КГБ против СССР

«Общественная помощница органов» (так именуется она в документах), девушка по имени Мухаббат Ахметова, знакомится с парикмахершей, входит к ней в доверие и просит оказать небольшую услугу: у себя в парикмахерской продать по повышенной цене принадлежащие ей, Ахметовой, десять отрезов ткани хан– атлас. На самом деле эти отрезы специально для готовящейся операции приобретены работником МВД за казенный счет. «Покупательницы» – тоже люди МВД. Ничего не подозревая, парикмахерша соглашается. В нужный момент в парикмахерскую врываются милиционеры и с поличным задерживают «спекулянтку» Н.

Впрочем, спекуляции организаторам мероприятия показалось мало. «Общественная помощница органов» подбрасывает в квартиру Н. еще и наркотик, анашу. После обыска у нее в квартире, Н. привозят в МВД и требуют, чтобы она во всем созналась. Н. плачет, уверяет, что отрезы не ее и никакой анаши у нее никогда не было. Ее уводят в подвал. Назавтра все началось сначала. И так постоянно, каждый день. Несколько месяцев ее держат в одиночке, бросают в карцер. Яхъяев лично вызывает ее и угрожает расправой. Ее обещают сгноить в женской колонии. Она пишет заявления, однако все они тут же, при ней уничтожаются. Дома у нее остались престарелая мать и маленький ребенок…

Но, пожалуй, всего сильнее впечатляет история Веры П. Появилась она у Яхъяева осенью 1974 года. Он устроил ее на работу в МВД, дал квартиру, дарил книги своих стихов с нежными надписями (как и его друг Рашидов, он обладал недюжинными литературными способностями, чего скрывать). А потом остыл. Из МВД ее уволили. Вера же продолжала искать встречи с Яхъяевым, хотела с ним объясниться. Ее приятель, работник телефонной связи МВД (слаб человек), дал ей домашний телефон министра.

На следующий день, ближе к ночи, телефониста доставили к Яхъяеву. Министр допрашивал его до утра. Бил по лицу, грозил уничтожить.

Утром телефонист получил ответственное задание: созвониться с Верой, назначить ей свидание и вступить в половую связь.

Детали этой захватывающей операции надо знать. В комнате телефониста работники оперативно– технического отдела установили микрофон. И в тот час, когда он договорился встретиться с Верой, бригада выехала на спецмашине с соответствующими средствами. Вместе с ней прибыл и фотограф с аппаратурой, снабженной рацией, по которой он должен был получить сигнал. В соответствующий момент фотограф ворвался в комнату и произвел съемку.

Эти непотребные фотографии тоже были приобщены к делу о злоупотреблениях Яхъяева, которое вел прокурор А. В. Бутурлин.

Собранные здесь документы подробно описывают, как люди Яхъяева отправили Веру П. в психиатрическую больницу. Объявить ее сумасшедшей удалось не сразу, сперва врачи признали П. совершенно здоровой. Яхъяев занервничал. Продиктовал своему заместителю характеристику на бывшую сотрудницу министерства. «Гражданка П., – говорилось в бумаге, – угрожала, что обратится к представителю ООН или в посольство одной из западных держав, добьется, чтобы было напечатано в иностранной прессе…» Врачи сдались. После двухмесячного пребывания в психушке в истории болезни П. появилась запись: «Больная начала прибавлять в весе, стала заторможенной, пассивной, вялой… Перестала интересоваться окружающим, не смотрит телепередачи, не общается с больными…» Из больницы ее выписали с диагнозом: «Шизофрения непрерывная, параноидальный синдром. В связи с тем, что больная представляет социальную опасность, взять на учет…» Теперь эта женщина Яхъяеву была уже не опасна.

Бригада Бутурлина работала в Ташкенте несколько месяцев. Цепочка расследования убийства Ибраимова заводила очень далеко. Страшная открывалась картина. Людей среди ночи доставляли к министру на допрос. Без суда и следствия неделями держали в тюремной камере. Провокации следовали одна за другой.

