…жив?

15 августа 2005 года, Тукумс, Латвия

Август в этом году рано начался и так же рано заканчивался, уступая место упрямой осени. К середине месяца обычная для этих мест летняя жара стала назойливо-душной и мрачной, солнце ушло с небосвода, почти ежедневно затянутого тучами, и почти каждые сутки сопровождались проливными дождями. Так было и сегодня – целый день пасмурное небо и невероятная духота, а под вечер ливневый залп, благодаря которому только и можно было дышать по ночам. Возвещали эти залпы скорый приход сентября, по обыкновению долгого, слякотного и серого. Оттого жить и работать не хотелось, шум моря не радовал, все на свете было в тягость. Конечно, романтическая специфика приморского городка то и дело подталкивала на разного рода безумные поступки вроде незапланированных возлияний с друзьями, которые немного поднимали настроение, но платить за них приходилось чрезмерно дорогой ценой – и без того чреватая мигренями утренняя жара жестоко наказывала больных похмельем.

Эрика Казимировна Ашмане пребывала, как и большинство жителей Тукумса, в состоянии глубокой депрессии. Неуклонно приближающийся средний возраст, постоянные оглядки в прошлую жизнь, и это осенне-летнее сочетание сумрака и душного воздуха снижали КПД ее работы практически до нуля. Никогда еще не относилась она к своим обязанностям с таким пренебрежением, никогда не было у нее желания использовать право на пенсию по выслуге лет, хотя сложные времена уже, бывало, выпадали на ее долю и в куда большем количестве. Так, 15 лет назад, стоя на страже законности, она пережила тяжелейший для всех латышей период, связанный с выходом страны из СССР и сопротивлением московских властей свободному волеизъявлению замученных полувековым гнетом ее граждан. И страшно в тот период было не только и не столько количество пролитой мирными гражданами крови, как то, что за полвека оккупации страна, стремившаяся по уровню развития к ведущим европейским державам и признаваемая ими на равных, откатилась лет на сто назад. На европейскую почву ее было нанесено много чужого, грязного, фальшивого, и вышибать из людей это приходилось с болью. И даже спустя 15 лет отголоски оккупации еще встречались в жизни Эрики Казимировны…

Взять хотя бы ее службу. Да, уже не советская милиция, уже полиция. Другая форма, другая дисциплина, другие порядки, цели и задачи… А бардак все тот же! Отношение к службе наплевательское у всего руководящего состава, так как знают – пенсия обеспечена, никто с места не спихнет, и особо рьяно исполнять служебные обязанности смысла и желания нет. Все это перенимает молодежь, которой неоткуда взять хороший пример. А откуда его возьмешь, когда приморский Тукумс, оставшийся без построенных властью оккупантов пансионатов и рыбного комбината, при новой власти стал считаться провинцией, и молодым тут нечего делать, кроме как прожигать жизнь в робкой надежде перебраться в переполненную народом Ригу, где куда сложнее бороться за место под солнцем?! А уж если тебе, как Эрике, чуть перевалило за 40, то и эта надежда улетучивается. И осознание того, что многое уже поздно, а непритязательная и неприхотливая по-бюргерски старость еще не наступила, тоже не добавляет желания жить.

Да и работать – этого в нездоровой обстановке внутри коллектива и за его пределами хочется меньше всего. Поэтому все чаще следователь полиции отвлекалась от своих дел и думала о личном. Правда, на этом участке фронта тоже особых успехов не было, и в общем-то подводить итоги было нечему, но и работать не хотелось. Такого за Эрикой никто никогда не замечал. Всегда она любила службу, относилась к ней ответственно, жила и горела на работе. А сейчас перестала. 3-4 дела в производстве – бытовая ссора с ножом, ограбление, пьяная драка и еще что-то в этом духе – и все. И ничего интересного. Наоборот – одно лишь созерцание постсоветского мрачного наследия и осознание своей причастности к нему. Быть причастным и запачкавшимся – суть одно. То ли дело раньше, когда националисты и коммунисты бесчинствовали, превращая жутковатое расследование собственных выходок в подобие войны за демократию? Или когда она вела дело о ДТП с участием Цоя, которое тоже было окутано политическими и социальными страстями?..

