Ощетинившись спицами, выглядывало из корзины «вязанье», в потёртом кресле, обиженно надувшись, одиноко смотрел телевизор старомодный бабушкин плед. Очки «бабы Наты» подслеповато разглядывали женщину, занявшую место их хозяйки и порывались спросить о судьбе их прежней владелицы.
Отвечая на вопросы, непрестанно звучащие в её адрес со всех сторон, Наташа шутила. Она то принимала поздравления, то оправдывалась, то пела, то танцевала, то вдруг замирала и заливалась краской.
На возмущенные возгласы ставших ненужными и потому торопливо распихиваемых по шкафам предметов она, извиняясь, отвечала: «Ах, простите, это ненадолго!», но в глубине души Наташа хотела никогда больше не вынимать из шкафа старый плед, обшарпанную диванную подушку и фотоальбом с потрескавшейся обложкой.
Осторожно снимая с антресолей мамин чайный сервиз, она шептала ему: «Твой час настал!» Застилая стол новой скатертью, она представляла себя Василисой Прекрасной. Её движения стали невероятно лёгкими и пластичными. Останавливаясь у зеркал, она подолгу разглядывала своё отражения. Что-то неуловимо изменилось в ней и отражения стали к ней снисходительными. Она будто взяла в свои руки дирижерскую палочку, всё спорилось, а предметы безропотно покорялись её воле.
– Закипай! – велела пузатому чайнику Наташа, и он моментально разродился белыми клубами пара.
– Геркулес! – командовала Наташа, и из множества других бросилась в её руки нужная склянка.
Кинув придирчивый взгляд на произведенные изменения, оценив сервировку стола, разгладив последнюю морщинку на скатерти, Наташа вошла в спальню. Эмрэ спал.
– Проснись! – подумала Наташа, и возлюбленный открыл глаза.
В первые секунды после пробуждения он озабоченно смотрел в потолок. Затем, почувствовав её взгляд, он повернулся, увидел Наташу и улыбнулся.
– Гюн айдын, жаным[8 - Доброе утро, душа моя]! – сказал он сонным голосом.
– Привет! Пойдём завтракать, – улыбнувшись, сказала она и указала рукой в направлении кухни.
Эмре нахмурил брови, силясь понять незнакомую речь, и Наташа изобразила движения человека, поглощающего ложкой суп.
– А-а-а – заулыбался Эмрэ и, одобрительно кивнув, добавил ещё одно неизвестное Наташе слово, – Тамам[9 - Хорошо]!
– Интересно, – думала она, – он пойдёт в душ или сразу на кухню? И как сказать по-турецки «душ»? А как показать?
Эмрэ направился в душ. Наташа торжествующе улыбалась.
– Старая дева, – подшутило над ней отражение.
– Сама такая, – смеясь, ответила Наташа…
Скрестив руки на груди, Эмрэ стоял в центре гостиной и разглядывал развешанные на стенах фотографии. Указав на детский снимок смеющейся Таньки, он сделал вопросительное лицо и показал на Наташу.
– Да, моя, – утвердительно закивала головой Наташа, – Это моя дочь Таня, – тщательно артикулируя, громко сказала она, – А это мои внуки, Катюша и Егорка.
Затем, повинуясь какому-то странному и глупому порыву, Наташа сделала рукой указующий жест в направлении стены и произнесла ещё громче:
– Они в Москве живут, – и добавила, – Ту-ту…
– Йок, – грустно сказал Эмрэ, ткнув большим пальцем в свою грудь.
«Йок» по-турецки означало «нет», это слово Наташа запомнила одним из первых, когда там, в ресторане, Мехмет преподал им со Светой короткий курс турецкого языка.
– В каком смысле «йок»? У тебя нет детей? Или у тебя нет дочери? А жена у тебя есть?
Эмре улыбнулся, пожал плечами и повторил:
– Йок.
Где-то в глубине сознания ёкнуло: «Господи, я же ничего не знаю о нем!», но она бесстрашно отмела эти робкие сигналы.