Однако довести расследование до конца Бутурлин не смог. Первый секретарь ЦК Узбекистана Рашидов обратился в Москву, и бригаду Бутурлина отозвали. Ему приказали дело о злодеяниях Яхъяева сдать в архив…[8 - Борин А.Б. Проскочившее поколение. – М., Аграф, 2006 г., ISBN: 5– 7784– 0239– 2]

И, если дело Яхъяева пролежит в архиве еще пять лет – до того момента, как им «заинтересуются» в рамках куда более масштабного, «Хлопкового» дела, то дело об ограблении вдовы писателя Алексея Толстого, Людмилы Ильиничны, только начинает набирать обороты. У нее пропало великое множество драгоценностей, в числе которых «Королевская лилия», полученная писателем за участие в работе т.н. «комиссии Бурденко». Что же это была за комиссия и чем она в действительности занималась? Ответ на этот вопрос открывает перед читателем прописную истину: на людском несчастье своего счастья не построишь…

3 марта 1940 года народный комиссар внутренних дел Л. П. Берия предложил Политбюро ЦК ВКП(б):

«В лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в настоящее время содержится большое количество бывших офицеров польской армии, бывших работников польской полиции и разведывательных органов, членов польских националистических контрреволюционных партий, участников вскрытых контрреволюционных повстанческих организаций, перебежчиков и др. Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю.

<…>

В лагерях для военнопленных содержится всего (не считая солдат и унтер– офицерского состава) 14 736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков, по национальности свыше 97 % – поляки.

<…>

Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым:

<…>

Дела о находящихся в лагерях военнопленных – 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков, а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков – рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела».[9 - Вопросы истории", 1993, № 1, стр. 7—22]

5 марта было принято соответствующее решение Политбюро:

«Дела <…> рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела. Рассмотрение дела провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения. <…> Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку, в составе т. т. В. Е. Меркулова, Б. Кобулова и Баштакова (начальник 1– го спецотдела НКВД СССР)».

Казни длились с начала апреля до середины мая 1940 года в рамках «Операции по разгрузке лагерей».[10 - Н. С. Лебедева. Четвёртый раздел Польши и катынская трагедия.– М.: РГГУ, 1996. – «Другая война. 1939—1945» с. 237—295][11 - И. С. Яжборовская, А. Ю. Яблоков, B.C. Парсаданова. Катынский синдром в советско– польских и российско– польских отношениях.– М., РОССПЭН, 2001. ISBN 5– 8243– 0197– 2]

По данным, указанным в записке председателя КГБ А. Н. Шелепина (1959 год), всего было расстреляно 21 857 человек, из них в Катыни 4 421 человек, в Харькове 3 820 человек, в Калинине 6 311 человек и 7 305 человек в лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии, а всего 21 857 человек.

Среди казнённых были как кадровые офицеры (в том числе Якуб Вайда, отец известного кинорежиссёра Анджея Вайды), так и офицеры военного времени – мобилизованные адвокаты, журналисты, инженеры, учителя, врачи и т.д.,[12 - Уинстон Черчилль Вторая мировая война Том 3. Часть 42 В шести томах. Книга вторая. Том 3—4. «Военное издательство», 1991 ISBN 5– 203– 00706– 3] включая университетских профессоров, которых только в Козельском лагере находилось 20 человек.[13 - Семиряга М. И. Глава «Преступление в Катыни» из книги Тайны сталинской дипломатии 1939—1941 М.: Высшая школа, 1992 год.]

Чудовищное преступление Советской власти было не единственным, обагрившим руки ее верхушки. Для Сталина и его клики это было привычное дело – убивать десятки и сотни тысяч просто так, от нечего делать. Однако, тот факт, что немцы в 1943 году захватили Смоленщину и обнаружили там все эти трупы, мог сыграть не на руку Сталину в вопросах открытия второго фронта. Поэтому, после освобождения Смоленщины, туда была отправлена эта «комиссия Бурденко», включавшая в себя и писателя Толстого, которая быстренько установила, что НКВД тут ни причем, и только вермахтовский и гестаповский следы просматриваются в истории с этим бесчеловечным убийством. Беспрецедентная ложь вскрылась спустя время после смерти всех членов комиссии, которые, по всей видимости, так никогда и не ответили за сокрытие этих чудовищных злодеяний. Что же касается персонально Алексея Толстого, то возмездие нашло не его, а его вдову, трепетно сохранившую для потомков подарок всесильного Абакумова за участие мужа в работе «комиссии Бурденко» – «Королевскую лилию»…

