КГБ против СССР. Книга вторая

– На пятый этаж?!

Та только развела руками:

– Вы следователь. Что могла и знала, я рассказала. Дальше ваша работа.

– Да, вы правы.

На улице стоял легкий морозец. Колесниченко вышел на улицу, перешел через дорогу от дома, уселся на скамейку в парке и закурил.

«Интересно получается. Опять Брежнева. Сомнений в ее причастности к ограблению Толстой у меня никогда не было, но то, что она пойдет на „мокрое дело“ для меня, конечно, откровение… – он повернул голову правее и увидел угловой дом, стоящий через две постройки от дома Федоровой. Это был дом правительства, тут жили и Брежнев, когда бывал в Москве, и Щелоков, и Андропов. Символична была близость этого дома к тому месту, где кровавый след оставили бриллианты, которые так любила дочь главного партийного функционера. – И о совпадении тут сложно говорить, слишком уж обстоятельства дел схожи. Значит, у Федоровой в квартире хранилось нечто, что привлекло внимание первой леди почище, чем „королевская лилия“ красного графа. Его вдову Галина Леонидовна пожалела – почему же подруга, Федорова, пала жертвой „желтого дьявола“, овладевшего дочерью Генсека? Или все-таки Честертон прав? Все-таки может замылиться глаз у консьержки, которая, как правильно подметил Сельянов, ежедневно десятки и сотни граждан через себя пропускает, и не заметит она человека в просто сером костюме… – Логика мышления следователя заставила его самого улыбнуться. – А кто у нас, как известно, всегда серые костюмы носит? КГБ. Ладно, так черт знает до чего додуматься можно. Но версию о причастности Брежневой все же проверим. Особенно, если по ходу следствия еще где проявится – все-таки двух совпадений в рамках одного дела быть не может…»

Совпадение, которого так ждал Колесниченко, вскоре случилось. Когда в конце дня он пришел к Генеральному прокурору Союза Рекункову, тот с порога вывалил ему сногсшибательные новости.

– Ну как, удалось что-нибудь откопать?

– Да вы что, Александр Михайлович?! В первый же день результатов ждете от такого-то преступления?!

– От какого?

– От связанного с бриллиантами. Вы ведь работали заместителем прокурора, когда мы год назад расследовали ограбление квартиры Толстой. Быстро мы тогда чего-то добились? Да и вообще, добились ли?

– Ну все-таки какие-то результаты да были…

– Да, но и обстоятельства дел разнились. Здесь все-таки труп, пропажа бриллиантов, в то время, как денежные средства остались нетронутыми. Дело носит весьма специфичный характер…

– Я понимаю, Владимир Иванович, и вас не тороплю. Но и вы меня поймите – я здесь человек новый, и мне с порога ругаться со Щелоковым тоже не очень улыбается.

– А зачем вам с ним ругаться? – недоуменно спросил Колесниченко.

– Мне звонил Чурбанов и настойчиво требовал отчитываться перед ним о результатах следствия. Как только что-нибудь проявится более или менее четкое, имейте это, пожалуйста, в виду, и докладывайте мне.

– Как скажете, только… что-то странное получается – Генеральный прокурор будет докладывать заместителю министра, за законностью действий которого должен надзирать?

Рекунков улыбнулся и посмотрел в глаза следователю:

– Владимир Иванович, вы ведь не первый год здесь работаете…

– Конечно. Все сделаю, как вы приказываете!

Поняв, что спорить с человеком, менее решительным, чем его покойный слабовольный предшественник, бесполезно, Колесниченко опрометью бросился к Андропову.

– Опять след Брежневой! – с пеной у рта доказывал он председателю КГБ, который спокойно и невозмутимо слушал его, внимая каждому слову. – Интерес Чурбанова понятен – если мы прихватим женушку, то еще неизвестно, как отнесется к этому Генсек, и останется ли сам он при генеральских погонах?! Но пойти у него на поводу сейчас – это не только поставить навсегда крест на расследовании ограбления Толстой и убийства Федоровой, но и упустить стратегически важные для страны бриллианты, что наверняка были украдены из квартиры! Где они сейчас? Не факт, что уже не за кордоном!

– Факт, – спокойно ответил Андропов.

– Что?!

– Что слышал. Федорова нужна была Брежневой именно для того, чтобы вывозить скупаемые ей по всей стране бриллианты за рубеж.

– А иначе она никак не могла это сделать?

– Могла, и, по нашим сведениям, даже делала. Иногда ей удавалось договориться с пограничниками, с сотрудниками ОВИРа, даже с некоторыми нашими сотрудниками – согласись, что сложно отказать дочери Генсека? Но очень скоро этот канал закрылся, да и делиться с нечистыми на руку чиновниками она не горела желанием. А здесь – такая прекрасная мадам, которая так часто выезжает за границу без каких-либо проволочек…

– Кстати, почему? Почему, когда выехать даже в дружественную республику из числа членов ОВД, для обычного человека – целая проблема, – Федорова так беззастенчиво и спокойно покидала пределы СССР?