Правда, дела эти доставляли больше изжоги, чем удовольствия, и рвение Эрики Ашмане объяснялось ее честолюбием, что само по себе не есть хорошо, но все же «было время». Была молодость, были – и у нее, и у всех латышей – надежды. И пусть не было хлеба с маслом, но ведь надежды, как показывает история, куда важнее для народа!..

Обо всем этом Эрика думала, сидя на совещании у своего начальника Гуннара Цирулиса во второй половине дня. Он что-то говорил, отдавал приказы и распоряжения агентам из оперативных служб, даже что-то надиктовывал ей, и она вроде бы даже записывала за ним, но делала это механически, не вникая в суть слов. Казалось, он это приметил и решил немного «подколоть» старого боевого товарища.

–Эрика, – отвлекшись от властных указаний, вкрадчиво начал полковник, – а ведь сегодня ровно 15 лет со дня, когда я назначил вас руководителем следственной группы по делу № 480… Помните?

Следователь Ашмане вскинула брови – такое не забывается.

–По тому, которое никогда не возбуждалось? По Цою?

–Именно.

–Помню, но не вижу повода ничего отмечать, – уныло пожала она плечами. – Никакого дела – уставший водитель уснул за рулем и стал жертвой собственной беспечности. Никакого состава преступления, так как ущерб он причинил самому себе. Никакого уголовного дела.

–Э, не скажите, – глубокомысленно парировал полковник. – В деле № 480 важна была не сама фабула, а общественный резонанс. Представляешь, что было бы, если бы тогда мы повелись на провокационные депеши из Ленинграда и возбудили бы дело? Одним Фибиксом тогда бы не обошлось. Доброхоты из центральных управлений понаехали бы и заставили бы нас под давлением его русских поклонников искать иголку в стоге сена. Пристегнули бы партийное начальство к этому делу, как тогда модно было, а если бы мы стали отказываться, то и нас самих. Но ты не позволила этого, проявила принципиальную позицию – состава преступления нет!

–Ну тут дело не во мне, Гуннар, – продолжала скромничать Эрика. – Вернее, не только во мне. Тем столичным доброхотам, про которых вы сказали, в ту пору начавшейся борьбы за независимость было чем заняться, кроме нас.

–И все-таки! Грамотно проведенное дознание с твоей стороны спасло нас от многих проблем…

Эрика понимала, что Цирулис ей льстит. Кончалось лето, начиналась осень, с нового года он и вовсе собирался на пенсию по возрасту, но была большая вероятность до нее «не дожить». Тукумская полиция показала начальству (очковтирательство – еще одна ипостась тяжкого наследия советского прошлого) плохие результаты по раскрываемости преступлений, что было чревато отставкой главы местного следствия. У Цирулиса в запасе была пара месяцев, чтобы эти показатели подкорректировать. А сделать это можно было только за счет Эрики, которая извечно тянула на своих плечах целый отдел. Опытнее и трудолюбивее нее в Тукумской полиции кадров не было. А она – Цирулис это видел – впала в депрессию. Тем самым перспектива спокойного ухода на пенсию с нормальными статистическими данными для Гуннара покрывалась смогом – наподобие того, что целыми днями последнюю неделю стоял в воздухе приморского городка, навевая дурные мысли об осени. Ругаться с тяжеловесом вроде нее не было сил и времени, а потому надо было ее каким-то образом приободрить, что полковник и пытался сделать.

–А проблемы были бы, ох, были бы, – нажимал он все убедительнее и ярче. – Его безумные фанаты и тогда центральный аппарат МВД осаждали, и сейчас не унимаются. Ты только почитай российские газеты – опять волна самоубийств подростков по случаю 15-летия со дня его смерти!

–Странно… Эти подростки его уже не могут помнить, по возрасту не положено. Если они до сих пор там этим увлекаются, то тут одно из двух: или русские снова недовольны властью и «ждут перемен», или выражают несогласие с итогами нашего следствия по делу № 480. Так что выходит, что злую шутку мы сыграли и с ними, и с собой, прикрыв это дело…

Последняя фраза была лишней. Цирулису было не до высоких материй, и он явно вышел из себя.