Доктор Сигурд Йоханссон,

профессор истории Университета Осло

Глава четвертая

01 декабря 1980 года, Москва

Стук в дверь квартиры раздался около 14 часов 30 минут, когда престарелая хозяйка вместе со своей домработницей только что пообедали. Согласно давно установившемуся в доме порядку вещей, после обеда хозяйка ложилась отдыхать, а домработница отправлялась либо за покупками – если на нее была возложена обязанность в этот вечер приготовить ужин, – либо, – если он уже был готов, – возвращалась домой, с тем, чтобы утром прийти и приступить к своей повседневной работе. Вот уже 20 лет, в течение которых Людмила Ильинична пользовалась услугами своей давней знакомой, соседки по даче Клавдии Нифонтовой, подвизавшейся помогать ей по хозяйству, этот уклад был для обитательниц квартиры на Малой Спиридоновке незыблем. Все было бы по– прежнему и сегодня, если бы Людмила Ильинична вдруг не почувствовала себя нехорошо, и Клаше, как ласково звала ее хозяйка, не пришлось остаться, чтобы помыть посуду – чистоту любил еще покойный муж Людмилы Ильиничны, а графские порядки здесь нарушать не принято было и после его смерти; ни о какой грязной посуде не могло быть и речи. Людмила Ильинична накануне посетила какой– то важный прием в Доме литераторов, и, наверное, несколько бокалов вина, что она позволила себе выпить по торжественному случаю, обеспечили ей на следующий день скачок давления. Немного перекусив, она приняла лекарство и легла, а Клаша задержалась на кухне, когда в дверь постучали.

Домработница подошла к двери, и спустя время из коридора в комнату полетел ее голос:

– Люда, тут милиция! – домработница была младше Людмилы Ильиничны лет на десять всего, да и знала ее с молодых ногтей, что позволяло обеим обращаться друг к другу на «ты».

– Какая милиция? Зачем? Я никого не вызывала…

Дальше слышался только глухой голос из– за двери, который сообщил, что, дескать, их соседей снизу заливает. Домработница отвечала, что не понимает, какая связь между милицией и заливом квартиры, но клялась, что протечки в ванной у них нет и все в порядке. Глухой, едва различимый в комнате голос снова что– то неразборчиво ответил ей. Хозяйка насторожилась и села на кровати, когда домработница с круглыми глазами влетела в ее комнату.

– Сказали, что там труп…

– Где труп?

– Внизу, под нами.

– У Скоробогатовых? С ума можно сойти… Ну а мы– то тут причем?

– Не знаю, сказали, что от нас льет, и они место преступления осмотреть не могут. С ними еще какой– то человек, сантехник, наверное. Просят пустить, чтобы, значит, устранить течь…

– Ну пусти. Пусть пройдут и убедятся, что у нас все в порядке. Может, в стене труба лопнула или еще что…

Толстая снова легла, когда услышала звук закрывающейся входной двери и голоса в прихожей.

– Вы одна дома?

– Нет, хозяйка еще.

– Какая хозяйка?

– Толстая Людмила Ильинична. Это ее квартира. Я тут только домработница.

Молодой черноглазый милиционер с колоритными украинскими чертами лица и характерным же одесским говором – представители этой национальности Клавдии были хорошо знакомы – недовольно глянул на сантехника. Тот пожал плечами, ничего ему не ответив. Милиционер кивнул ему на открытую дверь в ванной, он сразу прошмыгнул туда, а двое в форме и Клавдия вошли в комнату хозяйки.

– Простите ради Бога, вы ничего такого странного сегодня или вчера снизу не слышали?

– Нет… А что случилось? – голова у Толстой раскалывалась, видно было, что ей тяжело отвечать на вопросы.

– Видите ли, мы там обнаружили нечто неудобоприятное, как говорили в прежние времена…

– Да, Клаша сказала, что…