изменить меня!

– Кто ты?.. – взмолился Виктор.

Упавшая незаметно роза распалась на лепестки и залила черный гранит кровью. Солнце ушло за горизонт. Мир погрузился во тьму…

Мир пылал, истекал кровью. Поля боев остались почти нетронутыми, и трупный запах разметался по земле. Возвращаясь с востока, Генрих опередил свой отряд и ехал один на своем коне, еле передвигавшим покалеченные ноги. Генрих был весь в крови. Вся одежда, лицо, руки. Он чувствовал это, но не мог найти сил, смыть ее с себя.

Он направлялся к своему замку, проезжая мимо деревни, как услышал в одном из домов старушечье причитание. Он спустился с коня и направился к этому дому. Зачем это ему было нужно, он не понимал. На всем пути следовании он то и дело слышал стоны, да причитания. Темнело. Солнце разбрызгивало зловещий багрянец по всей округи, стараясь спрятать кровь, залившую ее.