–Ну, перестань. Мы добросовестно работали. Если он спал за рулем, тут никто не виноват. И не перегибай палку. А лучше расскажи, как у тебя дела по ограблению той старухи?..

Нет, она знала, что Гуннар врет. Приукрашивает факты, чтобы, как говорят русские, ей потрафить. В действительности ее потому поставили на дело № 480, что за рулем автобуса, некстати встретившего машину Цоя, был не кто иной, как Янис Фибикс, с которым у Эрики в ту пору складывались отношения. Отношения, правда, были так себе, хлипкие, одно название – Фибикс был знаменитым местным ловеласом, да к тому же еще и женатым, – а все же переживавшие за нее коллеги, включая того же Гуннара, вошли в ее положение и отправили на выручку возлюбленному именно ее. Кто, кроме влюбленного сердца, лучше справится с такой задачей? Вспомнив об этом, она почувствовала нечто вроде благодарности своему начальнику и, поднявшись из-за стола, начала рапортовать.

Вечером Эрика договорилась посидеть в местном прибрежном кафе с подругой – бывшим бухгалтером Тукумской полиции, Норой Райкуте. Нора была чуть старше ее, и уже года два как пребывала на заслуженном отдыхе по выслуге лет. Время от времени они встречались и обсуждали весьма непримечательную личную жизнь обеих. Правда, если у Эрики все было с этим совсем плохо вот уже больше 10 лет – с тех пор, как она рассталась с Фибиксом, – то у Норы время от времени возникали новые ухажеры, правда, не отличающиеся особым постоянством. На прошлой неделе подруга следователя отметила свой день рождения, а та не смогла к ней прийти. Вот и решили наверстать упущенное, в очередной раз не преминув перемыть кости здешним жителям.

–Сегодня Яниса видела, – после третьего коктейля, словно собравшись с духом, произнесла Нора. – Он ведь теперь местная звезда.

–Какого Яниса?

–Будто забыла?

Эрика подняла на подругу тяжелый взгляд.

–Не забыла, к сожалению. Но, убей Бог, не пойму, что я тогда в нем нашла? На что купилась? Ведь шофер, водитель простой с автобазы. Ни ума, ни фантазии. И вправду говорят, что у девушек в том возрасте ветер… повсюду…

От такого фривольного разговора Нора захохотала в голос:

–Ну это тебе виднее, что в нем такого было особенно выдающегося, что такая красотка как ты на него запала. Но я могу предположить, что, вероятно, размер мужского достоинства стал определяющим фактором…

–Что ты мелешь? – застеснялась было Эрика, но вдруг вспомнила, что разговор на интимные темы перевела сама, и осеклась.

–Ничего необычного. Перестань – в нашем возрасте говорить о таком уже не грешно. Просто я где-то читала недавно, что интеллект и половые способности мужчины находятся в обратно пропорциональной связи. Короче говоря, чем больше в одном месте, тем меньше в другом. И наоборот. Вот я и догадалась…

Что ж, догадалась Нора правильно. Именно потому что, как правильно подметила Эрика, в ту пору у нее повсюду гулял ветер, именно физиологические, а не личностные качества Фибикса определили ее выбор жизненного спутника пусть даже на непродолжительное время. Согласившись с точкой зрения приятельницы, Эрика только махнула рукой и уточнила:

–А что ты там говорила насчет звезды?

–А ты разве не слышала? Он же из России недавно вернулся. Интервью там центральному телеканалу давал касаемо того злосчастного ДТП и его роли во всем этом…

–О, Господи! – схватилась за голову Ашмане. – Представляю, что он там нанес…

–Ничего страшного. Обычная политическая конъюнктура. Что ему сказали, то под запись и повторил. Мол, ему изначально казалось странным, что его в выходной в 5 утра отправили в какую-то командировку, что Цой не показался ему спящим за рулем и прочие инсинуации – намеки на заказное убийство, чьим невольным соучастником стал наш Янис.