Почти весь день они провели вместе. Разговора снова не получалось. Смешно корчась и жестикулируя, они пытались что-то объяснить друг другу, но то были бесполезные попытки разума вторгнуться в царство естества.
Под вечер Эмрэ ушел. Там в прихожей, осыпая Наташу поцелуями на прощанье, он говорил ей какие-то слова, но они, непонятные и не понятые, слились в один слог: «Йёрум, Йёрум, Йёрум…»
Прижавшись всем телом к двери, за которой секунду назад скрылся её возлюбленный, она напряженно вслушивалась и вздрагивала. Пять ступеней вниз. Пролёт. Ещё пять ступеней. Ещё пролёт. Ещё пять ступеней. Тягучий скрип дверной пружины. Хлопок. Первый? Последний?..
Глава 7
Квадратура круга
Какое-то время после ухода Эмрэ Наташа бестолково суетилась, раскладывала одежду, переставляла местами предметы, мыла посуду. Затем она присела на табурет и замерла, словно впала в душевную кому. Не было звуков, движений, мыслей, всё затихло в опустевшем с уходом возлюбленного пространстве…
– Давай, мать, время идёт, так и останешься одна на старости лет, – вдохновляли Наташу на подвиги подруги, и она зарегистрировалась на сайте знакомств.
В первый же день обещанием орального счастья откликнулся на её объявление прыщавый подросток.
Следующим написал «уставший от одиночества романтик», который после двух дней вялотекущей переписки назвал Наташу фригидной и испарился.
С разницей в неделю свою любовь ей предложили сразу двое женатых мужчин, которые, не погружаясь в глубину Наташиного внутреннего мира, предложили встречи на её территории.
Когда Наташа окончательно простилась с надеждой встретить в интернет-пространстве свою судьбу, появился 45-летний Сергей, «приятный блондин с чувством юмора и голубыми глазами».
– Приятный мужчина! Встречайся с ним в «Шоколаднице» на Проспекте в обеденный перерыв, мало ли какие придурки водятся в Сети, – разглядывая его фотографию, советовали подруги.
За столиком, где Наташу должен был ждать голубоглазый блондин, развалился лысеющий усач с круглым животом. Была небольшая надежда на то, что Наташа ошиблась и зашла в другое кафе, в другой день или хотя бы в другую Вселенную, но она не оправдалась: в руках усача были «Известия». Конечно, можно было пройти мимо, или, в крайнем случае, попросту сбежать, но «блондин», узнав Наташу, уже поднимался со своего стула навстречу «приятной женщине средних лет».
– Здрасьте, – выдавила из себя Наташа.
– Привет! – заулыбался «блондин» и, окинув её оценивающим взглядом, вальяжно представился, – Сергей.
Сергей был неприятен Наташе, но светлое пятно в его образе все же отыскалось, им оказался свежий носовой платок, и она согласилась на второе свидание.
Фотография, на которой Сергей был «блондином с голубыми глазами», как выяснилось, принадлежала его двоюродному брату, счастливо женатому и воспитывающему двоих детей.
– Я личность в нашем городе известная, – хвастливо объяснял он, – Вдруг секретарша узнает…
«Блондин» работал то-ли завгаром, то-ли завскладом на крупном производстве и относил себя к числу любимчиков Фортуны. Наташа прекрасно осознавала то, что пытается дотянуть несимпатичного ей мужчину до размеров своего эталона, но она понимала и то, что её эталон за годы ожидания принца потерял былой лоск, стал ниже ростом и располнел.
– А если это судьба? – подумала Наташа и пригласила Сергея в гости.
Она запекла утку с яблоками и истратила половину учительской зарплаты на красивое кружевное белье.
Наблюдая за тем, как гость, плотоядно причмокивая, обсасывает утиные косточки, она думала: «Усы сбреем, а так, мужчина вроде ничего»…
Когда, навалившись на неё своим круглым животом, он кряхтел, обливался потом и похрюкивал, Наташа вспоминала мамино наставление: «Стерпится – слюбится», и издавала неопределённые звуки в унисон Сергею.