– Чтобы ответить на этот вопрос, надо понимать, куда и к кому она ездила. Адмирал Тэйт, отец ее дочери, занимает не последнюю позицию в высшем руководстве Пентагона, а нам, в условиях и без того накалившихся отношений между двумя сверхдержавами, лишний раз нагнетать тоже… Так что, пока он был жив, мы выездам не препятствовали. Мы бы и дальше не препятствовали, учитывая, что у нее дочь там на ПМЖ осталась. Но, сам понимаешь, поступающие сведения не позволяли дальше идти у нее на поводу. Да и дочурка дала жару.

– А что случилось?

– Выпустила в США книгу воспоминаний под названием «Дочь адмирала», в которой с весьма антисоветских позиций расценила тюремное заключение матери. Понятное дело, мы не можем закрывать глаза на собственные недостатки, к числу которых, разумеется, относятся перегибы культа личности. Но и вот так, как она, огульно и слепо обвинять весь русский народ и всю страну в этом как-то…

– Если все так, как вы говорите, не вполне понятно, зачем Брежневой избавляться от своего главного перевозчика?

– А это отдельная история. Она на днях опять в США собиралась, а наши спецы выезд закрыли. Так она давай пороги обивать так, что треск отдавался аж в моем кабинете. И, во время очередного своего посещения, пригрозила в этих самых стенах тем, что насовсем покинет Союз. Сам понимаешь, у Чурбанова и Брежневой запросто могут быть здесь свои уши, так что, видимо, поняв, что канал закрывается раз и навсегда, а Зоя Алексеевна может покинуть пределы Союза с ее «кровно нажитыми» ценностями, Галина Леонидовна и решила перейти Рубикон.

– Да, страшно. Сколько лет работаю в органах, а все никак не могу понять, как в руках ее самой и таких, как она, сосредотачивались стратегические богатства, с которых правоохранительные органы глаз не спускают?

– Как, говоришь? Да очень просто. За всеми не уследишь, а между тем разными путями в СССР стекается ежедневно великое множество неучтенных драгоценностей – моряки везут, торгпреды, сотрудники МИДа, недалеко ушедшего от насквозь прогнившего МВД. У кого-то от предков что-то осталось, а сдавать государству означает обкрадывать себя. И потому во всех странах Союза, во всех областях и республиках идут подпольные скупки. В интересах жен и дочерей высшей партийной верхушки, включая ту же Брежневу, ту же Щелокову, ту же Мжаванадзе – жену бывшего первого секретаря ЦК КП Грузии, – скупается золотишко, бриллианты, платина, серебро. Потом руководство местных горкомов и обкомов, чтобы подняться по служебной лестнице, да и денег на посредничестве подзаработать, перепродает это вот этим вот сиятельным гражданкам, каждая из которых, по сути, неприкосновенна. Но вот тут стоит вопрос – что с этим массивом дальше делать? И тут на помощь приходят те лица, которые, в силу тех или иных обстоятельств, могут свободно выезжать за рубеж. Там они продают эти ценности за валюту, на нее сразу покупают вещи, «шмотки», как у них принято выражаться, которые свободно и в большом количестве ввозят на территорию Союза, обменивая здесь на рубли. А какая-то часть валюты остается на их приватных счетах в западных банках, открытых инкогнито, без имени.

– Зачем?

– На случай «вынужденного отъезда».

– Почему же вы изначально не поставили меня в курс дела относительно этого?

– Относительно чего? Того, что Брежнева причастна к незаконному обороту бриллиантов? Ты и так об этом знаешь. А что толку-то? Доказательств прямых и достоверных, позволяющих перед Леонидом Ильичом открыто обвинить ее во всех совершенных ею преступлениях, мы все равно не добыли, а обвинять бездоказательно сам знаешь, чем чревато…

– Так и не добудем, пока Чурбанову на горло не наступим и не получим тем самым право вести непредвзятое и открытое следствие!

– Наступим, обещаю. Действуй. Видишь ли, ограбление ограблением, а вот убийство заслуженной артистки – это уже серьезная заявка. Если сейчас их не остановить, неизвестно еще, что дальше будет. Так что на этот раз, думаю, мы тебе прикрытие сможем достойное обеспечить.

13 декабря, Александровский сад, 21 час 00 мин.

Страсть к красивым и дорогим автомобилям, по всей видимости, передалась Галине Леонидовне от папы. Несмотря на свою пагубную любовь к алкоголю, она практически ни одного дня не проводила вне руля шикарной иномарки. Вот и сегодня на встречу с Кеворковым в самом центре Москвы приехала так, что редкий постовой бы ее не заметил – и по машине, и по нечеткому стилю вождения. Просто, если обычно он был обусловлен обильным возлиянием, то сегодня руки первой леди Союза дрожали от волнения.

Разведчик сел в ее машину, держа в руках откупоренную бутылку виски. По нему было видно, что он немного выпил в ожидании ее, что не могло воодушевить Галину Леонидовну.

– Ты чего? – сходу заорала она. – У нас разговор серьезный, а ты натрескался?!

– Да и от тебя тоже пахнет…

– Скажешь тоже, пахнет. На нервах вся, не знаю, куда деваться.

– Из-за чего?

– Ты про Федорову слышал?

– А то. Жалеешь, что пропали вместе с ее цацками и твои тоже?