–Вот идиот! – все сокрушалась следователь. – Я ему навстречу пошла, закрыла глаза на сотни нестыковок в этом деле, доказала, что Цой и правда уснул тогда за рулем. Рискнула, можно сказать, служебным положением! А он вместо благодарности такую околесицу несет! Вот уж действительно права ты – мозг у этих, с позволения сказать, альфа-самцов, работает так себе…

Цой не нравился Эрике. Перемены, о которых пел русский певец, были ей чужды как потому, что ее блестящие перспективы на советской службе ей вполне себе импонировали, и менять их на призрачные посулы капиталистической демократии выросшая все же в социалистической стране Эрика не торопилась, так и потому, что она была латышка. Латыши, конечно, жаждали освобождения, но никак не за счет национальной самоидентификации русских, которые после развала Союза претендовали на первенство на территории постсоветского пространства. Партия научила русский народ щедро бросаться лживыми утверждениями про суверенитет, которым на 1/6 части суши и не пахло. И потому могло получиться, что освободившаяся и резко демократическая Россия запросто стала бы центром притяжения на территории бывшего СССР, а стремление Латвии к сближению с Европой опять было бы омрачено близостью и влиянием московского гегемона. Цой ведь пел по-русски. И обращался на этом языке к представителям всех 15 соединенных государств, как бы тонко намекая: мы здесь хозяева, а вы гости. И намек этот никому из представителей национальных меньшинств не нравился!.. Ну, и конечно, потому, что ей нравился Фибикс – а он по делу о смертельном ДТП рисковал стать главным обвиняемым.

–Значит, говоришь, он там рассказывал правду о том, как Цоя убили комитетчики, а он стал игрушкой в их руках? Что ж, старая сказка, – махнула рукой Ашмане.

–Старая, но актуальная, – воздела палец к небу Нора. – Читала про очередную волну самоубийств в России на фоне годовщины его смерти?

–Да уж, просветили. Завидую я им.

–Кому?

–Русским. Не скучно им жить. Хоть что-то каждый день из ряда вон выходящее, да происходит. А у нас – скучища…

–В этом ты права, подруга, – протянула Нора, заказывая очередной коктейль.

Через час они разошлись. С возрастом Эрика все чаще замечала, что ей становится не о чем говорить со вчерашними приятелями и приятельницами, что они взаимно становятся не интересны друг другу. Признаться, она сегодня и не хотела встречаться с Норой, сказавшись больной или еще по какой причине. Просто после душного дня предложение посидеть под небольшим дождиком в приморском кафе сыграло свою роль, хотя никакой надежды на более или менее интересный вечер не было и в помине. Первый хмель пьяных пляжных коктейлей еще как-то скрасил ненадолго вечер двух «заклятых» подруг, но очень скоро только усилил взаимную скуку. Нора, видя, что приятельница начинает зевать, быстро подцепила какого-то скучающего ловеласа за соседним столиком – это было ее любимое времяпрепровождение – и оставила Эрику. А та, выпив еще немного, собралась домой…

Дождь усиливался и как будто не хотел ее отпускать. Море, уставшее от дневного штиля и духоты, разбушевалось. Благо, до дома ей было недалеко – от моря квартала два. Она в считанные минуты преодолела километровое расстояние, успев промокнуть и протрезветь.

«Теперь точно спать будет легко и приятно, – подумала она, остановившись у подъезда и судорожно ища ключи на дне сумки, как вдруг увидела чуть поодаль приближающийся к ней знакомый до боли силуэт из прошлого с сигаретой в зубах. – Нет, этот проклятый день не мог кончиться просто так. Как тогда, 15 лет назад, в этот день море так же бушует и, как это обычно бывает, шторм несет на берег всякую гадость. И какого только черта он сюда приперся?».

–Ты зачем..? – только и успела произнести она, когда знакомый незнакомец шагнул из тени ей навстречу и горячо поцеловал в губы. А уже несколько минут спустя ее квартира напоминала неспокойный берег внезапно разволновавшегося моря. Все летало, страсть кипела, было не до слов и не до разума. Людей, которых не связывало ничего, но которые много лет назад обманывали себя обратным, вдруг опять соединила похоть, так часто обманывающая даже самых разумных из нас ложным чувством любви…

Благо (или нет), длится обман недолго. Когда первый порыв страсти утих, и любовники в крайне неудобной позе расположились на ковре в спальне, затянувшись принесенными Фибиксом с собой дешевыми сигаретами, Эрика спросила:

–И зачем ты снова явился?